Андрей Ашкеров, философ:
Если говорить всерьез о модернизации, то вызов, который к нам обращен сегодня, вызов достаточно серьезный – это переключиться с индустриальных технологий, которые доминировали в советскую эпоху и считались решением всех проблем, на, собственно, социальные технологии.
Вот доминирование индустриализма было связано, собственно, с марксистской идеологией и с представлением о том, что, собственно, социальные силы – это лишь аккумулированное и организованное выражение производительных сил. Все понималось через производство, и символика этого производства была очень проста. Она соотносила нас с машинной промышленной революцией 19 века, в общем-то, эти эталоны индустриализма давно устарели, сейчас они из ориентира, который определяет будущее, превратились, в общем, в то, что нас обременяет. И с этим бременем нужно расстаться, при том, что индустриальную модернизацию в советские времена мы, пусть и дорогой ценой, ценою очень больших жертв, о которых не стоит забывать, мы, тем не менее, прошли очень быстро и очень успешно.
Сегодня нужно переключиться на социальные технологии, создавать социальные технологии. Есть два пути, по которым здесь надо идти. Это с одной стороны, собственно, социализация – различные формы социализации, которые предполагали бы реконструкцию существующих социализационных институтов, тех самых социальных лифтах, о которых говорят социологи. Это, прежде всего, образовательные институции: институции среднего, институции высшего образования, это, конечно, армия, это, конечно, государственная бюрократия и так далее. Вот это все нужно, конечно, реконструировать. Второй путь, который очень важен – это путь тоже социальных технологий, но понятых в другом аспекте, социальности должны пониматься как новое поколение вещей, которое тоже, в общем, в конечном счете, выполняет и социализационную функцию. Они позволяют людям становиться современными, позволяют людям открывать новые возможности, позволяют людям дополнять свое дело, да, и прибавлять себе новое измерение существования. Вот что такое современные вещи. Современные вещи, будь то гаджеты, будь то медиа, будь то какие-то новые бытовые устройства – это все, что дает человеку новые измерения существования, то, что делает человека другим, это то, что дополняет человека. Этот принцип восполнительности, он, безусловно, является важнейшим в рамках любой современной модернизации. Да, нужны вещи, которые играли бы роль ценности, но не сами ценности.
Я скорее бы говорил от противного, я бы рассуждал в том духе, чего нужно избегать и какие ошибки не нужно повторять. Мне кажется, нам нужно дистанцироваться от проектного мышления, нам нужно дистанцироваться от того, чтобы по-прежнему мыслить и действовать в логике больших идей, это слишком затратная методология с одной стороны, с другой стороны — эта методология, которая просто сейчас эвристически не обоснована, да, то есть нет большой идеи, которая доказала бы свою состоятельность, и пытаться ее, так сказать, на коленке придумать эту большую идею, совершенно не стоит. Потом, чисто эстетически большие идеи устарели, причем, устарели еще в эпоху постмодерна, они существуют, но они больше никого не мобилизуют, они больше ни для кого не заполняют жизненные горизонты, они больше ни для кого не задают смысла жизни. Именно поэтому вот надо обезопасить себя от проектного мышления и от мышления в логике больших идей. Не нужно забывать о том, что, освобождаясь от этих конструкций, мы не должны с водой выплескивать ребенка, потому что отказ от проектного мышления не означает отказа от управления будущим.
Второй момент, который здесь очень важен и о котором не надо забывать – это то, что я называю инставрацией. Надо находить в прошлом те неиспользованные возможности, которые могут прорости. То, что мы имеем — это усилия многих поколений, об этом тоже нельзя забывать. Инставрация позволяет нам эти объективированные, как бы осуществленные усилия, сделать работающими на нас, да, и, вместо сырьевой экономики нам нужна другая экономика, инставрационная экономика, когда аккумулированные усилия многих предшествующих поколений, они ставятся на службу будущему. Нужна фундаментальная ревизия прошлого, под этим углом зрения и нужна, контекст этой ревизии, нужна история российских модернизаций, потому что сегодняшняя модернизация — она отличается тем, что нисколько не с нуля идет. А в этом сложность модернизации сегодняшней, потому что, вообще говоря, модернизационное мышление предполагает действие с чистого листа. Вот у нас модернизация, она не может быть осуществлена в рамках такой логической презумпции, потому что наша модернизация может оставаться, исходя из того, как мы сопоставим, соотнесем и учтем опыт предшествующих модернизаций, которые налагались друг на друга. И история этих модернизаций, она более длительная, чем нам кажется — она начинается не с Петра, а восходит, по крайне мере, к Ивану Грозному. Вот все эти модернизации, иногда прямо противоположные друг другу и выступающие альтернативами друг другу, они все должны быть учтены. И при этом у нас, к сожалению, нету просто возможности что-то обнулить, у нас нет никакого пресловутого чистого листа и нет, так сказать, некой девственной почвы, на которой мы можем построить новый дивный город до небес.
Я против того, чтобы мы разменивали, дешево разменивали, понятие победы. За последнее время мы дискредитировали победы, само понятие победы — это слово стало уже словом из лексикона футбольных болельщиков, и вот эта нация футбольных болельщиков, которая орет «Оле-оле-оле!» — это не тот вот результат модернизаций, который нам нужен. Поэтому, может быть, только одна и в нашей истории такая победа есть, конечно же. От нее нужно отстраиваться, вот от этой настоящей, большой Победы, которая была 9 мая 1945 года, все остальное от лукавого. Все остальное — это распродажа большой Победы по частям, как гамсуновского гарнитура, мы не должны ни в коем случае осуществлять эту распродажу. Это дорого обойдется.
Я бы не хотел говорить о лицах опять-таки, потому что это дань такой монархической мифологии, очень распространенной, бытующей у нас и, более того, активно навязываемой, как мифология «идеология масс», да, вот у нас, почему-то считается, что народ должен быть обязательно монархистом, коллективным таким. Но это же означает, что народ перестает существовать, народ-монархист, он не существует как народ. Нам, почему-то, навязывают такую монархическую логику все время, я понимаю, почему, потому что, так сказать, не до конца понята вообще значимость народа, как политического субъекта и как среды, где растут, собственно, инновации, в том числе и технологические инновации. Многие сетуют, что это большая иллюзия, что у нас развита инженерная структура, что у нас все что-то изобретают, что у нас нация Кулибиных, почему это, собственно, так? Почему мы перестали быть нацией Кулибиных? Потому что народу был навязан вот этот монархический миф, в рамках которого, народ утратил всякую самостоятельность, всякую автономию, никто не хочет быть народом.
Представитель ни одной субкультуры, ни одного социального слоя, одной группы не хочет идентифицировать себя с народом, но все хотят, так или иначе, соотносить себя с бюрократией, с различными ответвлениями, многочисленными, вот это вот огромная проблема, которая должна решаться, и это тоже предмет модернизации. Собственно говоря, коррупция возникает как раз из этого, нужно говорить не о коррупции, собственно, в собственном смысле слова, как скажем взяточничестве или каких-то других злоупотреблениях, а нужно говорить о коррупции духа, связанной с как раз вот этим ложным монархизмом, который навязывается народу для того, чтобы он перестал существовать.
