У Чечни появились иностранные дела

Чеченская республика открывает собственные внешнеполитические представительства в странах Западной и Восточной Европы. Об этом сегодня объявил министр правительства Чечни Шамсаил Саралиев.

Германия, Франция, Дания, Австрия, Бельгия, Польша — эти шесть европейских стран, где проживают многочисленные выходцы из Чечни, примут на своей территории представительства нового, небывалого образца. В дополнение к посольствам РФ на их территориях будут действовать внешнеполитические представительства одного из субъектов Российской Федерации — Чеченской Республики.

Министр Чечни по внешним связям, национальной политике, печати и информации Шамсаил Саралиев объявил о том, что представительства будут курировать самый широкий круг вопросов, касающихся жизни чеченцев в дальнем зарубежье — от трудоустройства до поступления в вузы, от юридических консультаций до помощи в возвращении на Родину. Саралиев особо подчеркнул: на открытие подобного рода представительств Чечни в любых европейских странах получено официальное разрешение МИД РФ. При этом Чечня — единственный субъект Федерации, которому в новой России удалось обрести право на столь внушительное количество — де-факто — посольств в дальнем европейском зарубежье.

Какие внутриполитические последствия несет признание Чечни в качестве субъекта внешнеполитической деятельности? Об этом — политолог Дмитрий Орешкин:

— Такая позиция Чечни возможна только при условии тайной или явной поддержки других наших матерых регионалов, которые тоже борются за расширение сферы своего влияния. Это вполне естественно. Это неизбежно. Это мировой процесс. Надо просто понимать, что мы по этому направлению движемся вне зависимости от того, нравится это федеральному центру или не нравится.

Нынешняя федеративная политика сходна с советской политикой по степени лицемерия — и диаметрально противоположна ей по смыслу. Советская доктрина декларировала право нации на самоопределение вплоть до отделения; в СССР Украина и Белоруссия обладали правом членства в ООН как независимые государства. Все это на самом-то деле было абсолютной фикцией, но провозглашалось как юридическое право. Сейчас же — ровно наоборот. Провозглашается унитаризм и вертикализм, а в реальной практике в Чечне мы наблюдаем такой набор полномочий, который позволяет говорить даже не о федеративном, а о конфедеративном государстве.

У Чечни — своя армия, никаким образом не подчиняющаяся конституционным правилам Российской Федерации и силовым органам в составе России: личная гвардия, которую сформировал Кадыров из бывших боевиков, подчиняется персонально ему. У Кадырова своя внешняя политика. Он проводит переговоры, скажем, с Саудовской Аравией, с европейскими странами. Он сам решает, кого ему возвращать из изгнания, а кого, наоборот, отправлять в опалу. У него свой суд и своя расправа — чрезвычайно действенная. У него — своя идеология, наконец. На самом деле, Чечня — почти абсолютно самостоятельное государство за одним исключением — деньги российские. За все эти удовольствия платит Российская Федерация.

— А есть другие варианты оплаты?

— Нет, конечно. Мы помним, как несколько лет назад после войны был провозглашен лозунг «чеченизация Чечни». И правильно провозглашен: в противном случае воевать в Чечне должны были бы ребята из Пскова, из Челябинска, из Москвы, из прочих регионов России — и погибать тоже. Был найден Кадыров, который сумел замкнуть эти проблемы на себя, но взамен он потребовал и получил огромное количество полномочий. Соответственно, теперь федеральный центр зависит от Кадырова, по крайней мере, не в меньшей степени, чем Кадыров от федерального центра. Это на самом деле называется «империя наизнанку» — когда не метрополия диктует свои интересы периферии или, скажем, колониям, а наоборот: колония держит за глотку метрополию и из нее выбивает столько денег, сколько им нужно.

Кадыров выбивает около 1,5 млрд. долларов ежегодно — что сопоставимо со строительством одной гидростанции, например, по масштабу похожей на Бурейскую ГЭС. Каждый год по Бурейской ГЭС мы отдаем Кадырову — для того, чтобы сохранять видимость порядка. Причем мы называем его конституционным порядком, хотя всем понятно, что ни один российский гражданин, приехавший в Чечню, ни в коей мере не может рассчитывать на соблюдение своих конституционных прав. Он может рассчитывать только на поддержку или на немилость вышестоящего начальства, а именно — Кадырова. Все определяется персональным произволом. В противном случае Кадыров просто уходит в сепаратное плавание, присваивает себе 2 млн. тонн нефти, которые выкачиваются из его земли, и, опираясь на исламский мир, провозглашает себя независимым. Так что Кремль вынужден с ним договариваться.

