1 сентября 2004 года разыгралась трагедия, затмившая Буденновск и «Норд Ост». Ответственности никто не понес.
В Беслане я очутился 2 сентября, в два часа ночи. В тот период я работал спецкором «Труда». О захвате заложников узнал в курилке редакции, а после обеда уже собирал шмотки в командировку. К тому времени аэропорт в Беслане закрыли, и пришлось лететь в Минеральные Воды. В самолете мне чертовски повезло: соседями оказались два корреспондента «Маяка». Дальше мы прорывались втроем – зафрахтовали прямо возле аэровокзала несвежие «жигули». За экстренную доставку в Беслан с нас слупили 600 рублей.
Первое, что я увидел в Беслане, выгрузившись из машины – темную глыбу здания ДК, где разместились родственники заложников. Возле входа, на освещенном фонарями пятачке, кучковались группы мужчин. Женщины с мертвенными лицами тут и там сидели в фойе, где местные власти расставили столики с минералкой и кофе, и оборудовали место для медсестры. Другие женщины довольно плотно заполняли зал ДК. Примерно раз в полчаса к сидящим в зале выходил кто-то из бесланской администрации, и объявлял текущую обстановку. Это до странности напоминало телевизионный марафон в прямом эфире, которые практиковались в начале 1990-х.
Довольно быстро я обнаружил, что сидящие в зале, как один, отказываются от интервью. Но тут мне еще раз повезло. Блуждая возле ДК, я познакомился с местным мужиком, который оказался «шишкой» из числа ополченцев.
Тут требуется небольшое отступление для тех, кто не в курсе. Когда боевики захватили школу №1, возле нее не было никакой охраны, даже милиции. Поэтому первыми на место ЧП прибыли местные парни с оружием в руках (это Кавказ, ружья или карабины есть в каждом доме) и своими силами оцепили школу. Когда полчаса спустя к школе подтянулась милиция, а потом и военные, местные снимать оцепление категорически отказались. Мол, там наши родственники, а вас тут не стояло. После переговоров сошлись на том, что за ополченцами остается участок в оцеплении, который они полностью контролируют. Потом, после штурма, именно ополченцев обвинили в том, что, дескать, нервы у них сдали, и они открыли по школе стрельбу, спровоцировавшую штурм. Это было враньем, но не будем забегать вперед.
Мой ополченец взялся провести меня к школе. Как оказалось, ее окружали три кольца оцепления. Мы прошли метров сто от ДК по направлению к темной улице. Вход в нее преграждал блокпост. Мой проводник сказал пароль, в ответ услышал отзыв, и мы безболезненно миновали преграду. Улица оказалась абсолютно темной. Освещение отключили, жителей эвакуировали. Возле домов, по обе стороны от дороги, чернели БМП и БТРы. Ближе к школе потянулись мертвые пятиэтажки. В подъездах курили, переговаривались вполголоса солдаты.
Мы зашли в один такой подъезд, поднялись на третий этаж. Из окна мне показали угол дома, где боевики днем сожгли квартиру, пальнув в окно из подствольного гранатомета. Из окна был виден и кусок школы, но туда меня вести отказались. Сказали только, что метрах в ста вокруг школы проходит первое кольцо оцепления, там залегли бойцы «Альфы», и ждут сигнала к штурму. Я спросил у провожатого, будет ли штурм. Он ответил, что, скорее всего, будет.
А потом я совершил глупость. Вместо того, чтобы намертво присосаться к ополченцу и спокойно сидеть в какой-нибудь такой же пятиэтажке поближе к школе, я вернулся к ДК. Дело в том, что от «Труда» я работал в одиночку, а события развивались непредсказуемо. Мне показалось, разумнее было вертеться возле информационного центра – ДК. Но я ошибался.
Утро не принесло ровно никаких новостей. Зал в ДК поредел, психологическое напряжение спало в том смысле, что ожидание развязки стало хроническим. Говорили, что приехал доктор Леонид Рошаль для переговоров с боевиками, но самого Рошаля никто не видел. Концентрация журналистов достигла предела. На задворках ДК телевизионщики выстроили целую шеренгу палаток, с автономными бензиновыми электрогенераторами, где монтировали новости. Туда же теперь выходили официальные представители, которые делали заявления для прессы.
