Кремль медлит с назначением министра внутренних дел Ингушетии. «Крупнозвездный» милицейский генерал Аркадий Еделев, отправленный присматривать за работой ведомства, вряд ли останется там надолго: ему, напомню, прочат гораздо более высокие посты, включая полпредский. Кто в итоге возглавит ведомство, руководитель которого Руслан Мейриев был отстранен от должности после назрановского теракта, – вопрос вовсе не технический.
В послесталинское время в «национальных» союзных и автономных республиках СССР обычно соблюдалась такая схема: второй секретарь республиканского партийного комитета – присланный из центра, а вот первый – обязательно местный, «национал». Единственной, по крайней мере, на Кавказе, республикой, где это правило не действовало, была Чечено-Ингушетия. Чеченцы и ингуши вернулись из сталинской депортации в 1957 году, однако стать первым лицом в автономии их представитель смог только в горбачевские времена (это был Доку Завгаев, тот самый, которого потом, уже в разгар первой чеченской войны, неудачно двигали в главы Чечни, а затем отправили охотиться на слонов в ранге посла РФ в Танзании). Отсутствие «своего» первого секретаря воспринималось крайне болезненно, даже считалось свидетельством неполной реабилитации народа, обвинявшегося в пособничестве Гитлеру.
Мне уже приходилось писать, что на сегодняшнем Кавказе руководитель республиканского МВД по полномочиям и статусу близок к главе региона. И замена министра на «привозного», безусловно, станет событием не менее знаковым, чем в советское время – присылка первого секретаря из Москвы.
Но сложность в том, что ингушская милиция, действительно, пока довольно слаба, и найти в ней руководителя, сколько-нибудь адекватного сегодняшним задачам, сложно – так уж сложилось. Главой ингушского МВД успели побывать и братья местных олигархов, и просто какие-то невнятные фигуры. Показательный момент: когда в конце 1990-х в Ингушетии стали создаваться неформальные группы силовиков для освобождения заложников-ингушей, похищенных ради выкупа бандитами из Чечни, в этих группах было очень мало сотрудников милиции. Были там прокурорские (например, будущий оппозиционер Магомед Евлоев, в ту пору самый молодой в России заместитель прокурора), были представители межрегиональный силовых структур, – но почти не было местных МВДшников. А в первой половине 2000-х, когда в Ингушетии то и дело говорили о похищениях людей уже самими работниками силовых структур, в причастности к этому население опять же чаще называло спецподразделения, местному МВД не подчинявшиеся. Видимо, потенциал «своих» милицейских начальников жители республики оценивали трезво: потолком их оперативной деятельности стало скандальное задержание того же Евлоева на виду у всей республики с последующей его якобы случайной гибелью.
Сравнивая нынешнее состояние МВД Ингушетии и Чечни, легко понять, почему в Чечне это ведомство гораздо сильнее: в его состав влились многие хорошо слаженные боевые группы, еще во время войны неформально работавшие под началом Кадыровых. В Ингушетии такого «спецконтингента», в общем-то, нет.
Кстати, «кадыровизация» Ингушетии – еще один путь действий, если два других – с местным министром и с министром «из Центра» – будут забракованы. Но и этот путь уже был признан невозможным, по крайней мере, президентом Ингушетии.
