Статья Медведева в толковании Суркова

Выступление первого заместителя главы администрации президента Владислава Суркова на заседании форума «Единой России» «Стратегия-2020»:

Я хочу два слова сказать по поводу статьи Медведева. Оттолкнуться от тезисов моего товарища Миши Леонтьева, который, как я понял, сказал, что, конечно, хорошо пригласить Запад вырабатывать общие стандарты на какую-то площадку, в том числе на ярославскую конференцию, но все это бессмысленно, ничего не получится. Что все равно все стандарты вырабатываются на Западе, а наш удельный вес на рынке идей о демократии довольно низок.

Я должен сказать, что у меня отношение к ярославской конференции совсем другое.

Я уверен абсолютно, что мы можем добиться того, чтобы на территории Российской Федерации представители самых разных уровней интеллектуального сообщества, подчеркиваю – мирового бизнеса и государственных деятелей, – могли бы обсуждать, что такое современная демократия, чтобы это не привозилось к нам в виде поучений, каких-то наставлений, чтобы вырабатывались общие подходы.

РОССИЯ – ЗАКОНОДАТЕЛЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ МОД

Мне кажется, так и выходят на рынок. Конференция, на мой взгляд, прошла успешно, и президент задал правильный тон, именно толерантный, ничего не навязывающий. Аналогов немного, я, честного говоря, не знаю каких-то похожих заметных собраний, где обсуждаются теории государственного строительства и вопросы подходов к современной демократии. И мы могли бы быть одной из заметных площадок. На самом деле, место это не так уж и занято, как кажется некоторым присутствующим.

Более того, я более оптимистично думаю про силу слов и пользу дискуссий, хотя вроде сам я занимаюсь вполне практичной, приземленной работой, но я абсолютно уверен, что наши дискуссии, наше обсуждения, наши слова, – все это делается не зря.

Я послушал выступления руководителей Франции и Испании, и других гостей конференции, и я могу сказать, что они говорили то, что еще пять лет назад было не принято на их уровне. Ведь, как говорит наш президент, модные теории конца ХХ века почти исключали государство из будущего. Они исходили из того, что роль национального государства будет катастрофически снижаться. Считалось, что это уже стало аксиомой, но это не аксиома, это просто спорный тезис.

Время показало, что государство имеет значение, что суверенное государство имеет значение. Мы помним дискуссию внутри России о пресловутой суверенной демократии. Все претензии ведь именно к этому и сводились: что это за старье, какая-то архаичная теория, и так далее.

ОБ ОБАМЕ

Напрасно говорили о том, что к суверенитету отношение меняется. Конечно, оно видоизменяется, но суверенитет есть, как есть государство, есть его функции, есть ответственность перед собственными гражданами, и сегодня это все говорится нормально.

Я процитирую Барака Обаму, который был в России… сейчас, я где-то себе даже выписал. А, вот, он, кстати, заявил, что завершение Холодной войны не было победой Запада, в это внесли свой вклад Советский Союз и страны Восточной Европы. Мы говорили об этом много лет назад, но, казалось, что никто этого не слышал. Оказывается, слышали и запомнили!

Может быть, это были слова вежливости, в этом нет сомнений, что их приятно слышать, но эти слова сказаны на весь мир. [Другие слова] он продекларировал, он эти слова повторил – впервые он это сказал на одной из латиноамериканских конференций, – что США больше не будут навязывать другим странам способы и методы правления, не будут вмешиваться во внутренние дела других государств. Совсем недавно все было ровно наоборот.

Соединенные Штаты Америки открыто декларировали возможность вмешательства в дела кого угодно ради безопасности США, и не только военной безопасности, а даже энергетической. Это записано в декларации, это открытый текст, это прямым текстом декларируется, существует много десятилетий такая доктрина. А сегодня президент США открыто говорит о том, что мы не будем этого делать.

Можно опять же спорить, насколько это политическая речь, что у нее внутри, я сейчас все это оставляю за скобками, но все-таки слова имеют значение. То, что Америка стала так говорить, – в этом, в том числе, абсолютная заслуга Путина и заслуга периода, когда Россия сочла возможным возвысить свой голос. Она была почти одна. Сейчас все об этом говорят буквально. А тогда – через несколько лет после вторжения в Ирак, когда и Франция успокоилась, и Германия, – мы остались одни, это было совсем недавно.

