Великие потрясения посткоммунистической России начались с Кавказа. Похоже, Кавказом они и закончатся.
Информация о том, что в Чечне введен «мусульманский дресс-код», в связи с чем государственным служащим предписано привести форму одежды в соответствие с «нормами служебной и вайнахской этики», многими легкомысленно воспринимается как некий курьез, как новость из раздела «светской хроники» (чему, отчасти, способствует недавнее интервью Рамзана Кадырова Тине Канделаки).
В действительности это сообщение имеет зловещий и далекоидущий политический контекст. По существу речь идет об официальном признании того факта, что на территории Чеченской Республики Конституция Российской Федерации не действует.
Конечно, это давно уже «секрет Полишинеля», который известен каждому, кто хоть немного знаком с фактической ситуацией в Чеченской Республике. Правовой и политический режим в ней давно определяется не Основным законом России, а договорными отношениями руководства Республики с Федеральным центром. Тем не менее, такого откровенного и непосредственного подтверждения того, что Конституция Чечне не писана, еще не было.
Неконституционность распоряжения об обязательном ношении госслужащими одежды, предписанной религиозными нормами одной из конфессий — вне зависимости от их религиозных убеждений — очевидна. Если в Чечне найдется хотя бы одна женщина, которая осмелится обжаловать распоряжение об обязательном ношении головного убора в Конституционный суд РФ, это поставит его судей в крайне сложное положение и спровоцирует невиданный по мощи политический скандал.
Но и без этого решение о «кавказском дресс-коде» носит символический и даже демонстрационный характер.
И демонстрирует оно то, что российская политика на Кавказе потерпела окончательное, а теперь уже «официально» признанное фиаско. Чечня сначала де-факто, а теперь уже и де-юре становится независимой от России территорией, на который действует особый правовой режим.
То есть Россия вернулась в исходную точку — к Хасавюртовским соглашениям. От перемены слагаемых сумма не меняется. Чечня отстояла права иметь «договорные» отношения с Россией на своих условиях. Просто на этот раз это «деловые» договорные отношения, без лишнего шума и воинственной риторики. Чечня как была, так и осталась «отрезанным ломтем». Однако теперь этот «ломоть» очень дорого России стоит.
По сути, обесцененными оказались огромные человеческие и финансовые затраты, осуществлявшиеся на протяжении последних десяти лет. Миллиарды долларов оказались закачены в Чечню впустую. Федеральная власть не способна поддерживать там общий со всей остальной Россией правовой режим. Сегодня Чечня ввела свой «дресс-код», завтра запретит продажу алкоголя, послезавтра заменит гражданские суды шариатом. Лиха беда — начало. А о политической независимости она не будет заявлять ровно до тех пор, пока из России будут поступать деньги. Это откровенный шантаж, и это очевидный тупик.
Но еще большими, чем людские и материальные потери, оказались для России потери политические. Мало кто сегодня осознает, что пресловутая «криминализация России», о которой сегодня так много говорится, как о главной язве современной российской жизни, имеет своим истоком «новую кавказскую политику» администрации Владимира Путина.
Когда в конце 90-х стала очевидной неспособность России решить кавказскую проблему в рамках существовавшей тогда политической парадигмы, прежде всего — военными средствами, ее «порешали» средствами «специальными». «Политическое ноу-хау» было отнюдь не новым — разделить по своей сути мало чем отличающиеся друг от друга криминальные кланы на «свои» и «чужие» и разделаться с «чужими» при помощи «своих».
Обратной стороной медали «За победу над чеченскими сепаратистами» стало тесное сотрудничество спецслужб и криминальных структур, которое нигде и никогда еще не осуществлялось с таким размахом. Эффективность нового метода, по всей видимости, произвела впечатление на руководство России, и оно стало в дальнейшем прибегать к нему по поводу и без повода для решения и многих других задач далеко за пределами Чечни. Теперь одни «воры в законе» помогали возвращать государству активы, украденные другими «ворами в законе». Криминальные структуры постепенно привлекались к тому, чтобы утрясать внутрикорпоративные конфликты, обеспечивать стабильность в регионах и даже, страшно подумать, решать внешнеполитические задачи, хоть бы и вопрос с задолженностью Украины за газ.
Со временем опора на криминал стала палочкой-выручалочкой политики Кремля в самых неожиданных сферах. Зачастую отпадала сама необходимость в политике как таковой, поскольку проблемы решались на «неформальном» уровне «рабочими группами» из воротил криминального мира и их кураторами из спецслужб. Но за все надо платить. В конце концов, кураторы и курируемые слились в единое целое, а зачастую и поменялись местами. К концу 2010 года это приобрело такой масштаб, что о криминализации России как главной угрозе для нации стали говорить повсеместно. Но нельзя забывать, что начало этому процессу было положено именно «новой кавказской политикой».
Парадоксально, но даже внешне финал выглядит похожим на начало. В середине 90-х улицы русских городов захлестнула волна преступности, основу которой составляли выходцы с Кавказа, чувствовавшие себя в «коренной» России как рыба в воде. Позже, когда Кремлю удалось стабилизировать ситуацию и «отстроить» государственные институты, когда российская экономическая и политическая жизнь усложнилась и приобрела более или менее организованный характер, «кавказцы» были вытеснены на периферию криминального мира. Сегодня они снова в «центре», выступая «ударной силой» во всех значимых экономических конфликтах.
Это и есть самая дорогая цена, которую России пришлось заплатить за «усмирение Кавказа». Чеченский «дресс-код» наглядно показывает, что Россия явно переплатила. Куплен не мир, а перемирие. Вопрос о государственном единстве России как был, так и остается открытым. Потому что государственное единство — это не декларация лояльности одного национального лидера другому, а способность государства обеспечивать единый правовой режим на всей своей территории.