Утомившись от хаоса и ожидания, я пару часов поспал прямо в ДК, а потом вышел на улицу. Сразу бросилось в глаза оживление, скопище народа возле ДК бурлило. Оказалось, на переговоры прибыл бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. По его просьбе бандиты освободили 26 заложников – матерей с грудными детьми. Это известие принесло огромное облегчение. Быстро разошлись слухи, что теперь штурма точно не будет – все решится путем переговоров.
Вечером я зашел перекусить в кафе. Оно было пустым. Справа, в начале зала, за столиком разместилась группа телевизионщиков – блондинка за 30, видимо, ведущая, и два упитанных оператора в очках. Слева вдоль стены шли кабинки, в средней из которых негромко переговаривались двое военных. Я прошел вглубь зала, сел лицом к входу, и принялся жевать свой бифштекс.
Внезапно дверь открылась, и в кафе ввалился местный парень в камуфляже. По развязности, с которой он принялся «клеиться» к официантке, стало ясно, что его тут хорошо знают, и что парень крепко поддал. Официантка испарилась, и тут его взгляд пал на телевизиощиков. Не помню, откуда они были, кажется, из «Рен-ТВ».
Парень с грохотом пододвинул стул поближе к блондинке, сел, и громко спросил, можно ли познакомиться с дамой. Операторы, судя по всему, не были бойцами по натуре, и промямлили что-то невразумительное. «Что ж вы вранье снимаете, – продолжал парень, постепенно заводясь – Вы же врете все, врете. Хотите узнать правду? Поехали со мной, я вас проведу к школе, вы поговорите с ребятами, которые видели, что там происходит. Хотите? Поедем прямо сейчас?»
Было очевидно, что телевизионщики ехать не хотят. На дворе стояла практически ночь, и приключение, которое предлагал неизвестный, требовало хорошего запала авантюризма. Блондинка постаралась свести предложение на нет. «Вы знаете, сейчас вечер, мы устали. Давайте мы завтра с вами свяжемся по телефону…» Но парня понесло. Он начал орать, что устали не они, а те, кто находится в оцеплении, что если телевизионщики – мужики, то должны немедленно поехать с ним, иначе он готов выйти с ними один на один, и прямо возле кафе начистить им морды.
Операторы побледнели, блондинка панически вскрикнула, но тут из кабинки появились двое военных. Долго не рассуждая, они напористо скрутили парня, отволокли его к двери, и пинком выбросили на свежий воздух. После чего, раскрасневшиеся, вернулись в кабинку. Пока работники телевидения взволнованно обсуждали, что им стоит подождать, когда военные закончат обед, чтобы вместе выйти из кафе, дверь заведения распахнулась вторично. Теперь на пороге оказались двое – выкинутый десятью минутами ранее, и «свежий» его товарищ, тоже в камуфляже. На их крики «где эти козлы?» вояки выпрыгнули из своей кабинки. Один из них прикладом «калашникова» сразу отправил в аут «вновь прибывшего». Второй офицер выхватил из кобуры «макаров» и ударил выкинутого ранее в темя рукоятью. Тот рухнул на колени, а служивый передернул затвор, ткнул дулом в висок противника и заорал прыгающим бабьим голосом: «Я тебя сейчас убью, сука». Сцена выбрасывания повторилась, только теперь военные «работали», в основном, сапогами по голове выбрасываемого. Засим они покинули кафе, вслед быстро смылись телевизионщики.
Потом, вспоминая этот эпизод, я понял, что этот пьяный парень тоже был ополченец. И предлагал, на самом деле, здравую вещь. Он и его товарищи наверняка знали, и могли рассказать на камеру, что происходит в школе. Что в спортивном зале не 345 заложников, как с маниакальным упорством твердили по всем каналам ТВ, а почти полторы тысячи человек. Что они сутки сидят на карачках, и им не дают встать в полный рост. Что они мочатся под себя, и пьют мочу, собирая ее с пола поролоновыми губками … Я расплатился и вышел из кафе.
Перед ДК я увидел еще две сцены. Возле навороченного, в коже и хроме, пикапа Toyota Land Cruiser телекомпании НТВ, журналисты готовились к вечернему прямому эфиру. В свете софитов, как манекен, застыл известный телеведущий (не хочу называть фамилии этого парня). На его лицо последними взмахами кисти наносила пудру визажистка. Минуту манекен простоял неподвижно, потом камера заработала, и он ожил. Он указал зрителем на здание ДК за спиной, и снова повторил, что в спортзале школы находится 345 заложников, но все нормально, ситуация под контролем.
