Леонид Парфенов произнес заупокойную речь о российском телевидении в прямом эфире Первого канала на вручении ему премии имени Влада Листьева.
Черт с бы с ней, с этой премией, непонятно за что врученной. И сама эта премия весьма непонятная. Так как Листьев был скорее шоуменом, набирающим вес телевизионным дельцом, нежели острым репортером или политическим журналистом. Не в очередной фальшивой премии дело. А в том, что человек, облачившись во фрак, с праздничной трибуны, бросал в зал, сидящий за накрытыми словами, нелицеприятные слова о том, что все они, сидящие в этом зале, занимаются страшной х-ней, служат покойному режиму, как это делало телевидение СССР имени Леонида Кравченко, в конце 80-начале 90-х, ровно до 19 августа 1991 года, до «Лебединого озера».
Парадоксальность ситуации заключается в том, что Леонид Парфенов произнес в полной тишине зала то, что в стране знают все без исключения. Что телевидение у нас — чистый пиар и пропаганда. Что всех задушили однотипные сериалы про хороших ментов. Что вся информация и ее осмысление ушли с экрана — в Интернет.
То есть он ничего не открыл. А все равно подвиг.
«Журналистские темы, а с ними вся жизнь, окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ. За всяким политически значимым эфиром угадываются цели и задачи власти, ее настроения, отношение, ее друзья и недруги. Институционально это и не информация вовсе, а властный пиар или антипиар — чего стоит эфирная артподготовка снятия Лужкова. И, конечно, самопиар власти».
«Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица — не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании — попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой «Ладе-Калине» позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах». «Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР.
Когда репортажи подменяет протокольная съемка «встреча в Кремле», текст содержит «интонационную поддержку», когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости — повторения того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов — на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране».
Впрочем, вы и сами прочитаете эту речь и даже посмотрите ее — она максимально широко выложена в Интернете.
От Леонида Парфенова, что называется, никто не ожидал. Любимчик московской интеллигенции. Бабушки от него просто балдеют. Потому что даже за двадцать лет на экране Первого канала Парфенов не освинел, не растолстел ни лицом, ни фигурой, и по-прежнему смотрится интеллигентом. А для нашего российского ТВ — это практически подвиг. Посмотрите на лица и фигуры наших основных телекомментаторов — они же в экран не вмещаются!
Пусть мне глубоко по барабану исторические миниатюры для учеников 6-го класса средней школы, которыми потчевал Парфенов в течение нескольких лет зрителей своей программы «Намедни». Пусть я никогда не куплю «книгу, которую кладут на кофейный столик» — «Хребет», созданную Парфеновым в соавторстве с пермским писателем Алексеем Ивановым по заказу «Единой России». Пусть. Это мои личные вкусы. Я люблю поострее и передачи, и журналистов. Но речь не о том. Речь идет о «чрезвычайном событии» в жизни самого телевидения: в кои-то веке тихий телевизионный плагиатор истории Леонид Парфенов сказал телевизионным начальникам правду о том, какое телевидение они создали.
Надо сказать, что лица телевизионных начальников вытянулись так, будто им уже объявили, что все они уволены. Или что войска НАТО уже вошли на территорию бесконечной России и первым делом окружили Останкино, приготовив совки и метла, чтобы вымести из этих коридоров всю эту устаревшую братию.
Конечно, выступление Парфенова было хорошо подготовленным экспромтом. Не без того. Это, к сожалению, умаляет значение его гражданского подвига. Признаки этой подготовки были видны с первых же строк:
«Сегодня утром я был в больнице у Олега Кашина. Ему сделали очередную операцию, хирургически восстановили в прямом и переносном смысле этого понятия лицо российской журналистики».
С какой-такой стати продажный журналист Кашин, известный в тусовке тем, что несколько раз переходил от страстного, причмокивающего, служения власти к работе среди НБП, среди молодежных радикалов, которых он потом неоднократно предавал, выдавая их маленькие мерзкие тайны…- с какой-такой стати этот тип стал «лицом российской журналистики»? Или: какая журналистика — такое и лицо? Но Парфенов хотел сказать то, что сказал: Кашин ему кажется героем, а не пострадавшим.
В том-то и дело, что Парфенов — это салонный телевизионный типаж, который делает то, что принято делать в салонах либеральной интеллигенции в данный момент. В данный момент там принято поднимать на щит пострадавшего Кашина и не припоминать ему кремлевское прошлое, а сосредоточиться на его последних перед избиением днях — на репортажах из мест дислокации маргиналов.
Дальше — больше! Кашин, оказывается, дал интервью Парфенову!
Так сказать, продал сенсацию за право когда-нибудь стать медийным телевизионным лицом.
«До нападения на него Олег Кашин для федерального эфира не существовал и не мог существовать», — многообещающе говорит Парфенов во первых строках своей речи. И вот этот весь первый абзац подчеркивает эту вечную салонность Парфенова, его какую-то местечковость. Пусть это местечко давно уже не город Череповец, где он родился и вырос, а вовсе даже какой-то центральный район Москвы, но делание сенсации из позапрошлых новостей — это, все же, местечковость. После избиения Кашина страна уже не раз содрогнулась от резни в Кущевке, от того, что в малых и больших городах страны главы городов сплошь и рядом становятся паханами и возглавляют ОПГ, а у Парфенова все еще Кашин — главный ньюсмейкер…
Сейчас новостью, связанной с Кашиным может быть только одна: имена тех, кто его избил. Остальное все — ерунда. Событие избиения отыграно, и его заслонили более весомые и более ужасные события, происходящие в этой дичающей на глазах стране.
Впрочем, если бы не эти присущие Парфенову как салонному журналисту детали, его выступление вполне могло быть квалифицировано как гражданский поступок.
С нетерпением будем ждать, какие события последуют за этой речью. А шлейф событий может быть самым пестрым. С одной стороны, Парфенова могут попросить с телевидения. И он уедет на Украину, как уехали туда работать Евгений Киселев и Савик Шустер. С другой стороны, наоборот, под Парфенова развернут целый новый канал или цикл либеральных передач, благодаря которым политика Дмитрия Медведева будет выгодно отличаться от застойной консервации негатива 90-х, которой прославился его предшественник Путин, вечный претендент на президентский трон. Ведь это благодаря Путину бандитизм так и не был искоренен и превратился в институциональный? Ведь это Путин ничего не видел из того, что происходит в огромной стране? А Медведев возьми и увидь! И Парфенов и новое ТВ ему в этом помогут.
Президентская избирательная кампании вышла на финишную прямую, и поэтому надо следить за знаковыми событиями. Как в жизни, так и на экране телевизора. Сейчас их станет больше. И трактовки их станут круче.
