Бюджетное послание президента. Догнать и перегнать?

Бюджетное послание президента России в этом году было обнародовано с трехмесячным опозданием. Согласно Бюджетному кодексу, глава государства задает стратегию и генеральную линию формирования бюджета еще в марте, а затем правительство выполняет поставленные задачи. Сейчас вышло иначе, но по-своему замечательно. Дело в том, что с доходами и источниками пополнения казны правительство уже определилось, главная ставка делается по-прежнему на нефть и газ, а бюджетной инновацией стало грядущее повышение акцизов на алкоголь и сигареты. Но зато в ближайшее время предстоит распределение расходов, а это без малого 9 триллионов рублей.

Чему, собственно, и посвятил свое послание Дмитрий Медведев. Заявленная модернизация вещь недешевая: только ее первые шаги оценены в 800 млрд руб., не считая средств, выделенных Фонду содействия реформированию ЖКХ, «Роснано», Российской венчурной компании, и 730 млрд рублей, отпущенных на федеральные целевые программы.

После оглашения бюджетного послания во многом стало ясно, что именно наша властная элита понимает под модернизацией. Само послание накануне публикации анонсировалось как своеобразная экономическая программа инноваций, предусматривающая улучшение инвестиционного климата, снижение административной нагрузки, да и собственно поощрение инноваций с поддержкой соответствующей инфраструктуры. Но программа эта по большому счету обернулась подробным и аргументированным перечнем налоговых льгот и преференций для конкретных проектов. Красной строкой в послании проходит список поощрений для участников проекта создания инновационного центра «Сколково». Другим безусловным приоритетом государственной поддержки, по мнению Дмитрия Медведева, должно стать финансирование проектов, одобренных комиссией по модернизации и технологическому развитию экономики при президенте.

Все это в отечественной истории уже было. Похоже, идеологи модернизации обратились к теории и практике Петра Первого и Иосифа Сталина. Владение всем арсеналом современных электронных гаджетов никак не препятствует заимствованию опыта этих «модернизаторов». В логике действий обоих вождей процедура «догнать и перегнать» понималась как однократное заимствование утилитарных технических решений, внедрение которых в отечественной промышленности позволило бы одним махом достичь уровня развитых западных стран.

При этом подходы императора и генерального секретаря были во многом схожи. Петр раздавал освобождения от податей всем, кто обещал строить фабрики и мануфактуры, и лично подписывал корабельные чертежи. Сталин не ограничивал руководителей военно-промышленного комплекса в доступе к ресурсам и заодно утверждал проекты самолетов и танков. У Петра вышло неважно: его преемники констатировали, что многие фабрики и мануфактуры существовали лишь на бумаге и послужили расхищению казенных средств, а линейные корабли сгнили в гаванях Кронштадта. У товарища Сталина получилось немногим лучше: созданный им вполне современный эпохе военно-промышленный комплекс в итоге «вдавил в землю» русскую деревню, и уже в 1960-е годы хлеб пришлось закупать в США.

Сторонникам технократического подхода к модернизации казалось, что инновация – это не более чем разработка ученым новой технологии и внедрение ее в производство. Надо здесь отдать должное Сталину: он хотя бы не строил иллюзий на счет перспектив мирного соревнования с рыночной экономикой, а сосредотачивал внимание на достижении советской промышленностью известных ему тактико-технических параметров военной продукции потенциального противника, причем далеко не во всем спектре этой техники. Хрестоматийный пример: СССР наладил грандиозное производство танков, а вот с грузовиками для транспортировки боеприпасов и солдат так и не получилось – выручили американские «студебекеры». Более того, Сталин и его наследники имели дело с техникой, которая устаревала гораздо медленнее, чем нынешняя, – немецкий мотоцикл BMW-R71 производился в СССР без малого 40 лет под маркой «Урал». Для обещанной инновационной экономики подобный срок жизни моделей едва ли приемлем.

Тот, кто полагает, будто некий супергосплан способен верно определить «инновационные приоритеты», ориентированные на нужды «мирового потребителя», просто не представляет себе структуры и размаха современной экономики. Только в сфере упакованных продуктов для потребителей в мире появляется по одному новому продукту каждые три минуты, то есть 180 тысяч ежегодно. А общее количество продуктов-новинок многократно превышает эту цифру. Если Россия всерьез намерена претендовать хотя бы на пять процентов мировой экономики, необходимо обеспечить в нашей стране запуск нескольких десятков тысяч продуктов. И не однократно, а на протяжении многих лет подряд.

При этом присутствие в новинке сверхновых технологий само по себе вовсе не является определяющим фактором рыночного успеха. В самом модном нынче iPhone нет никаких особенных инноваций (разве что емкостный экран), зато есть продуманность и удобство интерфейса. А вот когда та же самая компания Apple двадцать лет назад вывела на рынок по-настоящему революционный Newton – первый карманный персональный компьютер, проект ожидало фиаско. По данным венчурных фондов, из десятка новых проектов 5 – 6 терпят провал, 2 – 3 едва окупаются, и только один приносит прибыль, достаточную, чтобы покрыть издержки по финансированию неудачных проектов. И окончательную оценку инновации дает не учредитель «иннограда», не премьер-министр, и даже не комиссия по модернизации и технологическому развитию экономики. Эту оценку – не словом, а делом – дает конечный потребитель, голосующий своим кошельком.

Но тогда для кого слова важнее дел? Разумеется, для чиновника, который не способен заменить предпринимателя в качестве инноватора, но всегда готов успешно обратить вспять любые модернизационные изменения, чтобы сохранить существующее положение вещей, при котором он продолжит получать административную ренту. Пропущенная через чиновничье сито модернизация приведет не к производству перспективных рыночных новинок, а к бюджетному финансированию сомнительных проектов. С коррупционной составляющей, естественно.