России поднимает голову фашизм. Точнее сказать, он уже поднял голову — и не одну. Это гидра о семи головах. Они болтаются на толстых длинных шеях, создавая вечный фольклорный образ. В этих головах есть что-то до боли притягательное, завораживающее, как завораживает кровь, — они дурашливы, они ласковые, обаятельные придурки, добряки, выпивохи и губошлепы, они — с высунутыми языками, они сталкиваются между собой, отдергиваются в уморительном негодовании, забавно ссорятся друг с другом и снова в знак согласия лижутся языками. В них есть что-то от телепузиков, отрастивших окладистые бороды или, напротив, побрившихся наголо и полюбивших черно-бело-красные оттенки цветов, узоры опознавательных знаков. Но от начальной аляповатости по велению сердца они отряхаются и крепчают, по их обличию проходит судорога сначала непонимания — чего это с нами делают? — затем горечи и отчаяния — доколе все это можно терпеть?! — затем, помножив природную опрощенность на озлобленность, святость на ненависть, — они начинают охотиться за вредными насекомыми, бегающими у них по всему телу.
Бандиты — опричники — фашисты. Быстро вращается колесо современной истории. Казалось, еще вчера страна утопала в блатной стихии, и эта дурная погода вместе с гарью окраин и шансоном были предписаны ей на долгие годы, но все, как в волшебной сказке, переменилось в одночасье, и вот уже дружина царя Ивана железной рукой берет за горло обнищавшее и разбогатевшее в лихолетье декадентское сообщество разложившихся масок и выпускает на поп-сцену клубы страха. Казалось буквально еще сегодня утром, что это последняя остановка, дальше уж ехать некуда, приехали — сливай воду. Но удивительное дело! Железный кулак оказывается противоречием в себе: он все меньше и меньше становится принадлежностью душегуба и кровопийцы — он все больше и больше рассовывает деньги по карманам владельца, а для этого надо все-таки разжать пальцы. Вместо кулака остается кулачная видимость: строгое, карательное, но небезупречное ведомство.
И тогда фашизм поднимает голову. Но, точнее сказать, он ее никогда не опускал. Просто гидра о семи головах стояла, как броненосец, на запасных путях — ее кормили утопическими фруктами марксизма-ленинизма. Ее рвало от этой пищи, она отощала. И о ней забыли. А ведь раньше, столетие назад, ее кормили не только с барского, но и с царского стола. Царь Николай любил эту публику с Охотного ряда, шептал ласково: черная сотня. Черная сотня была последней охранной грамотой романовской империи, лучом света в темном, кишащем либералами царстве. Когда же настали окаянные дни, интеллигенция отреклась от религии народопоклонства, побила гидру градом слов и проклятий, нарекла ее шариковым. И уже второй раз, когда рухнул Советский Союз, интеллигенция отказалась от религии народопоклонства, от слюнявого поцелуя Сталина с Христом — это отречение стоило ей собственной смерти. Так вот, керосин теперь заготовлен в большом количествe, исторические параллели сложились в устойчивую систему. Мы проиграли третью мировую войну, которую по недоумству считали холодной. У нас украли, как у немцев — Эльзас с Лотарингией, лакомые кусочки солнечных полуостровов. Нас унизили и оскорбили незадачливыми либеральными реформами, украинскими придирками к Черноморскому флоту. Мы похоронили продукт западного аборта — демократию — под одобрительный шум толпы. Мы обозначили новых и вспомнили старых врагов — внешних и внутренних. У железной власти возникла паническая боязнь оранжевых экскрементов — это помогло нам разом разобраться с Америкой и Европой. Мы освободились от иллюзий. Мы шли к храму за покаянием — нас в этом храме с покаянием не ждали.
Когда-то Розенберг взял из идеи черной сотни тему чистой расы. Теперь наша очередь учиться очищать кровь, создавать боевые дружины. У нас до Бога ближе всех. Доберемся! В споре русского с нерусским возьми сторону русского, даже если он неправ. Святая Русь превыше всего.
Убедительно. Доходчиво. Безотказно. Чужих наконец-то бьют. Задушевный расизм. Людям нравится. Милиция улыбается — ей понятно.
Против лома нет приема в обществе совершенно равнодушных идиотов, неосознанных ценителей стокгольмского синдрома. Голова не работает. Сплотиться с властью по модели Гершензона? Чтобы она штыками защитила нас от заботливо выращенной гидры? Да вы что!
