Уже более десяти лет взрывы, совершаемые террористами-смертниками, стали постоянной зловещей приметой российской борьбы с боевиками на Северном Кавказе.
Взрыв, унесший вместе с собой жизни 35 человек в зале прилетов в московском аэропорту Домодедово 24 января – лишь последняя страница этой темной истории, которая для многих жителей России, является также историей борьбы Чечни за национальное самоопределение. В действительности, однако, проявления насилия давно уже лишились политической окраски – для жителей этого беспокойного региона эта проблема стала чем-то гораздо более тяжелым и неразрешимым.
При Владимире Путине, чей приход к власти оказался сильно взаимосвязан со вторым военным вторжением России в Чечню в октябре 1999 года, Москва игнорировала националистическое, не связанное с религией крыло чеченского мятежа. Участие вдохновленных речами о мировом джихаде экстремистов с их неприкрытой жестокостью, позволило замаскировать эту сторону конфликта – и дало Кремлю все основания заявлять о том, что дальнейшие мирные переговоры невозможны. Нынешнее поколение боевиков черпает свой энтузиазм отнюдь не в перспективах реалистичного политического разрешения конфликта – если только не называть реалистичными планы формирования исламского «эмирата» на Северном Кавказе.
Действительно, многие из тех, кто сражается на Северном Кавказе сегодня, выдвигая свой расплывчатый список обид – коррупция, милицейский произвол, неэффективное местное правление, растущая безработица, в некоторых частях региона достигающая от 50 до 70 процентов, – формулируют его на языке салафизма, наиболее пуританской исламской религиозной секты. Для большинства жителей Северного Кавказа, относящих себя к салафистам, это учение проливает целебный бальзам на сводящую с ума беспомощность, обусловленную распадом экономики и развалом государственных структур; для некоторых, однако, религия открывает путь к насилию. Злоупотребления местных сил безопасности нередко становятся последней каплей, увлекающей все новых людей на путь радикализации.
По мере развертывания конфликта на Северном Кавказе он перекинулся на соседние регионы, особенно сильно оказались затронуты Дагестан, Ингушетия и Кабардино-Балкария. Исламистский мятеж сегодня направлен не столько против правительства, как это было с чеченскими боевиками в 1990-х годах, сколько против общества в целом. Основными врагами мятежников являются не руководители в далекой Москве, а местные правители, которых они считают аморальными, коррумпированными, отступающими от заповедей ислама. Все чаще объектами нападений боевиков становятся не российские официальные лица, а местные кинотеатры или магазины, продающие алкоголь. При этом мятежники по-прежнему считают демонстративные теракты в Москве, привлекающие внимание общественности — как, в частности, январский взрыв бомбы в московском аэропорту — законным средством ударить по политическому и финансовому сердцу противника, и таким путем получить власть на Северном Кавказе.
Местные силы безопасности на Северном Кавказе отреагировали на рост ячеек боевиков – известных под названием джамааты – огульными репрессиями, направленными против всех, кто носит длинную бороду и тюбетейку. Молодые мужчины уходят «в бега» и погибают во время разборок без суда и следствия, что вызывает еще большую радикализацию населения, которое и без того отчуждено от государства и имеет за плечами давнюю традицию кровной мести.
Прошедшим летом, путешествуя по Северному Кавказу вместе с сотрудниками Human Rights Watch, я разговаривал с семьей Шамиля Газиева, 22-летнего умственно отсталого человека, обвиненного в оказании помощи при подготовке теракта смертников в городе Кизляр в конце марта, когда погибло 12 сотрудников милиции. Этот теракт состоялся ровно через двое суток после двойного взрыва в московском метро, унесшим сорок человек. Вооруженные мужчины в масках пришли за Газиевым среди ночи и отвезли его в областное управление милиции. Четыре дня его держали за решеткой, не допуская к нему адвоката, не ставя в известность семью о его положении. Когда же, наконец, адвокат смог с ним увидеться, Газиев оказался настолько жестоко избит, что едва мог держаться на ногах. Его тело было покрыто синяками и кровоподтеками, и было похоже, что он находится под воздействием психотропных препаратов. Он подписал признание, что участвовал в подготовке теракта. Сначала показалось, что он – новая жертва некомпетентных и сверхусердных сотрудников милиции Дагестана, на которых оказывает значительное давление их начальство в Москве, требуя от них быстрейшего «расследования» преступлений террористов.
