Украденные невесты и жизнь чеченцев в изгнании

На протяжении многих лет чеченцы бежали из своей республики и устраивали жизнь в других местах. Многие делали это по собственной воле; у других просто не было выбора.

Зулихан поднимается на борт, и кто-то из гостей вручает ей букет. «Это нашей невесте», — подмигивает он.

Это первый выход Зулихан «в свет» в качестве замужней женщины. Месяц назад, когда она шла домой из училища в Грозном, малознакомый мужчина схватил ее прямо на улице и запихнул в машину. А через неделю она стала женой Богдана Хажиева.

Сразу после свадьбы он привез ее на север Казахстана, в Павлодар, и поселил в квартире, состоящей из двух плохо обставленных комнат и расположенной над квартирой его родителей. А потом она оказалась на борту катера на казахстанской реке, почти в 5 тысячах километров от дома. День был просто идеальный: лето, катер скользит по воде, в которой играют солнечные зайчики, и Зулихан, похоже, смирилась с судьбой. Она скромно сидела на верхней палубе с группой матерей с грудными детьми.

Между тем Богдан, азартный бизнесмен в зеркальных солнечных очках, на нижней палубе обедал со своим кузеном Султаном. «Султан галантно очистил для меня апельсин и сказал, что он тоже в свое время похитил свою жену. «Это закон наших дедов, — пояснил он. — Мы должны уважать наши чеченские традиции».»

Деды сидели в отдельной каюте за банкетным столом, уставленным блюдами с жареным мясом и диким чесноком. Но еда осталась нетронутой: заговорил старейший. Он хотел рассказать о том, что произошло 66 лет назад, когда Сталин переселил всех чеченцев с Кавказа в Среднюю Азию. Тогда старику было 11, но он сказал, что день 23 февраля 1944 года в его памяти остался навсегда.

Белая пустыня

Это был День Красной армии, и на торжества пригласили мужчин из всех селений. «Но когда мой отец пришел на главную площадь, парада там не было, — рассказывал он. — Его вместо этого окружили солдаты с автоматами». А потом солдаты пошли по домам, из которых выводили женщин, детей и стариков.

«У нас почти не было времени на сборы, — говорил он мне. — Моя мать слова не могла сказать от потрясения, но она сумела захватить с собой курицу и хлеб. Я помню, как она плакала: нам пришлось оставить наших коров».

На станции переселенцев загнали в вагоны для скота. Многие не дожили до конца пути, который затянулся на три недели. «Было темно, запах был ужасный, — продолжал старик. — Когда люди умирали, солдаты просто сбрасывали трупы с поезда. А когда мы, наконец, приехали на место, оказалось, что это холодная белая пустыня. Вокруг ничего, только степь. Есть нечего, а спали мы в амбаре».

Его глаза увлажнились. Старик говорил мне, что его младшие братья и сестры подхватили тиф, и он наблюдал, как они умирали. По меньшей мере треть не дожила до конца путешествия или умерла вскоре после вынужденного переселения — из-за голода, холода и болезней.

Шрамы войны

После смерти Сталина, тем, кто выжил, разрешили вернуться на Кавказ, но депортация оставила глубокие шрамы, которые поколением позже подпитывали чеченский сепаратизм. Как и многие другие бывшие изгнанники, старик снова приехал в Казахстан, когда началась первая чеченская война. Еще больше людей бежали во время второй чеченской кампании, начатой в 1999 году при первом премьерстве Владимира Путина.

Но сейчас, когда война кончена, когда Чечня восстанавливается, не хочет ли старик вернуться домой?

«Нет, — ответил он. — Мы говорим по телефону, и нас беспокоит то, что там происходит. Один мой родственник был убит, и никто не знает, почему, никто не знает, кто это сделал. Его тело просто бросили на кладбище. Это было на прошлой неделе. Такое там происходит сплошь и рядом».

Я хотела спросить, на ком лежит ответственность, но он перебивает: «Если кто-то попытается расследовать, его тоже убьют. Такой уж там режим. Вы ведь знаете, что я имею в виду».

Я знаю, что он имеет в виду.

Год назад в Грозном правозащитница Наталья Эстемирова, с которой я была знакома, шла на работу и была похищена людьми в масках. В тот же день ее тело с пулевыми ранениями было найдено в канаве.

До сих пор никто не привлечен за это к ответственности. Большинство чеченцев уверены в том, что это преступление никогда не будет расследовано до конца.

Мужчина в овечьей папахе неловко пошевеливается. «Давайте не будем о политике, — просит он. — Давайте поговорим о наших казахских друзьях, выпьем за молодоженов. У нас ведь праздник, в конце концов!»

Мне интересно, что жених Богдан думает о возможности переезда в Чечню. Его отец сказал мне, что хочет устроить своего сына на тихий правительственный пост в Грозном. Но Богдан, похоже, не слишком туда стремится.

Поехать туда, чтобы найти и похитить для себя жену — это одно. Жить там постоянно — совсем другое.

«Все, конечно, в руках Аллаха, — говорит он мне. — Но я, наверное, подожду».