О майоре Евсюкове не так давно трубили все СМИ. Особенно внимательные и вдумчивые зрители давно уже знают биографию этого человека и его амбулаторные данные. Выражение «оборотень в погонах» настолько привычно, что им нет смысла пугать детей. «Частный корреспондент» хотел бы рассказать милицейскую историю поскромнее.
willy2001:
«Сегодня ночью в центре Москвы развивался леденящий душу сюжет на уровне «Техасская резня живых мертвецов бензопилой».
Как бы это покороче рассказать…
В общем, продюсеры и режиссёры меня промучали своими мозговыми штурмами до половины второго, на электричку я опоздал. Вышел к Белорусскому поймать такси, а тут менты на беленькой машинке. Разложили содержимое (моих!) карманов по багажнику машины, слово за слово — заметили 600 рублей мятыми купюрами.
Ну, из мутного разговора, я понял: надо отдавать, иначе придётся ехать в Пресненское и до 6 утра доказывать преимущества прямого действия конституции перед фингалом под глазом.
Короче, договорились сначала на 500 рублей, а потом стали доказывать, что я дал не 500, а четыреста, дал ещё сто, получается, ограбили на 600.
Пошёл искать банкомат. Прошёл метров двести, из-за угла выбегает весь растрёпанный дядя лет 55, весь трясётся. Сразу ко мне — жаловаться: вышел из подъезда с приятелем в магаз, вдруг останавливается машина, и три «мента» без предупреждения бьют их палками, потом двое ментов его повалили на асфальт, а третий усадил приятеля в машину, и они умчались (деньги остались у приятеля).
А мужик очень гордый, воевал в 82-м в Афганистане. Его прямо колотит всего. И он говорит, что запомнил номер машины. А я ему — бац! — и называю этот номер. У него глаза из орбит вообще чуть не выпали. А потом он вдруг решил, что я сам — мент, и убежал во тьму с воплями: «Я их всех посажу».
Не знаю, что с ним сейчас, с этим побитым ветераном.
А у меня-то всё в порядке, только в голове всё вертится эта история, как случайный прохожий назвал потерпевшему номер машины обидчиков-шакалов.
… Они ограбили за то, что не повезли в отделение проверять мой паспорт на поддельность, а меня на наркотическое и алкогольное опьянение, а также, не являюсь ли я беглым алиментщиком и грузино-эстонским агентом…»
Прочитав комментарии под этим постом, ведущий раздела «Корреспонденция» был немало удивлён тем, что людей, попавших в схожие ситуации в Москве, не так уж и мало. Вдруг вспомнилась замечательная статья, опубликованная в десятом номере журнала «Большой город» этого года. Многие прочитавшие статью отмечали не просто шевеление волос на своей голове, но вполне конкретные приступы панической атаки.
Лично мне когда-то не так давно, году эдак в 2006-м пришлось вызывать милицию. Оказалось всё не так уж и просто: патрульно-постовая машина ехала два дня. «Быть такого не может!» — возможно, воскликнет кто-то, но окажется не прав. Дело в том, что и я в те два дня повторяла себе это как мантру, а после задавала самый глупейший для вечности вопрос: почему? Вечность мне ответила коротко: работы много.
У нас плохо пахнет
Итак, был четверг. Отправляясь на прогулку с собакой, запирая ключом дверь квартиры, я почувствовала неприятный запах. «Крыс травили», — подумала я и спустилась на первый этаж. Там запаха не было. На улице меня вообще ждало прекрасное летнее утро. Ещё прохладное, но обещающее вот-вот разогреться. Вечером запах усилился — днём солнце палило под тридцать, но, сваливая всё на крыс, я снова не придала этому значения. На выходные мы всей семьёй уехали на дачу к друзьям, а вот когда вернулись в воскресенье вечером, дышать на лестничной клетке уже было невозможно.
Гипотезу с крысами тут же завернули. И я впервые поняла, что запах идёт из квартиры напротив — в ней жила одинокая старая женщина. Прислонившись к её дверному глазку со стороны коридора, я, разумеется, ничего не увидела. Ничего, кроме точки жёлтого света. В прихожей. Решено было проверить с улицы, благо действие разворачивалось на третьем этаже панельного дома. Оказалось, что свет действительно горит только в прихожей и больше нигде. Время — что-то около десяти вечера. Мне картина была уже ясна, оставалось объяснить её дежурному ближайшего РОВД.
