Гражданский взгляд на взаимоотношения церкви и государства
Наши читатели обращают внимание на появившуюся в эти дни в «Свободной прессе» довольно острую беседу на ту же тему. Обозреватель «СП» ведет разговор с политологом Станиславом БЕЛКОВСКИМ:
— Множество скандалов вокруг Московской патриархии — это политическая история или совпадение?
— Конечно, первое. Патриархия хотела ввязаться в политику, и она ввязалась в нее. Это связано с активной политической и социальной позицией предстоятеля РПЦ МП патриарха Кирилла. С самых первых дней своего пребывания на патриаршем престоле он заявил, что церковь должна выйти за пределы «социального гетто» и стать участником всех политических и социальных процессов в России.
Ясно, что подобная активная позиция вызывает и активное противодействие со стороны самых разных социальных корпораций. И сегодня становится очевидным, что влияние РПЦ, а главное, возможности расширения этого влияния в российском обществе были сильно преувеличены.
— Почему же?
— Так называемая «православная миссия» не только не привела к резкому увеличению паствы РПЦ МП, но и вызвала агрессивное неприятие в целом ряде сред, а также и среди некоторых представителей существующей паствы, церковных субкультур. В частности, среди церковных либералов, для которых неприемлем явный антиинтеллектуалистский пафос этой так называемой миссии, и консерваторов — тех, напротив, не устраивает слишком вольное обращение православных миссионеров нового призыва с канонами.
Церковь именно в силу своей активизации оказалась, на мой взгляд, в непростом положении. И в это положение она поставила себя сама.
— Почему наши иерархи не поступили так, как это делают в случае скандала их западные коллеги, которые выступают лично по телевидению, приносят извинения?
— Надо сказать, что и западные коллеги далеко не всегда стремятся к полному расследованию такого рода проблем и правонарушений. Недавно и Папа Римский Бенедикт XVI подвергался критике в Европе за попытку церкви скрыть ряд случаев педофилии у епископов. Поэтому здесь, я думаю, проблема общая для Римско-католической церкви и Русской православной церкви Московского патриархата.
Но тут важно понимать, что в самой церкви среди прихожан МП нет идеологического единства на тему, что хорошо, а что плохо. Есть значительная часть паствы, которая к Боголюбовской проблеме относится совсем не так, как патриархия. И патриархия не может резко противопоставить себя этой части паствы — это тоже надо иметь в виду.
— Одновременно с церковными скандалами появился манифест Никиты Михалкова…
— Михалковский манифест не имеет никакого отношения к церкви. Равно как и сам Михалков. Скорее Михалков может считаться альтернативой патриарху Кириллу в качестве лидера российского неоконсерватизма. И в этом смысле он скорее представляет для патриарха угрозу, чем является его союзником.
Кроме того, за выступлением Михалкова стоит администрация президента России, которой нужен именно такой оппонент модернизации — абсолютно управляемый.
Обращаю ваше внимание, что незадолго до опубликования манифеста именно Медведев поздравлял режиссера с юбилеем, а само торжество происходило на канонической медведевской территории — в ГУМе, принадлежащем бизнесмену медведевского круга Куснировичу. Это значит, что как минимум Михалков координирует свою деятельность не с кем-нибудь, а с Медведевым и его окружением.
— Можно ли говорить о некоем консервативном фронте вокруг Путина?
— Этот фронт создается искусственно. Кремлю важно показать, что есть модернизатор Медведев, а есть ретроград Путин — носитель всего консервативного, отжившего. И в этом смысле Михалков, Кирилл — своего рода спойлеры, показывающие, что на премьере свет клином не сошелся. Хотя, конечно, Медведев постарается позиционировать Путина как воплощение архаики, ценностей вчерашнего дня… Поэтому Михалков, на мой взгляд, ведет согласованную с Кремлем игру.
— Хорошо, а как тогда быть со скандалами о церковных ценностях?
— Реституция церковных ценностей не имеет отношения к политике. Этот вопрос тянется долгое время. Кирилл объявил одной из важнейших своих задач добиться реституции церковного имущества. Следующим этапом, видимо, станет получение государственного гранта на его восстановление и обслуживание.
— То есть РПЦ наращивает свою материальную базу — возможно, для того, чтобы в будущем занять независимую позицию…
— Да. Но ясно, что с точки зрения своего влияния в обществе церковь скорее теряет, чем находит в результате подобных мер. Реституция церковного имущества вызывает множество протестов — даже со стороны тех людей, которые контролируют это имущество со стороны интеллигенции, музейных работников, людей искусства. Церковь занимается материальным стяжательством, но не расширяет поле своего социального и политического влияния.
— Если бы вы были Святейшим, как бы вы гасили скандал с Боголюбовым?
— Ну, во-первых, я не Святейший и никогда им не буду. А во-вторых, ответ на такой вопрос занял бы целую диссертацию, а вкратце ответить здесь затруднительно…
— Но, может быть, все же попробовать?
— Церковь вообще находится в сложном положении. На протяжении последних 300 лет она выдержала два раунда гонений. Первый — со стороны империи, эти гонения начались при Петре I и к 1917 году во многом обескровили российское православие. Второй раунд — большевистские гонения. Церковь только-только начала выползать из-под обломков и руин в 80-х годах, в эпоху перестройки. Тогда многие люди искали в ней альтернативу дискредитировавшему себя коммунизму.
Но в последние годы этот процесс идет в обратную сторону. Теперь в церкви не видят идеологической альтернативы, а главное — не видят той святости, которая ощущалась в позднесоветские годы. Очень важен сейчас вопрос не резкой социальной активизации, а вопрос морального внутреннего очищения. Превращения в моральную альтернативу существующему имперскому государству.
Так или иначе нужна сепарация церкви от государства. А не расширение объятий. Церковь должна увеличить дистанцию с государством, к чему патриархия, кажется, совершенно не готова.
Если спросить меня, как наблюдателя или прихожанина, я предпочел бы, чтобы РПЦ стала альтернативой государству, а не частью государственной машины, к чему она в данный момент предельно — и самоубийственно — близится.