Равным образом реальная практика политического управления в отношениях между Кремлем и Казанью — или Кремлем и Уфой — основывается на таком же институте взаимного торга, поиска компромиссов: мы тебе разрешаем то, а взамен делай это. Никакой реальной вертикали в практической жизни нет. Она существует только в воображении патриотически мыслящей общественности. На самом деле, Кремль и хотел бы, скажем, сменить господина Рахимова и давно пытается это сделать — но мы видим, что все это кончается ничем. Точно так же, как и в случае президента Татарстана, да и других менее значимых республик. Более того, мы с вами недавно наблюдали, как в Дагестане Кремль не смог поменять даже человека, отвечающего за налоговую политику. Потому что этой республике не нужно кремлевское око, наблюдающее за денежными потоками, которые ходят по республике. Там нужно свое око, дагестанское. И опять же Кремль был вынужден пойти на уступки.

Так что эта самая сказка про наведение конституционного порядка, построение вертикали и укрепление державной мощи — для восторженных слушателей и телезрителей. А реальная политическая практика строится на совсем другом механизме взаимного торга, взаимного поиска компромиссов, уступок. Причем Кремль все чаще выступает в страдательном качестве, нежели в качестве диктатора.

— Однако с того самого момента, как Чечне разрешили открыть зарубежные представительства, в систему сдержек и противовесов добавилась еще одна довольно крупная гиря. Настолько весомая, что теперь в регионах могут сказать: «Ага, вот мы договаривались-договаривались, а теперь вы сделали для Чечни такое. Мы тоже хотим». И такое могут сказать не только Уфа и Казань, но и, допустим, Махачкала и Элиста. И что останется?

— Здесь самый главный вопрос — кто может себе позволить это сказать, а кто не может. Потому что есть очень сложный баланс. Если это попробует сказать Элиста, то ее довольно быстро заткнут. Потому что влиятельность Элисты и влиятельность этой местной элиты весьма слаба, экономика вообще никудышная. Своих собственных вооруженных сил там нет. Конечно, это будет скандал, но в принципе поменять местное руководство для Москвы большого труда не составит.

— Но при этом отставленное руководство вполне сможет устроить федеральному центру большие неприятности. Именно потому, что экономики никакой, а уровень жизни людей достаточно низок. Отсюда нестабильность.

— За милую душу. Именно поэтому федеральный центр на это и не идет, хотя мог бы это сделать. Это хорошо понимает Кирсан Илюмжинов. Ему не надо дразнить собаку, он и так доволен своим статусом. Кремль не вмешивается в распределение тех самых субсидий, которые уходят и неизвестно как используются — и в Калмыкии, и в Дагестане, и в Ингушетии, и в Кабардино-Балкарии, и в прочих республиках. Просто, на самом деле, Кремль закачивает туда деньги, как в черный ящик, а взамен получает видимость лояльности и отсутствие явных боевых действий, сепаратизма или еще чего-то. Соответственно, местные элиты тоже не хотят нагнетать ситуацию и раздражать без нужды Кремль. Потому что для них это тоже в некотором смысле риск.

Но вот если мы внимательно посмотрим, какова степень влиятельности Кремля на региональные проблемы, то мы увидим, что она невелика. Например, буквально три года назад в моде было укрупнение регионов. Вот растворили в Пермском крае Коми-Пермяцкий автономный округ. Растворили Усть-Ордынский, Агинский автономные округа. Но они действительно малюсенькие. У них там несколько десятков тысяч населения — грубо говоря, это несколько больших деревень. А вот стоило попытаться растворить Адыгею в Краснодарском крае… Тоже ведь не бог весть что: там всего пара-тройка сотен тысяч населения, маленький город Майкоп, и вся республика окружена Краснодарским краем. И тем не менее местная элита продемонстрировала такую сплоченность, что Кремль решил не связываться. После чего вся эта замечательная идея укрупнения субъектов Федерации приказала долго жить.

