Навеяно запретом паранджи в Бельгии.
Странно, но никто из комментирующих не вспомнил, что голосование о запрете паранджи состоялось не где-нибудь, а в парламенте единственного исламского государства ЕС. Если быть точным в терминологии и отличать государства исламские (то есть такие, в которых ислам провозглашен официальной религией) от мусульманских (где мусульмане составляют абсолютное большинство населения), то Бельгию с уверенностью отнести к первой группе.
Ведь положение религии в этой стране резко отличается от того, которое закреплено в законодательстве, скажем, соседней Франции. В работе, посвященной юридическому статусу религиозных организаций в Бельгии (Le pluralisme religieux en Belgique), канадская исследовательница Корин Торекенс (Corinne Torrekens) подчеркивает, что по отношению к религии Бельгия декларирует себя не секулярным, а «нейтральным» государством (État neutre) : La Belgique est un État neutre et non laïc comme l’est un pays comme la France. Cette neutralité de l’État belge lui interdit d’intervenir dans la nomination des ministres d’un culte quelconque mais lui permet, dans le même temps, de financer les cultes reconnus. (Бельгия представляет собой нейтральное, а не секулярное государство, каким является Франция. Эта «нейтральность» бельгийского государства препятствует ему вмешиваться в процесс назначения священнослужителей того или иного культа, но в то же время позволяет финансировать официально признанные вероисповедания).
Не только. Священнослужители в Бельгии получают от государства зарплату; прихожане могут требовать, чтобы в общественных школах их детей за счет налогоплательщиков учили основам религии, причем сами эти религиозные организации налогов не платят. И распространяются эти привилегии не на всех, а только на «официально признанные» вероисповедания.
По-моему, «нейтральность» бельгийского государства по отношению к религии – не совсем удачный эвфемизм, маскирующий официальный статус крупнейших конфессий страны. По-настоящему нейтральным может быть лишь секулярное государство, рассматривающее религиозные убеждения граждан как их личное дело, а соответствующие конфессиональные объединения – как подобия клубов по интересам.
Как бы то ни было, с 1974 года ислам считается одним из «официально признанных» культов, наряду с католицизмом, протестантизмом, иудаизмом, Англиканской церковью, а с 1985 – и православием. Кстати, по этой причине Бельгию вполне можно считать еще одним еврейским государством, раз уж иудаизм там пользуется официальным статусом.
Сам список поражает небрежностью. Если католицизм, англиканство или православие относятся к христианским конфессиям, то совершенно неясно, какой «ислам» имели в виду бельгийские законодатели. Спросите у любого исламоведа, и он скажет, что никакого единого ислама в природе не существует. Как известно, кроме четырех правоверных суннитских мазхабов насчитываются несколько направлений шиизма, которые в свою очередь делятся на бесчисленное количество школ. Поэтому в законодательстве стран, подобно Бельгии считающих ислам официальной религией, принято уточнять, какое именно учение наделено государственным статусом. Вот как это определено в конституции Ирана (ст. 12) : Официальной религией Ирана является ислам джафаритского толка, признающий существование 12 имамов, и этот принцип навсегда останется неизменным. Другие исламские верования, в частности ханафитское, шафиитское, маликитское, ханбалитское и зейдитское, пользуются полным уважением.
Но дело даже не в этом. Включая ислам наряду с католичеством и иудаизмом в список «официально признанных» вероисповеданий, бельгийцы, похоже, не заметили фундаментальной разницы между ними. Православию или иудаизму с теологической точки зрения совершенно нет дела до того, при каком политическом режиме приходится жить их последователям – лишь бы не рушили церкви и не вводили антисемитское законодательство. Ислам же, как скажет любой исламовед, представляет собой не религию в современном европейском понимании, а целое мировоззрение и набор идеолого-политических доктрин, охватывающих все области жизни – от юриспруденции и государственного устройства до мельчайших подробностей быта. Другой вопрос, что в полном виде шариатское законодательство не действует ни в одной исламской стране, а все попытки перестроить современное государства в соответствии с примитивными юридическими нормами раннего средневековья в последние десятилетия обернулись полным крахом и низвели такие страны, как Афганистан и Судан, до пещерного уровня.