Первый звонок в милицию я сделала с телефона-автомата, стоявшего прямо под нашим домом. В дежурной части пообещали выслать машину, но она не приехала и к двенадцати часам вечера. Утром следующего дня я звонила уже с домашнего телефона. «С чего Вы решили, что в соседней квартире труп»? — спросил меня голос дежурной части. «Живые бабушки так не пахнут», — аргументировала я. Вызов был принят, в течение следующих двух часов никто так и не приехал. Никто не приехал в течение всего дня. Меж тем на звонки с моего номера местный номер отделения не отвечал. Звонила и через «02» — вызов принимали, но по-прежнему никто не приезжал. Звонила «911», объясняла милой девушке о том, что лето, о том, что жарко, что дышать нечем, что мухи и тараканы у нас с соседкой общие, а её, поди, уже опарыши кушают — неприятно, согласитесь. Так прошёл весь день, за ним наступил следующий. И мои попытки вызвать милицию повторились с тем же успехом.
К вечеру, казалось, что запахом пропитаны все вещи и предметы в квартире, чтобы хоть как-то бороться с его проникновением, клали под дверь мокрую тряпку — помогало слабо.
Не знаю, может быть, у милиционеров в этот вечер оказалось не слишком много работы, а может, количество моих звонков превысило все допустимые пределы их терпения, но что-то около девяти вечера патрульная машина прибыла по указанному два дня назад адресу. Работники РОВД вскрыли квартиру, обнаружили, что их побеспокоили не зря, оставили дверь приоткрытой и удалились, пообещав, что вот-вот приедет дежурный оперуполномоченный.
Милейший человек, как выяснилось при общении. И никакой не «оборотень». «А почему патрульные так долго ехали?» — не удержалась с вопросом я. «Работы у них много», — сказал оперуполномоченный. Удивительно! Чтоб развернуть тему, а может, попробовать сбить недоверие, он рассказал мне о своей работе. О том, что её много и она — дрянь. И перед тем как прибыть на вызов к нам, он описывал труп бомжа где-то на берегу канала Москвы-реки.
У него был усталый вид, он заполнял документы, сидя у меня на кухне, и перед заходом в квартиру к моей мёртвой соседке смачивал носовой платок. В очередной раз, вынырнув из смрада, молодой оперуполномоченный сообщил, что бабушка была преподавателем МГУ, что шкафы в её квартире завалены книгами, а вещи сгружены на стулья.
Я прошла небольшой допрос: чем занималась соседка? Приезжал ли к ней кто-нибудь? Как мы общались? Когда я её в последний раз видела?
Никто не приезжал, да и старушка была не слишком приятной в общении. Почему оно было мною сведено к минимуму. Любила кричать в подъезде бабушка, проклинать всех — я старательно избегала этих встреч, не люблю, когда кричат. После того как на Каширке взорвались дома, соседка позвонила ко мне в дверь. «Пойдём в крестный ход вокруг дома!» — у неё в руках была икона. Я воздержалась.
Ближе к утру я как понятая подписала бумаги, и молодой опер отправился заканчивать своё дежурство. Моё тоже было окончено.
Трудно жить без дяди Стёпы
Есть несколько видов деятельности, куда без призвания точно не стоило бы соваться. Ну, во всяком случае, хотелось бы в это верить. Армия, медицина, педагогика и, пожалуй, правопорядок, милиция, стало быть. Боится автор лишь того, что нарисовал слишком идеальную картину — ведь человека испортило не открытие пенициллина и не ядерное оружие, он был испорчен гораздо раньше — первой отчеканенной для торговых расчётов монетой. Мы перестали быть равны, когда Джона Мозеса Браунинга ещё никто не предполагал произвести на свет, что бы там ни говорили. Но хочется верить в дядю Стёпу, хоть плачь.
Если вспомнить, чем изначально призвана была стать городская милиция в России, если сообщить это, скажем, сегодняшнему курсанту, он, в лучшем случае, посмотрит на вас лукаво. Усердный — вызовет наряд скорой помощи.
Первоначальный образ этой структуры являл собой предел социальной полезности. Шпики хватали только политически активных, а «порядок», с практической точки зрения, вмещал в себя не только разгон пьяной толпы в ярмарочный день. Понятие определённо было шире. Служащие мостили улицы, сажали деревья, помогали в осушении болот и следили за чистотой в городе. Они даже скамейки в парках устанавливали и следили за освещением. Беда в том, что, избыточно отдаваясь служению города, сотрудники главной полиции обнаруживали огромные бреши в сыскном деле.
Реформа 1862 года должна была помочь: она подчинила городнические правления уездной полиции, присоединила их к земским судам и, более того, переименовала в полицейские управления. Чуть позже появился первый уголовный розыск. Работать в соответствии с законом тяжело ещё и потому, что преступивший закон готов оплатить ситуацию так, чтоб закон оказался на его стороне, или он оказался бы вне подозрений. Большие соблазны стали открываться перед вчерашними друзьями города, большие перспективы.
Похоже, сыскные навыки придали городничим весу, облагородили профессиональным опытом, омертвили практическим цинизмом. Хотя раскрываемость преступлений, меняя показатели в разное время, на сегодняшний день даёт около 53%, с порядком в городе — просто беда.
ОПРОС: Что вы чувствуете при виде милиционера?
