Нападение на корреспондента газеты «КоммерсантЪ» Олега Кашина, совершенное в ночь на 6 ноября, наделало много шума, затмив собой преступление, на мой взгляд, куда более страшное и совершенно запредельное по своей жестокости. Я имею в виду убийство двенадцати человек, в том числе четырех детей, в станице Кущевская Краснодарского края, случившееся сутками раньше – 5 ноября. На сегодняшний день, по данным следствия, задержано четверо подозреваемых, двое из которых – несовершеннолетние. Причем одному – всего шестнадцать лет.
Узнав об этом, я вспомнил примечательную сценку, невольным свидетелем которой стал во дворе своего дома: спорили два хорошо одетых мальчугана лет десяти-двенадцати. Диспут сопровождался сочным потоком «фени», которая сделала бы честь матерому рецидивисту. Препирались же мальчишки о том, кто из них сегодня будет … киллером. Каждый хотел, чтобы эта «почетная» роль досталась именно ему.
Обратите внимание: если с телеэкрана звучит фраза «работал профессионал», то в девяносто девяти случаях из ста она относится не к врачу или инженеру, а именно к киллеру. Вот и получается, что лишь он у нас в стране настоящий профессионал, то есть специалист, выполняющий свою работу быстро, качественно и в срок. Причем специалист, в отличие от тех же врачей и инженеров, высокооплачиваемый. Так, может быть, пора вносить эту специальность в государственный реестр профессий, проводить всероссийские конкурсы профессионального мастерства и вводить почетные звания и знаки? А что? Кто-то принимает заказы и делает торты, а кто-то принимает заказы и «убирает» людей. Не зря же писал великий поэт: «Все работы хороши. Выбирай на вкус». Вот и выбирают.
Уже лет двадцать в стране идет планомерная перенастройка общественного сознания: минус постепенно меняется на плюс и наоборот. Помните, как в начале девяностых у нас не стало проституток? Зато появились завораживающе непонятные путаны и непринужденно порхающие по Тверской ночные бабочки. А ведь это не просто смена названия древнейшей профессии. Это полная перелицовка ее имиджа. Кто такая в общественном сознании проститутка? Падшая женщина. Совсем иное дело – путана. Не случайно сразу после ребрендинга профессия сделалась самой престижной в среде российских школьниц.
То же самое с киллером. Вряд ли те мальчишки во дворе стали бы до хрипоты биться за роль убийцы, душегуба и мерзавца. А вот киллера – запросто и с большим желанием.
Смена названия позволяет замаскировать неприглядную суть явления и таким образом сменить отношение к нему с резко отрицательного на нейтральное, а еще лучше – положительное. Так что процесс этот далеко не безобиден.
Согласитесь, «лидер ОПГ» (организованной преступной группировки) звучит куда респектабельнее, чем вульгарное «главарь шайки», а «русский шансон» – совсем не то, что примитивный «блатняк», который «культурному» человеку претит. А шансон чего ж не послушать?
Конечно, «криминальная» субкультура существовала и раньше. Однако ее потребителем был весьма ограниченный круг маргинальной публики, за рамки которого она (субкультура) не выходила. Отчасти потому, что подобные попытки пресекались государством в лице цензуры и разнообразных худсоветов, но главным образом от того, что ее отторгало само общество, в котором главенствовали традиционные моральные ценности, проистекавшие из христианских заповедей: не убий, не укради и пр. Отступление от них воспринималось как нечто аномальное и достойное порицания. Наличие судимости, например, старались в приличном обществе не афишировать, потому что украшением биографии она отнюдь не считалась.
Словом, существовал где-то внизу общественного организма этакий аппендикс, вбиравший в себя побочные продукты его жизнедеятельности. Существовал-существовал и вдруг прорвался.
Удивительно, но именно в новой демократической России крайне востребованными оказались весьма специфические понятия, нравы, субкультура и язык лагерных бараков. Лица с плакатов «Их разыскивает милиция» переместились на телеэкран. И вот уже на всероссийском канале бывший рецидивист, а ныне гламурная «телезвезда» охотно демонстрирует уголовные наколки, густо покрывающие его синюшные телеса, и вещает о том, что зона – и есть единственная настоящая школа жизни для всякого реального пацана.
Истерично-блатной надрыв «русского шансона» услаждает слух пассажиров в маршрутках, а слово «вор» скоро будем писать с большой буквы, потому что это уже не название преступной профессии, а социальной статус, гораздо выше какого-нибудь там академика.
Уголовная «феня» напористо входит в общественно-политический лексикон. Все эти «беспределы», «стрелки», «бабло» и прочие лингвистические изыски, льющиеся на нас с трибун и экранов, – родом оттуда, из камер и лагерных бараков.
Депутаты, чиновники, милиционеры и даже судьи с прокурорами не морщатся больше брезгливо от необходимости общаться со всякого рода паханами, а, напротив, радостно и демонстративно пожимают синие от наколок персты «авторитетных предпринимателей» и «руководителей ОПС» (организованных преступных сообществ).
Покушение на бесценную жизнь вора в законе Деда Хасана несколько дней было новостью номер один, которую комментировали самые высокие милицейские чины, будто оправдываясь за то, что не уберегли. А трансляции погребения другого «выдающегося представителя русской мафии» Япончика затмили собой репортажи с похорон первого президента РФ.
Так что «юноше, обдумывающему житье, делать жизнь с кого» долго ломать голову не приходится. Хочешь иметь «Черный бумер»? Тогда иди в «бригаду».
И стоит ли удивляться тому, что классы уже начальной школы живут «по понятиям»: не «козли», не «крысятничай», иначе «замочим по-возрослому». А пацаны из станицы Кущевской пошли работать киллерами?
Но, может быть, я сгущаю краски и на самом деле ничего страшного не происходит?
Владимир МИРОНОВ