Сама идея поставить ислам в равное положение с другими вероисповеданиями в корне противоречит мусульманскому вероучению. Будучи признан официально на определенной территории, ислам в состоянии лишь доминировать, частью уничтожив своих противников физически, частью — поставив в унизительное положение «терпимого» религиозного меньшинства.
Конечно, под «исламом» можно понимать тех натурализованных иммигрантов из Турции и Марокко, кто согласен оставаться мусульманами в мечети и вести себя в обществе как бельгийцы. Но, возвращаясь к теме поста, мало кто сомневается, что отнюдь не они спровоцировали бельгийцев на принятие нового закона о парандже.
Речь о тех, кто приехал в Бельгию, чтобы жить по шариату. По идее, возмущение бельгийцев должно было быть обращено против самих себя, или, точнее, против тех политиков, кто в середине семидесятых считал ислам всего лишь консервативной и патриархальной религией, способной удерживать гастарбайтеров от социального недовольства. Теперь же, через тридцать шесть лет после признания ислама официальной религией, поздно удивляться, что кто-то стремится претворить в жизнь это положение вашего же законодательства. Скажите спасибо, что от вас пока не требуют платить подушный налог-джизью, разрушить все церкви, возвышающиеся над мечетями, разоружить армию и сдать имамам оружие, прикрепить над окнами изображения чертей, а в случае отказа не угрожает вырезать всех мужчин, за исключением монахов-отшельников и психически больных, и изнасиловать женщин, обратив в наложницы. Все это — реальные положения шариата, касающиеся «зимми» (терпимых религиозных меньшинств).
По-моему, запрет на «одеяние, похожее на паранджу» — запоздалая и крайне неэффективная мера. Джинн уже выпущен из бутылки, и коли некоторые новые европейцы склонны видеть в гражданских свободах слабость, позволяющую изнутри разрушать общество, которое их приютило, такие запреты подействуют на них как красная тряпка на быка. Да и профессиональные защитники ислама из добровольных «зимми» всегда будут готовы прийти на помощь.
Поэтому нововведения в бельгийском законодательстве напомнили мне об инициативе Архиепископа Кентеберийского, который пару лет назад предлагал «примириться» с шариатом и ввести его элементы в британское законодательство. Кому как, а мне такая идея пришлась по душе. Конечно, с некоторыми оговорками.
Если бельгийцы и прочие европейцы не желают перенимать опыт миграционной политики у той же родины ислама и последовать примеру саудовского правительства, которое при малейшем ухудшении экономической ситуации высылает гастарбайтеров (собратьев вере, между прочим) десятками тысяч, то им и впрямь придется смириться с тем, что определенная часть новых граждан будет всеми способами отвергать интеграцию в принявший их социум и стремиться строить свою жизнь согласно примитивным обычаям средневековых аравийских кочевников.
По-моему, нужно предоставить им эту возможность. Если люди хотят заключать браки согласно шариату или делить наследство так, как предписал их «пророк,» пусть будет. Конечно, упомянутые в Коране зверские наказания за «прелюбодейство» или педофильские брачные нормы — перебор, но по факту в исламском мире они мало где применяются. Раз мусульманские водители отказываются перевозить пассажиров с алкоголем в сумках или слепых с собаками-поводырями потому что, видите ли, «пророку» собаки чем-то не угодили, да ради аллаха.
С другой стороны, не совсем понятно, зачем правоверному мусульманину нужны такие сугубо кафирские и богомерзкие вещи, как гражданство «неверного» государства, право голоса на парламентских выборах, не говоря уже о свободе слова и собраний, праве на выбор места жительства и профессиональных занятий, свободе передвижения и пр. Все это — наследие мерзопакостного тагута и языческих демократий античности. Да и возможность тунеядствовать на социальное пособие за счет сограждан-кафиров как-то не вяжется с шариатом. Если бы те, кто добровольно выбрал жизнь по шариату (необязательно иммигранты, но и принявшие ислам фрики из европейцев), были лишены перечисленных выше прав, это можно было бы рассматривать как высочайшее проявление гуманизма, толерантности и уважения к другой культуре.
Иначе говоря, если люди сами хотят апартеида, они должны его получить.