Однако признание Газиева коррелировало с другими деталями, установленными в ходе следствия. Газиев, действительно, был членом ячейки боевиков, которая занималась подготовкой взрывов террористов-смертников. В дни, предшествующие теракту, руководители группы вручили Газиеву три сумки с химическими реактивами, необходимыми для изготовления бомб. Затем он в течение десяти дней приготовлял из реактивов порошок на кофемолке в сарае в доме у родителей. Милиции удалось установить истину, однако в ходе следствия они полностью дискредитировали себя, и только подлили масла в огонь ненависти и недоверия местного населения как местным, так и федеральным властям.
Такие случаи, даже помимо бесчисленных личных трагедий, звучат похоронным звоном по стратегии борьбы с терроризмом, основанные на вырванных силой признаниях и внесудебных расправах. Милицейское следствие и суды стали фактически бесполезным инструментом в борьбе против терроризма. Российский президент Дмитрий Медведев заявил, что его кампания против так называемого «правового нигилизма» является одним из высших приоритетов администрации. Но на Северном Кавказе правопорядок все еще остается царством нарушений и произвола.
В результате насилие на улицах стало основным способом разрешения конфликтов среди многочисленных недовольных молодых людей в регионе. Можно сказать, что Северный Кавказ находится в состоянии подспудно тлеющей гражданской войны. В начале октября Александр Бастрыкин, председатель российского Следственного комитета, заявил, что, по оценкам, в среднем в регионе ежедневно убивают 5-6 сотрудников местных правоохранительных органов – это больше, чем потери вооруженных сил НАТО в Афганистане. Конечно, такое заявление предполагает, что у Кремля есть какое-то представление о том, что в действительности происходит на Северном Кавказе на местах. В ноябре Медведев признал, что статистика правоохранительных органов этого региона была «брехней».
Ровно год назад, разочарованный неспособностью Москвы справиться с растущей нестабильностью на Северном Кавказе, Медведев изменил стратегию Москвы, поставив во главу угла социальное и экономическое развитие региона. Он назначил Александра Хлопонина, бизнесмена и бывшего губернатора одной из сибирских областей, своим личным эмиссаром в этом регионе. Хлопонину была дана задача навести хоть какой-то порядок в местном правительстве, создать рабочие места и привлечь инвестиции. После теракта в московском метро в марте прошлого года, который совершили террористки-смертницы из Дагестана, Медведев указал на нищету и безработицу как глубинные причины насилия, и заявил: «Люди хотят нормальной, достойной жизни, где бы они ни жили».
Однако практически ничего не изменилось. В течение лета прозвучали заявления официальных лиц о том, что организаторы взрыва в метро прошлой весной были убиты в ходе различных разборок или спецопераций. Но никаких доказательств предоставлено не было, не говоря уже о проведении судебного процесса. Обычными средствами борьбы местных сил безопасности по-прежнему остаются пытки и похищения. Хлопонин, со своей стороны, возлагает надежды на идеалистический, если не попросту смехотворный план: проект на сумму 15 миллиардов долларов по превращению снежных пиков Северного Кавказа в лыжные курорты. Мало удивительного в том, что инвесторы не спешат вкладывать свои деньги в регион, где насилие стало нормой жизни.
На встрече, состоявшейся в августе на телевидении, Медведев жаловался на отсутствие ощутимого прогресса в ситуации. Хлопонин кротко согласился, назвав ситуацию «плачевной». Достаточно справедливая характеристика. Плачевное положение на российском Северном Кавказе лучше всего характеризует политику Кремля в этом регионе.