И то, что говорилось нам с вами руководством, тогда считалось немодным, а сейчас это очень современно. Это все звучало на конференции «Современное государство» в Ярославле, это все звучало не от нас с вами, все эти слова произносили лидеры и интеллектуалы западных государств. Оказывается, суверенитет – вещь современная, оказывается, национальное государство – современное. Оказывается, без этого никуда, вот ведь как.

И, мне кажется, – вот тут я не такой уж циник, – наши слова, то, что мы говорим, то, что мы считаем возможным возвысить свой голос тогда, когда все молчат, – насмешки можно пережить, – главное, что потом это приводит к результату. Это, конечно, словами не исчерпывается, произошли некоторые исторические события.

Я бы хотел сказать, что то, что мы сейчас обсуждаем, то, что обсуждали [на конференции], статья президента, – все это имеет значение. Я на этом настаиваю, я в этом смысле очень уважаю труд интеллектуалов, труд мыслителей всех разновидностей.

О МОДЕРНИЗАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ

Я бы хотел также обратить внимание на одно место в статье президента, который мне, как человеку консервативному, очень близко. Это, конечно, раздел, посвященный переменам [в политике]. Я считаю, что это очень важный раздел. Потому что то, что говорится о модернизации экономики, – с этим я согласен. Сейчас я являюсь заместителем [председателя] комиссии по технологическому развитию [при президенте], но я открою страшную тайну: я, на самом деле, неважный специалист в этой области.

Я, конечно, могу вступить в классический спор: что первичней – политическая свобода или политически сложная система, и порождает ли политически сложная система сложную экономику. Я очень в этом не уверен. У меня есть масса примеров, когда все ровно наоборот.

Если государство даже обладает концентрированной властью, – а я прекрасно понимаю, что здесь есть кое-какие издержки, – но даже в этих условиях любой замысел оспаривается, мы остаемся абсолютно не уверены в том, что делаем именно то, что нам нужно. Все, что касается каких-то инноваций, все, что касается догоняющих инноваций, – ведь это можно купить, лампочку, там, иностранную, ввинтить ее.

Нам нужно энергосбережение, – прошу прощения, что на эту тему навел, она банальна, весьма примитивна, это очень просто, все равно что пиджак одеть, когда идешь в приличное общество. Надо просто соответствовать обычным мировым стандартам. У нас в 18 раз выше энергоемкость, чем в приличной стране. А в конце в докладе на эту тему говорится, что никто не знает, когда можно будет перейти на новые системы, хотя бы в области освещения потолков. А что говорить о колоссальных предприятиях, которые жрут энергии столько, что их никогда никакая страна не сможет прокормить. Их-то как, если мы лампочку не можем ввинтить, опасаясь социальной напряженности. Мол, у нас в стране к этой лампочке не успеют перестроиться. Тогда зачем эта лампочка?

Это все серьезные проблемы, я думаю, что если сюда добавить еще какую-то разнузданную политическую сложность, вообще ничего не сдвинется с места никогда. Я абсолютно в этом уверен, возьмем все и помножим на хаос, мы потеряем тогда возможность что-то изменить.

Не нужно идеализировать эти сверхсложные системы, хотя они должны быть достаточно сложными, чтобы быть адекватными современному состоянию общества. Так давайте будем адекватными, и не стремиться к сложности как таковой.

О СТАТЬЕ ПРЕЗИДЕНТА

Вот этот настрой [в статье президента] был подкреплен цитатой из Конфуция, – это говорит о том, что президент хорошо продумал эти свои подходы. Мне кажется, он очень правильно, щадяще, демонстрирует очень бережное отношение ко всему социальному, к собственному народу. Чтобы не было так, что, вот, давайте, мы все быстро переделаем…

Я уже слышал, читал комментарий на статью: вот, если бы вослед этой статье пошли отставки, вот тогда – да…

Разве отставка – это действие?

