Подопытные космоса. Ценой своего здоровья они проложили дорогу Гагарину. Имена Гагарина, Титова, Леонова известны всему миру. Но их полёты не стали бы реальностью, если бы им не предшествовала работа испытателей техники и пределов человеческих возможностей.
Их фамилии знают лишь специалисты. Они всегда оставались в тени и никогда не были в космосе, а неземные условия в ходе экспериментов им создавали в Москве, неподалёку от стадиона «Динамо». И условия эти, как правило, напоминали ад.
Ровно 50 лет назад, в феврале 1960 года, началось формирование первого отряда космонавтов. К лету было отобрано шесть главных кандидатов. В космос предстояло отправиться одному из них. Но это значило — лететь в полную неизвестность. Невозможно было предсказать, как человек перенесёт невесомость и экстремальные перегрузки, как отреагирует на панораму бездонного космоса: всерьёз высказывалось опасение, что он сойдёт с ума и не сможет управлять кораблём.
Вниз с 14 метров
Выяснить пределы возможности человеческого организма предстояло добровольцам-испытателям и наблюдавшим за ними учёным из ГосНИИИ авиационной и космической медицины. Этому секретному учреждению, единственному в стране, было разрешено проводить испытания на людях. Распоряжение лично подписал Сталин ещё в 1949 году. «И оно, кстати, не отменено до сих пор, — улыбается Владимир Пономаренко, главный научный сотрудник института, доктор медицинских наук. Он пришёл сюда аспирантом, а закончил службу начальником НИИИ и генералом медицинской службы. — Испытания проводились на центрифуге, в барокамере, термокамере, сурдокамере (помещение, полностью изолированное от внешнего мира), на ударных перегрузках. Причём нагрузки намеренно были больше, чем в предполагаемом полёте человека. Это делалось для того, чтобы посмотреть запас прочности, выявить границы допустимого и создать необходимую защиту организма. Только опыты могли дать ответы на все эти вопросы».
Например, требовалось выяснить, под каким углом надо расположить кресло, чтобы космонавт смог выдержать так называемую жёсткую посадку, и какую максимальную скорость падения перенесёт его позвоночник без угрозы быть сломанным. Для этого между двумя 14-метровыми мачтами расположили кресло, которое падало на бетонную площадку с амортизаторами. Те имитировали разные типы грунта — мягкий, средний, жёсткий. В ходе эксперимента только четверо испытателей решились на серьёзные перегрузки, но, поскольку их постоянно увеличивали, трое от дальнейшего участия в программе отказались. Оставшимся храбрецом был Джон Гридунов, нештатный испытатель ГосНИИИ авиационной и космической медицины. Ему и принадлежит мировой рекорд в этой экстремальной «дисциплине», не побитый до сих пор, — 50g (ускорений свободного падения). Это равносильно тому, что ваше тело на мгновение вдруг становится в 50 раз тяжелее.
Когда кипит кровь
Джон Гридунов — личность в институте легендарная. Названный отцом в честь писателя Джона Рида, он соглашался на такие эксперименты, от которых другие категорически отказывались. «Он всегда шёл до предела и давал рекордные показатели, демонстрировал, на что способен русский мужик, — говорит Владимир Пономаренко. — При этом спрашивал: «А сколько дали американцы? Мы дадим больше!» Человек был недюжинного здоровья и силы воли и с отменным чувством юмора, без этого в нашем деле никак».
Сейчас у Гридунова больны ноги и он почти не ходит — не исключено, что это последствия испытаний 50-летней давности. Ещё один его рекорд был поставлен на центрифуге — 18,5g при медленном увеличении нагрузок. Это всё равно что ваше тело постепенно набирает вес и достигает 1,5 тонн. «Я чувствовал, что лицо поплыло и превратилось в блин, щёки съехали ниже подбородка, а на грудь навалилась тяжесть, которая меня вот-вот раздавит, — вспоминает Джон Иванович. — Потом увидел чёрное небо и звёзды — потерял сознание. Центрифуга остановилась, меня сняли, и оказалось, что я весь в крови. Она вытекла из носа, ушей, а я даже не почувствовал этого».