Есть баланс интересов. Естественно, региональные элиты не хотят лишний раз дергать спящего тигра за усы. Они не хотят нарушать статус-кво, но и Кремль не хочет слишком сильно на них давить. Это называется путинским консенсусом элит, в том числе — консенсусом региональных элит. Но сейчас этот консенсус явно будет разваливаться — просто потому, что у Кремля все меньше и меньше денег на то, чтобы откупаться от региональных элит, а у региональных элит все больше аппетитов. Оглядываясь на поведение Кадырова, они, конечно, будут вежливо, но настойчиво говорить: «А нам почему нельзя? Мы тоже хотим красную дорожку к самолету. Мы тоже хотим представительства за рубежом. Это же наше право». Это действительно конституционное право. Если вы хотите, чтобы территории развивались — я не говорю про воровство региональных элит, — то у них должны быть нормальные отношения с торговыми партнерами и между собой тоже. В частности — помимо Кремля. Было бы чудно, если бы калифорнийский бизнес всякий раз обращался за разрешением в Вашингтон для того, чтобы наладить какой-то бизнес-проект с Японией, Германией, Россией или какими-то другими странами.

— При этом я не помню, чтобы у той же Калифорнии было внешнеполитическое представительство в Японии, а у кантона Берн — в Тунисе или где-нибудь еще.

— Калифорния и не является государством по конституции. Она делегировала свои права на ведение внешней политики федеральному центру, то есть Вашингтону. Но бизнес она ведет совершенно свободно.

— Так Чечня тоже делегировала и внешнюю политику, и армию, и денежную систему федеральному центру.

— Но в реальности вся жизнь в Чечне контролируется не законами и не бизнесом. Понятно, что любой чеченский бизнесмен очень сильно, напрямую зависит от отношений с Кадыровым. Эта авторитарная — или даже тоталитарная — модель подразумевает, что не может быть представительства чеченской фирмы за рубежом, если это не контролируется суперначальником в лице Кадырова. Его бизнес — это политика. Соответственно, если он хочет заниматься бизнесом за рубежом (а он хочет), то ему нужны представительства именно политические, а не экономические. Собственно говоря, довольно трудно представить себе чеченскую фирму, которая нуждалась бы в представительстве где-нибудь в Германии. Нет такого масштаба у чеченских фирм. Единственная фирма, которая там функционирует и что-то может делать, называется «Кадыров и Ко». Вот ей и нужны эти самые представительства. И она их, естественно, получит, потому что в противном случае Москва будет иметь целый ряд совершенно неожиданных неприятностей на Северном Кавказе. Москве это не нужно.

— Что могут потребовать остальные национальные республики, увидев такой приз, какой получил их чеченский коллега?

— Разные республики потребуют разного. Это зависит от степени наглости, от степени консолидации региональных элит… Наверняка каждый что-то потребует или попросит. Все зависит от того, насколько широко разевается пасть, насколько каждый из региональных лидеров уверен в своих силах. Самые мощные регионалы — это, конечно, Татарстан, Башкортостан, Москва. Серьезная проблема с Росселем, который довольно плотно контролирует Свердловскую область. Дальний Восток достаточно влиятелен: уж Дарькина никак оттуда не могут выковырять — настолько, что уже вроде бы и не собираются. Конечно, Дагестан: Чечне можно, а нам нельзя? Понемножку, наверное, и за Уралом будет расти схожее ощущение — в Тыве и в некоторых других республиках.

— Вне зависимости от того, область ты или республика?

— Конечно, у республик больше статуса. Если Ивановская область начнет выкаблучиваться и что-то требовать, то на нее цыкнут, и она вынуждена будет молчать. А если выкаблучиваться начнет, прошу прощения, Татарстан, то здесь Москве волей или неволей придется прислушиваться. Другой вопрос, что Шаймиев велик и мудр, как дальновидный политик. Он очень хорошо понимает, какую черту переходить нельзя. Но вот действия Кадырова в данной ситуации совершенно очевидно сместили черту дозволенного. Они дали понять, что на Кремль можно и нужно давить. Конечно, регионалы будут давить. Вопрос в том, в какой форме, как жестко и как быстро. Они же все очень умные и очень аккуратные. Им есть что терять; это, кстати, основное достоинство путинской политики.