Ну, коллеги, ну, будем мы переставлять людей, но где при этом инновационная экономика? Стали бы мы свободнее? Да мы пережили миллиард этих отставок, неужели это и есть политическое деяние – отставка? Это примитивное мышление, какая-то неадекватная реакция на сложные экономические проблемы, которые есть в стране. Увольте этого, поставьте этого…

Много критиков, критика не обязана быть сверхсодержательной, ну, пусть кто-нибудь предложит какие-нибудь совсем конкретные подходы к модернизации. Вот поэтому я думаю, что этот настрой на очень постепенное эволюционное развитие, он крайне существенен, и надо очень серьезно к этой части статьи отнестись. Ведь так много торопящихся людей. Есть те, которые ничего не делают, а есть торопящиеся, а вот середины нет, которая вела бы планомерною работу.

И, кстати говоря, в статье много преемственного, это говорил когда-то Путин. Это тоже хорошо. Потому что есть люди, которые ищут здесь что-то такое… Как доказать людям, что преемственность, – это хорошо, это благо для государства?

Кто первый говорил о технологической отсталости? Об этом первым публично говорил Владимир Путин. И сейчас Дмитрий Анатольевич конкретизирует эти вещи. И берет на себя мужество, прямо скажем, достойное всяческого уважения, упоминать конкретные области. И говорит: «мы можем», «мы станем».

Я думаю, что мы должны ценить бережное отношение к обществу и политической системе, и не стремиться все перелопатить, надеясь, что из очередного бардака что-то вырастет. Ничего этого не будет. Развивать надо аккуратно, не разрушая.

ЛЮБИМАЯ ЦИТАТА ИЗ ТРОЦКОГО

Про сторонников перманентной революции президент упоминает, ну, как раз хочу процитировать Льва Давидовича Троцкого, – это одна из моих любимых фраз, – показывающего, как думают сторонники перманентных революций. Думали тогда и думают сейчас так же. «Во всякой политической борьбе большого масштаба можно, в конце концов, услышать вопрос о бифштексе», – говорит Лев Давидович Троцкий почти без иронии.

Вот это вот представление о людях и о массах, как о людях, которые живут только мечтами о бифштексе, глубоко укоренено в сознании сторонников перманентных революций. Потому что сама теория перманентных перемен, когда людям не дают покоя, их этим насилуют, она исходит из презрительного и высокомерного отношения к тому, что ты видишь вокруг себя, из бескомпромиссности по отношению к реальности.

К счастью, сейчас эти разговоры почти затихли, но ведь все мы помним, что материальные блага народ обменял на свободу, теперь материальных благ стало меньше, значит, мы будем брать свободу, потому что вы не можете дать материальные блага. Это такое же представление, как вопрос о бифштексе.

Но свобода не противопоставлена материальным благам. Она часть их, потому что весь технологический прогресс, умная, богатая, продуктивная экономика, порождает нового богатого и свободного человека. Что здесь первично, я не хотел бы спорить. Один без другого не ходит, свобода – это, в том числе, и свобода от нужды, голода, болезней и так далее. Противопоставлять это неверно, и именно поэтому, чтобы создать продуктивное общество, чтобы уйти от сырьевой зависимости, президент предлагает путь эволюции. По этому пути нужно пройти неспешно, потому что сколько революций не соверши, еще раз повторю, они не рождают никакой новой экономики. Ну, не рождают!

После них наступает либо диктатура, к моему сожалению, либо хаос и развал. Поэтому я считаю, что настрой на спокойное последовательное развитие, – это ключ к будущему.

Может быть, веселей было бы по-другому, но вопрос – что эффективнее. Мы все-таки не в цирке работаем.

О НЕОГРАНИЧЕННОЙ СВОБОДЕ

Я – не пророк в своем отечестве, и хотел бы процитировать одного из современных исследователей. Мне книжку [английского философа и социолога] Ларри Зидентопа «Демократия в Европе» подарили, и я бы хотел вам из нее процитировать: «Требование неограниченной демократии не содержит никаких указаний по строительству общества, оно слишком примитивно, а политические решения, базирующиеся на подобных бесхитростных идеях, весьма опасны. Оно не может создать социальные и политические институты и поддерживать их функционирование. К средам с неограниченной демократией нужно относиться с подозрением, они открывают дорогу в прошлое, а не в будущее».

