Одно из неприятных свойств тандемократии заключается в том, что его нежную и местами сакральную ткань разъедает борьба нарождающегося нового и никуда не девшегося старого
Скандал начинался так. Сначала в Москве открыли шашлычную и назвали ее «Антисоветская». Потом на вывеску обиделись ветераны и новый префект Северного округа столицы Олег Митволь. Потом вывеску сняли, чтобы не ссорится с префектом. А после всего этого журналист Александр Подрабинек написал колонку, где с жаром обрушился на советскую власть, от которой он когда-то сильно пострадал, отругал ветеранов за то, что они любят СССР, и в пылу гнева сильно перегнул палку. Примерно вот так: «презрение потомков – самое малое из того, что заслужили строители и защитники советского режима». Его тут же заслуженно и громко приложили в ЖЖ, и вроде бы все на этом должно было успокоиться.
Но тут на горизонте появились «Наши». И унылая перебранка была превращена в мощное лайф-шоу. Сначала «нашисты» пришли в редакцию «Новой газеты», где иногда публиковался Подрабинек. Не найдя его там, они поехали к нему домой, и устроили постоянный пикет у подъезда. Потом, по словам супруги журналиста, сломали почтовый ящик, и долго звонили в дверь, желая передать ему какие-то бумаги. Лидеры «Наших» требовали от Подрабинека извинений, искали ветеранов, готовых подать на него в суд, и грозили высылкой из страны. При этом самого Подрабинека в квартире не было, потому что он решил немножко поскрываться, о чем честно написал в своем ЖЖ.
Кампания набирала обороты. Действия «Наших», по всем признакам похожие на организованную травлю, вызвали недовольство очень многих и очень разных людей, в основном, не разделяющих взгляды Подрабинека. В ЖЖ вспыхивали настоящие войны, причем их застрельщиками становились не только возмущенные простые граждане, но и штатные и внештатные сотрудники обеих версий журнала «Коммунист». На «ультраглупость» Подрабинека они отвечали еще большими «ультраглупостями», которые выходили за рамки любого праведного, но цивилизованного гнева. Ему желали скорой и насильственной смерти, подчеркивали его семитское происхождение, ругали цензурно и не очень.
Во вторник все это огромным орущим комом докатилось до Кремля. У председателя президентского Совета по гражданскому обществу Эллы Панфиловой нашлось достаточно смелости, чтобы вступиться за Подрабинека и право его родных на частную жизнь. Она первой из всех официальных лиц российского государства попросила «нашистов» очистить двор его дома и переместится в суд, прекратив издеваться над семьей журналиста. Из Госдумы Панфиловой ответили «единороссы» Андрей Исаев и Франц Клинцевич. Депутаты сочли, что Панфилова зря вмешивается: у «Наших» есть право на то, что они делают. Ведь это и называется демократия. Панфилова не сдалась, назвала «единороссов» популистами и посоветовала заняться борьбой с коррупцией в своих рядах.
Тут уже случился настоящий политический мини-кризис. Депутат Госдумы «единоросс» Шлегель, в прошлом «нашист», пообещал добиваться отставки Панфиловой. Пресс-секретарь президента Медведева Наталья Тимакова поставила молодого депутата на место: Панфилова действовала в рамках своих полномочий, а назначать и увольнять руководство своих советов – прерогатива президента.
Источники, собеседники, анонимы из Кремля оставляют простор для комбинаций и маневра. Но уже много лет слова президентского пресс-секретаря в России, произнесенные публично и с фамилией, означают, что в обсуждаемом вопросе поставлена точка. Как в анекдоте: пришел лесник и всех прогнал. Но не тут-то было.
Спустя несколько часов после того, как уполномоченный президентом и своей должностью «лесник» Наталья Тимакова отбила атаку на Панфилову, ее анонимный высокопоставленный коллега из того же Кремля побеседовал с корреспондентом «Интерфакса». И заметил, что позиция Панфиловой носит односторонний характер, а «Наши» и «Единая Россия» имеют право быть услышанными. Угроза пойти в прокуратуру с жалобой на «Наших», по мнению источника, «мало напоминает открытую дискуссию, за которую так ратует Памфилова».
Через тридцать минут после этой интересной беседы Тимакова нанесла анониму ответный удар: «Борьба, в том числе идеологическая, должна вестись цивилизованными методами, которые применяются в правовом государстве». На Москву опустилась ночь, а наблюдатели, и я в их числе, ошалевшие с непривычки от такого накала страстей, бросились лихорадочно соображать: что ж такое творится?
Гадать, кто был тот самый мятежный кремлевский аноним, занятие неблагодарное. Здесь следует признать правоту недавно высказавшегося на эту тему Владислава Суркова: «Чем свободней общество, тем больше необходимость раздавать бесплатные маски людям». Наше общество достаточно свободно, чтобы не пытать корреспондентов «Интерфакса» вопросами, с кем же это они так мило пообщались. Ограничусь тем, что вставлю свои пять копеек в это битву анонимного титана с президентским пресс-секретарем.
Одно из неприятных свойств тандемократии заключается в том, что его нежную и местами сакральную ткань разъедает борьба нарождающегося нового и никуда не девшегося старого. Детали политического пейзажа прежней эпохи, вроде «Наших» или других слегка агрессивных граждан, по-прежнему очень заметны и не хотят сами уезжать в музей. Их демонтаж или хотя бы гуманное отрезание от пуповины живительных источников финансирования постоянно откладываются.
И вроде бы проводы состоялись не сегодня, а аж зимой 2008-го, когда анонимный кремлевский источник сообщил газете «Коммерсантъ», что в услугах «ликующей «гопоты» здесь больше не нуждаются. И зачистка старой редакции Russ.ru, торжествовавшей над могилой нацбола Юрия Червочкина, случилась тогда же. А все мимо. И «Наши» на месте, и журнал «Коммунист» размножается почкованием. Не хочет уходить старое. И меняться тоже не хочет. Что вызывает уважение, но оставляет много вопросов.
Затеянная перестройка, пардон, модернизация, даже как пиар проект или предвыборная заготовка, нуждается в новой сцене и новой сценографии. Может быть, и выйдет приспособить старую массовку под это дело, но тогда нужно, как минимум, ее переодеть и выдать новые тексты. И это абсолютно реально. Стоит только убедить одного высокопоставленного, но анонимного чиновника, что свобода отличается от несвободы не громкостью криков и наличием пикетов, а цивилизованностью того, что, собственно, кричат.
Но если убедить не получится, будет совсем некрасиво. Некоторые людоеды так и будут обсуждать медведевскую модернизацию, выковыривая из зубов останки вредных, плохих, и глупых журналистов, которым, пока еще, право на защиту от съедения гарантировано законом.