Конструкторов космических аппаратов очень волновала такая аварийная ситуация, как разгерметизация на большой высоте. Быстрое падение давления в аппарате привело бы к закипанию крови и мгновенной смерти. Чтобы предотвратить это, был разработан высотно-компенсирующий костюм. А испытывать его вновь пришлось добровольцам. «Человека в костюме помещали в барокамеру. Затем из неё быстро откачивали воздух — давление внутри становилось таким же, как на высоте 40 км, — продолжает Пономаренко. — Вода, налитая в колбы, кипела. Малейшее нарушение герметичности костюма — человек сразу бы погиб. У нас все руководители испытаний были седые. Однажды пришла комиссия, посмотрела: «А что у вас тут одно старичьё? Все седые, пора их разгонять». Я подвёл комиссию к барокамере, показал эксперимент. Так они боялись смотреть! И я сказал: «Никому эти работы доверить не могу, так как здесь требуются опыт, чутьё и человеческое участие». Любое испытание не гарантировало успех на 100%». Кстати, Джон Гридунов признаётся, что иногда ощущал, что кровь в теле и впрямь начинала закипать.
Сам же Владимир Пономаренко однажды добровольно пошёл на эксперимент по потере сознания: «Нам было неясно, каковы предвестники этого состояния, что чувствует человек и как быстро восстанавливается. Я решил на собственной шкуре проверить. И эти данные потом пригодились для подготовки лётчиков и космонавтов».
8 суток в луже пота
Когда 19 марта 1965 года экипаж Беляева и Леонова приземлился в заснеженной тайге и на их поиски ушло двое суток, было принято решение — забрасывать добровольцев в экстремальные места, где они занимались бы элементарным выживанием. Тот же Гридунов как-то раз провёл в ледяной воде 13 часов, испытывая защитные свойства спасательного костюма. Но главным специалистом по экстрим-вояжам был Алек МнацИканЬян, врач-парашютист, специалист по выживанию. Ему довелось побывать и в тайге, и в пустыне, и на Крайнем Севере, а потом давать рекомендации космонавтам: как оптимально расходовать воду в пустыне, как вести себя в полярной тундре, чтобы согреться, и пр.
Ещё одним запомнившимся экспериментом стало моделирование полёта на Луну в аварийной ситуации. Троих испытателей в скафандрах поместили в барокамеры. Внутри скафандров стояла жарища, дышать приходилось чистым кислородом, а жидкую пищу подавали через трубочку. При этом ходить в туалет по большой нужде запрещалось — таковы условия аварийного «полёта». Кстати, лететь до Луны и обратно — 7 суток. Двое испытателей «сошли с дистанции» на вторые сутки. Остался — кто бы вы думали? — правильно, Джон Гридунов. «Парилка была такая, что я сидел в луже своего пота, — вспоминает он. — Чувство времени нарушилось. Как-то при кормлении мне впрыснули лишнюю порцию творога, и он разбрызгался по гермошлему. Из-за жары творог быстро испортился, и несколько суток пришлось дышать жуткой вонью. В другой раз перекрыли кислород. Оказывается, это была очередная вводная внештатная ситуация. Но я продержался — и не 7, а 8 суток».
«Мы подавали обращение на присвоение Гридунову звания Героя России. Его подписали Леонов, Попович, ныне покойный, другие уважаемые люди — космонавты и академики. Но почему-то получили отказ, а ведь он столько сделал для нашей космонавтики!» — сокрушается Владимир Пономаренко. Также его волнует судьба родного института: его собираются куда-то переносить. Это значит, что на восстановление стендов и оборудования уйдут годы. На это время придётся прекратить подготовку лётчиков, испытания новых вооружений и техники. Понизится боеготовность, самолёты начнут падать. «Это будет катастрофа для военной отрасли и смерть для института», — уверен Пономаренко.
Ему, имитировавшему катастрофы в лабораторных условиях, теперь так хочется предотвратить одну настоящую катастрофу.