Это современный мыслитель западный. Я хочу более старого учителя процитировать, [экономиста и создателя ультралиберальной австрийской школы Фридриха] Хайека, – это уже вообще идол, – «Всемогущая демократия, демократия без ограничений, приводит к социализму, которого не хочет никто», пишет он в свое работе.

Слово социализм, как вы знаете, фактически означало несвободное общество, тем более он написал это тогда, когда социалистические общества таковыми, в общем-то, и являлись, по крайней мере, в восточной части Европы. Мне кажется, что это говорит о том, что и учителя либерализма хорошо понимают, что по требованиям этой самой неограниченной демократии никто не может быть исключен из политического процесса. А экстремист может быть исключен из политического процесса? Да, конечно, потому что его подходы незаконны.

Это американцы декларировали после того, как выборы в Палестине выиграла «Хамас». Они тоже написали в доктрине безопасности, что, вообще-то, к выборам не должны допускаться те силы, которые отрицают фундаментальные основы демократии. Это написано прямым текстом в конституции Германии. Те партии, которые отрицают демократию, не должны существовать. Такая мысль предусмотрена, так или иначе, и нашим законодательством.

О СНЯТИИ С ВЫБОРОВ ОППОЗИЦИОНЕРОВ

И, если говорить о нашумевших снятиях [с выборов кандидатов], и так далее, сейчас такая манера появилась – они говорят: регистрируйте нас, только потому что мы оппозиционеры. У нас есть законы, их можно уважать, не уважать, считать их плохими или хорошими, но есть требования. Пока еще собираются подписи. Президент снизил количество этих подписей, во много облегчил [условия регистрации кандидатов], и это, кстати, то, к чему надо стремиться, делать все плавно, аккуратно. Он снизил порог [прохождения партий в Думу] с 7% до пяти.

Полноценное там представительство или неполноценное, давайте спорить, но в парламент теперь можно попасть и с пятью процентами голосов. Это немаловажно. Это большой шаг вперед. Никто этого не упоминает, как будто этого не произошло. Ну, разве так можно?

А если я собрал все подписи фальшивые, но если я оппозиционер, то, давайте, меня регистрируйте! Но это неверно. Это абсолютное извращение демократических принципов. Пожалуйста, регистрируйтесь, но есть закон. У нас почти не осталось требований, которые позволяют легко людей снимать, мы их, кстати, все вычистили [из законодательства], – это я на всякий случай напоминаю, куда стремится политическая система. Но мне кажется, что представители оппозиции должны всегда уважать закон, они должны его исполнять, пока он не изменен их усилиями или усилиями правящей партии.

Надо понять, что неограниченное всевластие групп отдельных, тем более крикливых, шумливых, – это не есть демократия. Да, демократия что-то исключает, потому что она основана на демократических институтах, а институты имеют границы. Значит, кто-то оказывается за пределами этих границ, хотим мы или не хотим, так устроено общество, любое общество.

ШУТОВСКИЕ КРИТЕРИИ ДЕМОКРАТИИ

Вопрос о прозрачности и открытости этих границ и их расширения или сужения – это уже вопрос дискуссионный, но мне кажется, то, за что критикуют постоянно Россию, – это все надуманно. Из политического процесса США федерального масштаба практически исключены все партии, кроме двух. Считаем ли мы, что мы должны поучать их, как недавно они нас, и говорить, что у вас нет демократии, давайте-ка третью партию туда проведите, тогда мы поверим, что вы начали движение к демократии. Вы это представляете себе? Ну, две их там, больше там нет никого.

Они нам недавно говорили, какой рейтинг должен быть у главы государства, они прям цифры называли, я это знаю, я все это читал. Они говорили, каким партиям следует быть в парламенте нашем. То есть даже если бы они говорили про тех, что не проходит никак, то мы должны что-то такое сделать, какой-то закон провести, назначить их в парламент, потому что такие партии должны быть в парламенте. Что это такое?!

Там в парламенте всего две партии, а у нас четыре. Это критерий, что ли, оценки демократии? Я так не думаю. Честно говоря, все посложнее немножко. Именно поэтому ярославская конференция и пытается выработать стандарты.

