То, что оппозиция через две недели может прийти к власти, для Японии такая же сенсация, как для нас въезд в Кремль Гарри Каспарова на членовозе через Боровицкие ворота
Во вторник утром (у нас еще была ночь понедельника) в Японии началась предвыборная кампания, которая может кончиться историческим сдвигом: в Японии, возможно, сменится власть. Японская предвыборная кампания очень коротка, так что до потенциальной революции 30 августа меньше двух недель. По последнему опросу газеты «Асахи», 32% собираются голосовать за оппозиционную Демократическую партию Японии и 20% за правящую Либерально-демократическую. Такого в истории Японии не было никогда.
Ну и что такого, что в демократической стране на выборах сменится власть? Но власть здесь сменяется не на выборах, которые регулярно происходят раз в пять лет, а между ними – когда примерно раз в год из партийной кухни на блюде выносят очередного премьер-министра с имбирем и васаби. На выборах же власть, обыкновенно, утверждается, как советский партком, или как совет директоров на собрании акционеров, где директора и есть владельцы.
«Единая Россия» любит напоминать о полувековой власти Либерально-демократической партии Японии. Сходство есть: народ и партия едины с 1955 года. Но ЛДПЯ – это «Единая Россия», у которой много Путиных и еще больше Медведевых. Единственным премьер-министром, который отработал полный срок, целую пятилетнюю парламентскую легислатуру 2001 – 2005 гг., был Дзюинтиро Коидзуми. Он и был не похож на остальных: обычный японский премьер – коротко стрижен и непроницаемо сдержан. Этот же носил кудри до плеч и играл на гитаре из Элвиса Пресли. И, укрепив власть ЛДПЯ своей харизмой, по сути подорвал ее, покусившись на устои, о чем ниже.
Многочисленные японские Путины и Медведевы мелькают и сменяются на посту премьера по-разному: довольно проигрыша каких-нибудь местных выборов, очередного экономического скандала, или просто «по списку» – когда у партийного босса подходит очередь порулить страной. Но сама партия власти не меняется. Вернее, японцы не меняют ее сами. Я разговаривал с ними об этом. Выяснилось, что японцы – инопланетяне. Европейцы и американцы время от времени меняют партии у власти просто так: им кажется правильным их чередовать без всякой серьезной на то причины. Японцы удивляются: зачем, катастроф нет, ничего ужасного не происходит, мы работаем и живем нормально, они там тоже стараются. В конце концов, последний раз, всерьез, власть там меняли после проигранной войны, и то оставили того же императора. Хирохито правил до 1989 года: представьте президента Гинденбурга, который управлял бы Германией до падения берлинской стены. «В сущности, японский народ очень консервативен, – жаловался мне три года назад глава Демократической партии Хатояма. – Менять власть – для них значит менять свою жизнь».
Верность самурая
Когда в 2000 г. внезапно умер премьер-министр Кейзо Обучи, боссы шести тогдашних главных фракций ЛДПЯ собрались ночью в одном из токийских отелей и к утру выбрали стране нового премьера. Им стал Йоширо Мори, с рейтингом популярности около 8%. Стандартная процедура избрания премьера последние полвека проходила так же, разве что не столь стремительно. Лидером партии и премьер-министром становился либо босс самой многочисленной фракции, либо его ставленник. Иногда в премьеры определяли старейшего по политическому возрасту лидера фракции, который дольше других простоял в очереди на высший пост. У каждого босса был свой лист ожидания, где депутаты по старшинству и близости к боссу ждали министерских должностей. Бывало, что боссы не могли договориться, кто из них важнее; тогда в премьеры подбирали компромиссную фигуру, всех устраивающую посредственность – министра, обойденного народной любовью. «Мы назначаем тебя премьером, говорили боссы, наши люди проголосуют за тебя на съезде, а ты возьмешь наших людей министрами», – объяснял мне систему депутат ЛДПЯ, член фракции Мори Хиросиге Секу.
Японцы – известные коллективисты, и руководит ими настоящий коллективный разум. А коллективный разум может быть только один. Поэтому – хоть оппозицию там, в отличие от нашей, не давили – из-за японского отношения к смене власти она маргинализировалась сама. Все, кто действительно хотел управлять страной, постепенно скапливались в ЛДПЯ, а в объединенной оппозиции – сейчас это Демократическая партия (названия менялись) – те, кому управлять на самом деле было не очень интересно. Получилась «Другая Япония», собрание критиков национальной политики, которые знали, что им не стать decision-makers, «принимателями решений». То, что эта «Другая Япония» через две недели может прийти к власти, для Японии такая же сенсация, как для нас въезд в Кремль Гарри Каспарова на членовозе через Боровицкие ворота.
Впрочем, даже оппозиционная Демпартия – отражение ЛДПЯ. Ее предыдущий глава, Ичиро Озава, и нынешний, Юкио Хатояма – два босса ЛДПЯ, покинувших ряды правящей партии. Японские Касьяновы, только без нашего идиотизма с обеих сторон баррикад.
