Уже скоро исполнится месяц, как вся страна говорит о террористических актах. Борьбу с терроризмом обсуждают президент и премьер-министр, политики, политологи, аналитики, журналисты, руководители и сотрудники спецслужб с намеренно искаженными на экранах лицами. Когда едешь в метро, то на каждой станции слышишь голос машиниста, который предупреждает об оставленных в вагоне подозрительных предметах. Впечатление такое, что ни один из терактов, случавшихся в России прежде, не имел подобного продолжительного информационного резонанса, как взрыв в аэропорту «Домодедово», и в мощном новостном напоре последнего времени чувствуется или политическая воля, или социальный заказ
Однако даже если это осознанное воздействие действительно необходимо для того, чтобы терроризм победить, сделав население более бдительным и организованным, то очевидно, что у этой тактики есть своя оборотная сторона. Потрясший Москву за последние недели шквал звонков с ложными угрозами, сообщения о якобы заложенных бомбах на вокзалах, станциях метро и в крупных магазинах есть во многом результат информационного воздействия на людей с не очень устойчивой психикой, но с богатым воображением. Тех, кому и хочется, и страшно о терактах знать.
И какие бы штрафы или даже в перспективе тюремные сроки, покуда законодательством не предусмотренные, им ни грозили, число этих несчастных шалунов не уменьшается. А если к ним прибавить обыкновенную шпану, скучающих подростков, наркоманов, психопатов да просто тех, кому нечего делать и охота поприкалываться, то никакой гарантии, что завтра у нас не будут «заложены бомбы» на всех вокзалах, в аэропортах, школах, детских садах и самой востребованной профессией не станет профессия кинолога, а повседневная жизнь не будет парализована, нет, что в сущности и является целью тех людей, кого с высоких трибун зовут подонками и призывают мочить в сортире.
Современный терроризм и СМИ связаны между собой. Не будь такой власти вторых, не было бы в таких масштабах и первого. В отличие от ситуации столетней давности, когда целью политических террористов были конкретные государственные деятели и теракт мог быть отменен ради того, чтобы не пострадали невиновные люди, сегодня дело обстоит совсем иначе. Первые лица, как правило, надежно защищены, и организаторы терактов заинтересованы в двух вещах: в том, чтобы как можно больше людей погибло, и в том, чтобы все об этом знали и постоянно думали. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно.
То обстоятельство, что теракт моментально становится и в течение длительного времени остается новостью номер один и с него начинаются информационные выпуски, что бессчетное количество раз крутятся мутные видеоролики с места взрыва, за которыми охотятся телевизионные каналы, спеша друг друга обогнать, берутся эксклюзивные интервью и муссируются самые фантастические слухи, — все это служит очень сильным провокативным фактором и для тех, кто злодеяния реально организует, и для тех, кому охота в игры с заложенными бомбами поиграть, проверив органы безопасности «на бдительность».
Диагноз информационной переизбыточности и зрелищности ничем не лучше того информационного дефицита и цензурного всевластия, от которого общество страдало в советское время. Мы все больше становимся заложниками в мире, где новости стали не просто чьей-то профессией, но товаром, и чем они острее и злее, тем дороже стоят и ходче в дело идут. В сущности, мы столкнулись с инвариантом того безумного мира с его раздвоенным сознанием, с той антиутопией, в которую превращается наша, по-прежнему мало оборудованная для веселья планета, с образом того будущего, а для нас настоящего, которое не могло быть предугадано ни Замятиным, ни Оруэллом, ни Хаксли.
С терроризмом надо профессионально и жестко бороться, и одним из способов этой борьбы должны быть меры по минимизации потерь, в том числе косвенных. Общество призвано проводить тщательно продуманную информационную политику, исходя не из законов современных средств массовой информации, а из инстинкта самосохранения. Вопрос в том, остался ли в нас этот инстинкт.
