Задумал как-то батюшка-царь на страну свою снизу посмотреть. Ведь с ковра-самолета многие детали не видны. «Интересно, есть ли жизнь там, внизу. А если и есть, то какая она?» – думал царь-батюшка, экипаж заказывая.
А ему предлагают и французские на мягких рессорах, и немецкие с ватер-клозетом встроенным. И даже заморские из Японии, самопаркующиеся. Подивился царь на чудеса иноземные, но так сказал своим боярам:
– Надо хоть раз за свое царствие быть к народу ближе. Дайте мне то, на чем ездят подданные мои верные.
И пригнали царю-батюшке телегу производства завода местного. Правда, тюнинг люксовый незаметно ей сделали. Колеса заранее маслом обильно пролили и климат-контроль импортный, заморский, приделали. Чтоб царь-надежа не чихал по дороге, пыль родимую глотая порциями большими.
Сел царь в телегу на место кучера и подивился дизайну былинному с умилением.
– Вот, мол, как надо старину блюсти. Двести лет одно и то же выпускаем. И ведь ездит же! Назло ворогам. Гей, родимые! – хлестнул вожжами коней, в телегу запряженных, и понеслась птица-тройка до ближайшей колдобины. – Еть, еть, еть, – фыркал царь на ямах подпрыгивая. – Интересно, доедет ли она до границ моего царства-государства или в пределах Кремля развалится?
Но впереди телеги царской уже мчались боярские экипажи дорогу расчищая, да народишко лишний убирая. Чтобы царя-батюшку вопросами не мучили. А в трех верстах от Кремля дьяка специального поставили. Чтоб тот народ изобразил, да интервью для газет царских взял нужное.
Подобрал царь дьяка голосующего и спрашивает того:
– Скажи, дьяк, почему я уже три версты проехал, а, кроме тебя, на дороге никого и не видно?
– Все в полях, царь-батюшка. Рожь убирают. И этот, как его, овес.
– В овсах все, значит, – с удовлетворением произнес царь. – А спроси-ка меня, дьяк, чего это я на старости лет в народ подался?
– Батюшка-царь, скажи ты мне, рабу своему верному. И чего это ты на старости лет в народ вышел? Да еще и на телеге производства завода загибающегося, – послушно спросил дьяк, перо гусиное из штанин вынимая.
– Пиши, дьяк. – Царь бросил вожжи, понимая, что телега из колеи уже не выскочит. – Настало время всем радоваться. Что небо голубое, что рожь поспела, что бабы рожать не разучились. А кто радоваться не будет, тому розги на конюшне. Иль острог сибирский приготовлен будет. Как по отцу тебя, дьяк, кличут?
– Иваныч. Но можно меня и по матери. Не обижусь, царь-батюшка. Лишь бы не высадил в поле чистом. А скажи-ка мне…
– Все, будет. Царь должен говорить коротко и емко. А не бла-бла-бла, как другие некоторые. Сказано ведь – всем радоваться. Короче, дьяк. Встретишь кого-нибудь из народа, передай. Царь был. Все видел. Всем доволен. И пусть почитают и радуются. Слазь с телеги. – И скинув на ходу дьяка, хлестнул царь коренника плеткою.
И понеслась его птица-тройка по колдобинам к границам царства-государства, к морю синему дальнему.
И смотрели на него из овсов подданные и тихо радовались, что царь-батюшка в этот раз их не заметил. И розги на конюшне или острог сибирский кому-то другому достанутся.