Борьба с собой
Идеологи «Единой России», конечно, передергивают. Власть одной партии в Японии сочетается с напряженной политической борьбой. Японцы не склонны менять коллективный разум, но охотно меняют разум индивидуальный в виде депутата от своего округа. Во время реформ мэйдзи (это такие «петровские» реформы второй половины ХIХ века, при помощи которых из Японии делали современную «западную» страну), японцы переняли от Британии не только судебную практику и правый руль, но и избирательную систему. Вот еще одно важное отличие, которое делает японскую однопартийность намного честнее нашей: в Японии – стопроцентно парламентская система, а большинство японских политиков избираются от одномандатных округов, за которые яростно борются не столько с оппозицией (ей до нынешнего августа было все равно не победить), сколько с товарищами по партии. В порядке вещей, когда за один округ сражались два или даже три кандидата от правящей партии. Трещат чубы, летят по закоулочкам клочки. Кто бывал в Японии во время предвыборных кампаний, скажет, как живо они проходят . Кандидаты ездят по каждому городку, деревне, кварталу своего округа на машинах, обвешанных лозунгами, машут флагами и орут в матюгальники. Латино-американские страсти, в которых товарищам по партии друг от друга достается больше, чем всем оппозиционным кандидатам, вместе взятым.
Но это не битва одиночек. Многопартийность в японской политике заменила борьба фракций. Кто станет следующим премьером, в большинстве случаев определяется тем, чья фракция выступила лучше на выборах и представлена большим числом депутатов в парламенте, которые готовы проголосовать за своего босса или за того, кого он рекомендует. Сейчас в ЛДПЯ пять крупных фракций. У каждой есть официальные названия, но каждая известна по имени своего босса – тут их называют «хабацу» – и заодно своих основателей и прежних боссов. Фракция Махимуры (бывшего министра иностранных дел) восходит к исторической фракции Такео Фукуды. Это японские неоконсерваторы (отсюда, кстати, и Коидзуми). У нее 74 места в обеих палатах парламента. Есть фракция Юдзи Цусимы (прежде ей руководил премьер Рюитаро Хасимото), они в экономике – кейнсианцы, во внешней политике – сторонники дружбы с Китаем. У них 78 мест. Есть фракция Ибуки (45 депутатов), фракция Кога (46), фракция Ямасаки (29 депутатских мест). Есть еще три фракции помельче, и группа неприсоединившихся к боссам депутатов.
Частой, почти ежегодной, сменой первых лиц и наличием политических магнатов, вокруг которых группируются клиентеллы сторонников, японская политика немного напоминает республиканский Рим. Консулы менялись, но оставались старые политические семьи патрициев: каждая из семей обросла кругом зависимых политиков помельче и молодежи, начинающей свои карьеры под ее покровительством и благодаря ее связям. А те окружены сонмом своих должников и тех, кому они обещали помочь, когда поднимутся. За первым кругом клиентов – второй, за вторым третий, а в центре – босс, самый яркий и сильный на данный момент представитель патрицианского рода: Помпей-сан, Сципион-сан. А может, это больше похоже на феодальную Японию с верными императору, но по сути независимыми князьями-даймё и многочисленными самураями, связанными с каждым даймё присягой верности.
Политика в Японии – практически наследственная профессия. Для обкатки чьего-нибудь сына берут в секретариат к депутату или министру. Потом он выдвигается по одному из округов. На выборах боссы агитируют за него и главное – дают деньги на избирательную кампанию. Так между боссом и молодым депутатом возникают по сути самурайские отношения: попавший в политику молодой человек считает своим долгом следовать за своим боссом. Для того, чтобы финансировать кампании своих протеже, боссы фракций занимаются сбором политических денег – пожертвований с крупных и не очень компаний. Поскольку боссы – это бывшие или будущие министры и премьеры, бизнесмены дают (давали) охотно.
Измена партии
Но вот коллективный разум дал сбой. Однопартийная феодальная демократия не перенесла кризиса (японская экономика сокращалась четыре квартала подряд) и правления крайне неудачного и несчастливого премьера Таро Асо. И главное, яркий премьер Коидзуми подорвал фракционную систему. Обычно состав правительства был продуктом соглашения между фракциями: у каждой были свои выдвиженцы. Дзиро Оно с 2000 по 2005 гг. политический секретарь Коидзуми, а с 2005 г. депутат ЛДПЯ рассказывал мне: «Коидзуми впервые в японской истории все сделал через головы боссов. Знаете, как он назначил свое первое правительство в 2001 году? Мы ехали вместе в машине, он взял рекламу скидок в супермаркете, ну такой вкладыш в газету, и на обратной стороне написал: министр финансов такой-то, министр торговли такой-то. Прямо из головы!» Дзиро Оно так и не вписался ни в одну из фракций и возглавил группу «неприсоединившихся» депутатов, которых все называют «дети Коидзуми». Правда, во время правления Коидзуми, «детей» было 82, а сейчас неприсоединившихся 25. Фракционная система взяла реванш.
Другой депутат ЛДПЯ, склонный к борьбе с фракциями, Таро Коно, говорил мне после ухода Коидзуми, что вернуться к фракционной системе будет трудно: «Теперь для нового премьера назначить кабинет по представлению фракций – все равно что совершить политическое сепукку. Если в новых правительствах, среди министров, будет больше молодых и красивых, значит, боссам не удалось взять реванш. А если будет много старых и уродливых, из тех депутатов, что избирались в парламент по пять-шесть раз – значит, они из листа ожидания фракций». Следующие после Коидзуми три премьера – Синдзо Абэ, Ясуо Фукуда и, наконец, нынешний Таро Асо, как раз из «из тех, что избирались по пять-шесть раз», среди их министров явно было немного «молодых и красивых». Сам Таро Асо стал премьером с четвертой попытки: типичный представитель «листа ожидания». Япония, конечно, страна традиций. Но похоже на то, что кризис заставляет порвать ее с расшатанной Коидзуми традицией демократического феодализма.