Потом мне рассказали, что ополченцы в первый же день составили списки заложников – более 1200 человек. Они передали эти списки журналистам НТВ в надежде, что те скажут правду в эфире. На НТВ просто похоронили эти списки, и никогда больше о них не вспоминали.
Глубоким вечером в сторону ярко освещенных палаток телевизионщиков, возле которых весело стрекотали генераторы, из школы стрельнули из гранатомета «Муха». Граната, с характерным присвистом на излете, рванула метрах в 200-х от палаток. Тотчас толпа праздно шатающихся журналистов хлынула к месту взрыва. «Немедленно потушите свет, его используют как ориентир!» – кричали телевизионщикам местные. Генераторы мгновенно замолкли, и палатки погрузились во тьму. «Назад, назад, что вы прете, как бараны? Сейчас шмальнут в то же место!»… Журналистов оттеснили, и минуты через две прогноз оправдался: из школы выпустили еще одну гранату, разорвавшуюся вблизи первой. На этот раз осколкам ранило кого-то из эмчеэсников. Потом все стихло.
Утром 3 сентября я проснулся в зале ДК, где осталось уже совсем немного народа: родственники заложников устали ждать чуда, и разошлись по домам. На сцену поднялся доктор Леонид Рошаль. Доктора, как оказалось впоследствии, боевики не пустили в школу, не захотели с ним разговаривать. Но присутствующие в зале ДК думали, что доктор видел заложников, и скажет правду об их самочувствии. Рошаль подошел к краю сцены, и заверил, что заложники чувствуют себя хорошо. Что решается вопрос о передаче им воды и еды, и бандиты готовы уступить. К этому времени заложники в зале были, на самом деле, в критическом состоянии. Мне кажется, именно этот факт заставил руководителей операции по освобождению заложников решиться на штурм любой ценой.
«Труд» требовал ежедневных репортажей. Я решил, раз событий нет, поговорить с родственниками матерей с грудными детьми, которых отпустили накануне бандиты. Ребята с «Маяка» раздобыли пять-шесть адресов, где жили бывшие заложницы, мы взяли такси, и отправились по одному из них. Там мы увидели, что нас опередили телевизионщики. Надо было подождать, пока они снимут репортаж. И тут… Тут вдали грохнуло раз, два. Потом сухо и часто застрекотали автоматы, потом долбанула граната. Мы переглянулись: это штурм! И бросились обратно к такси.
По дороге попались две «скорых». Бой в школе шел, не переставая. На подъезде к ДК выяснилось, что журналистам отвели позади здания место, которое вроде бы не простреливалось. Оттуда было видно лишь начало той самой улицы, по которой я ходил с проводником в первую свою ночь в Беслане. Изредка посвистывали пули. Какой-то парень из числа коллег облачился в бронежилет и напялил голубую ооновскую каску.
Меня напрягало, что ни черта не видно. Я решил, что следует переместиться чуть правее. Поскольку справа стояло оцепление, я решил пройти обратно, уйти вправо по перпендикулярной улице, и выйти куда надо по параллельной. Это было моей второй ошибкой: следовало тупо сидеть на месте. За мной увязался журналист-американец, ошибочно подумав, что я знаю, что делаю, и какая-то женщина. Мы беспрепятственно добежали до перпендикулярной улицы, и побежали по ней веред. Под деревьями, на корточках, метрах в 25 друг от друга, сидели солдаты в бронежилетах. Нас обогнала «буханка», с визгом остановилась посреди дороги. Из нее вытащили окровавленную девочку, и принялись поить из бутылки водой, расплескивая воду ей по груди.
Тут мы повернули, наконец, на параллельную улицу, но она оказалась оцепленной впереди, и к тому же простреливаемой. Пригибаясь, мы рванули через дорогу во двор дома, где кучковались местные. Едва мы скрылись во дворе, на улице грянул бой, как гроза, которая долго сдерживалась, и вот теперь разразилась. Перестрелка велась где-то рядом, несколько раз ударил гранатомет. Вокруг заговорили, что это выбивают из соседнего дома боевиков, которым удалось сбежать из школы. Именно поэтому я не верю официальной версии, согласно которой все боевики были уничтожены прямо в школе. Кому-то наверняка удалось сбежать, потому что, как вы увидите, бардак на улицах Беслана творился колоссальный.
Когда перестрелка стихла, мы вырвались из проклятого двора и побежали обратно к ДК. Из-за этого глупого маневра я не увидел, как из школы массово бежали дети. Некоторые из них бежали как раз в сторону ДК…