Как мы будем замерять демократию? По рейтингу главы государства? Как его поменять, скажите? Самим устроить контркампанию против себя? Что мы должны сделать? Или с социологами договориться, чтобы они никого не раздражали? Ну, это ведь смешно, но ведь это так, буквально, к сожалению, и было.

Поэтому нужно подходить серьезно к этим критериям, не делать их шутовскими, какими они были совсем недавно. Давайте посмотрим, сядем, посчитаем. Критерии надо найти, а это требует умственных усилий.

Я думаю, что ярославская конференция будет дельной только в том случае, если у нас всех вместе хватит ума предложить действительно конкретные, серьезные и несмешные, но в тоже время легко считываемые, легко объяснимые критерии того, что есть демократия.

И если мы сами в эти критерии не попадем, в этом тоже нет катастрофы, никто же не утверждает, что Россия является распрекрасной обетованной землей всемирной демократии. Конечно же нет! И об отсталости, и о патернализме, который нас, действительно, насквозь пропитал, и о коррупции… президент же опять открыто об этом в статье сказал, но это не повод впадать в какой-то нигилизм – мол, и конференция зря, и о стандартах мы зря говорили.

О СНИСХОЖДЕНИИ К КОРРУПЦИОНЕРАМ

Нет, мы не зря с вами все это говорим! Я хочу, чтобы вы в это верили, что все, на мой взгляд, абсолютно не зря. Президент задал своим подходом довольно высокий стандарт обсуждения, на мой взгляд, это не вполне типичная статья для государственного деятеля такого масштаба, она, скорее, об основах нашего государства, нашей жизни, о серьезных задачах, о том, чтобы работа продолжилась. И мы научились двигаться постепенно, но не остановились.

То же самое касается и борьбы с коррупцией, она не решится новыми отставками и даже тотальными посадками.

У меня однажды один бизнесмен говорит: вот, надо у вас кого-нибудь крупного посадить. Давай, меня тогда, мы с тобой старые товарищи – иди, предложи, и садись со мной вместе. Тот спрашивает – почему? Да потому, что в коррупции обычно участвует две стороны, бизнес и чиновник. Не, говорит, я не буду.

Давайте, наконец, поймем, что не все так просто. Сколько людей… вот, китайцы там их казнят на стадионах, ну и что? Там что, нет коррупции? Есть. Но, может, там много государства? Хорошо, вот в Америке мало государства, – там что, нет коррупции? Когда Обама избрался, тут же начали продавать его место [в Сенате].

Это же мы понимаем, что это только маленький выскочил пример той системы, в которой еще много чего есть. Или в британском парламенте – скандал за скандалом идет.

Но это не значит, что нужно утешать себя тем, что, вот, у них там такое, значит, и у нас ничего страшного. Это страшно, очень опасно и очень противно. Я абсолютно поддерживаю, мне кажется абсолютно правильной та некровожадная идеология, которую выбрал президент, – постепенных, но неуклонных действий, которые направлены на изменение сознания хотя бы высшего чиновничества, хотя бы через открытость, через какие-то декларации.

Президент – человек, очень щепетильно относящийся к человеческой жизни, к безопасности, он не желает того, чтобы жестоко наказывали, как у нас часто любят. Это все слова, пока ты на себя это не примеряешь. Давайте, может, эту жестокость умерим в нашем обществе.

ОСНОВА ФИЛОСОФИИ МЕДВЕДЕВА

Я опять же хотел завершить на ключевом слове. Демократия – это ненасильственные методы. Ничего тут общего с толстовством, конечно, нет, речь идет о минимизации насилия в обществе, о минимизации репрессивной роли государства, настолько, насколько позволяет реальность. И мне кажется, что этот критерий демократии, – он главный. Чем менее репрессивно государство, как бы сложна ни была жизнь, какие бы вызовы оно ни проходило, если оно исходит из того, чтобы минимизировать [карательную] свою функцию, тогда оно стремится к демократии, или является демократическим и вполне современным.

Это – ключевое слово в политической философии Дмитрия Анатольевича Медведева.