Зачем мы платим за подготовку кадров для других стран?

Отшумели волнения вокруг зачисления в вузы по результатам ЕГЭ. После нескольких сеансов перетряски списков — по мере изъятия оттуда фамилий абитуриентов, подавших документы сразу в десятки мест, — опубликованы окончательные списки студентов. Теперь самое время задуматься: что ждет их на противоположном конце аудиторных скамей — при выпуске.

Выпускных концов у нынешних вузов теперь два. В соответствии с нормативами, принятыми Западной Европой в Болонье, изготовляются две версии специалистов. Бакалавр учится четыре года с таким расчетом, чтобы сразу после выпуска включаться в практическую работу по избранной специальности. Магистр учится шесть лет с уклоном в будущие исследования и развитие теории той же специальности.

На первый взгляд идея разумная.

Для текущей работы — на готовом оборудовании, по готовым технологиям — вроде бы и впрямь требуется куда меньше познаний, чем для самостоятельных исследований и разработок. Отчего бы не сэкономить время и силы, да еще и вступить в самостоятельную жизнь на целых два года раньше — в молодости, когда, по слову Бориса Леонидовича Пастернака, «дольше века длится день»?

С другой стороны, если человек сразу проявил способность вникать в суть вещей, а тем более изыскивать новую их суть — ему заведомо необходимо углубленное изучение выбранного предмета.

Словом, на первый взгляд логика представляется примерно такой же, как в ранее действовавшей у нас системе: пять лет в институте, а затем для склонных к исследовательской работе — три года в аспирантуре. Разве что каждый этап обучения сокращен на год. Всего на год. Мелочь.

Но, как известно с незапамятных времен, в мелочах кроется дьявол.

Учебная программа любой специальности насыщена до предела возможностей ее усвоения студентами. Сокращение срока обучения невозможно без соответствующего исключения каких-то материалов или даже целых учебных дисциплин. Что же потеряет новое поколение высших учащихся по сравнению с моими временами?

Судя по разделению между практичным бакалавриатом и теоретичным магистратом, сократится прежде всего преподавание теоретических дисциплин — и основ конкретной профессии, и (тем более) общих теорий, из коих проистекают закономерности данной профессии. В самом деле, зачем инженеру по ремонту холодильных установок (одна из специальностей, получаемых в моем родном вузе) знать ключевые принципы термодинамики, не говоря уж об исчислении бесконечно малых? Его непосредственная задача — искать утечки в нагромождении трубок и уплотнений да умело менять загрязненный хладагент.

Увы, человек, решающий только задачи такого уровня, вовсе не заслуживает названия инженера. Он — в лучшем случае техник, каких готовят в обычных профессионально-технических училищах (по нынешней моде зачастую переименованных в колледжи). Инженер должен по меньшей мере понимать — и уметь выявлять — причины неполадок, не перечисленных в инструкции к холодильнику и не выявляемых при помощи помазка и стакана мыльного раствора (этот простейший способ поиска утечек газа доселе популярен при работе с любыми герметичными системами, несмотря на появление электронных течеискателей). Значит, обязан владеть многими техническими дисциплинами сразу.

Персонал Чернобыльской АЭС в 1986-м прекрасно знал все необходимое для обслуживания тепловой энергоустановки. Но не получил специального образования по части особенностей поведения ядерного реактора в различных условиях. В результате при проведении очередного эксперимента уронил реактор в йодную яму (термин, знакомый любому реакторщику) и при попытке вытянуть оттуда разогнал до неуправляемости — от чего и предостерегает теория.

Изучить же все нужные инженерные дисциплины на рецептурном уровне — не под силу никому. Слишком многие конкретные факты накоплены за десятки (а порою и сотни) лет развития каждого вида техники. Даже поиск этих фактов в справочниках (по известному рецепту Эйнштейна, высказанному после наблюдения за подбором помощников для Эдисона) отнимает непомерно много времени, если не понимаешь принципов устройства справочников. То есть не владеешь теорией, лежащей в основе их структуры.

Если же теория известна — вовсе не обязательно даже рыться в справочниках, не говоря уж о зазубривании их содержимого. Не зря Клод Адриан Гельвеций — один из соавторов первой в мире энциклопедии — сказал: знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов. Причем слово «некоторых» здесь — сильнейшее преуменьшение: как правило, одной формулы более чем достаточно для замены многих обширных таблиц.

Мой отец — человек в отличие от меня выдающийся — около полувека занимается составлением уравнений состояния — зависимости плотности веществ от температуры и давления. Каждое такое уравнение строится на основе сотен или даже тысяч результатов экспериментов. Но когда оно выведено — на его основе можно определить свойства в любой точке, уже без всякой помощи экспериментаторов. Вдобавок из этого же уравнения на основе теории более высокого уровня — термодинамики — выводятся и многие свойства, не исследованные экспериментально.

Словом, не зря в мое время первые два курса любого вуза посвящались общетеоретическим дисциплинам. Включая нелюбимую многими философию: при всем догматизме тогдашних «попов марксистского прихода» она дает общее представление о многих внутренних закономерностях природы и общества. Сейчас мне то и дело приходится развеивать чужие заблуждения, проистекающие из незнания понятий перехода количества в качество, отрицания отрицания и прочих азов одного из направлений философии.

Если же сохранить прежнюю структуру теоретических основ предмета, то бакалавры могут просто не успеть освоить практические дисциплины, а магистры будут изучать их повторно — пусть и углубленно. Практики не обретут должной квалификации, а теоретики потеряют по меньшей мере тот самый год, что отличает магистериат от обычного пятилетнего вузовского курса.

Болонизация Европы — еще одно свидетельство непонимания соотношения теории с практикой, характерного для малообразованного обывателя и поэтому неизбежного для лидера, выдвинутого демократическим механизмом. Но наши руководители пока в основном воспитаны еще в хороших советских вузах с надлежащим отношением к теории. Что же вынудило их присоединиться к болонскому преступлению против разума?

Официальное объяснение — желание обеспечить удобоприемлемость наших дипломов на Западе, чтобы наши квалифицированные специалисты могли без труда работать, зарабатывать и набираться опыта за рубежом. Но по диплому принимают на работу только начинающих. Куда важнее опыт работы и реальные достижения. То есть болонизированные вузы ориентируются на то, что их выпускники сразу выедут за границу, даже не пытаясь приложить свои познания на родине, оплатившей их образование. Причем первые выпуски болонского образца появятся как раз на выходе из кризиса, когда спрос на специалистов во всем мире резко возрастет. Следует ли нам финансировать подготовку кадров для более богатых стран?