Северный Кавказ ждет спецпредставителя

Дмитрий Медведев подтвердил вчера свое намерение назначить некоего специального представителя по Северному Кавказу, который будет нести персональную ответственность за все, что происходит в этом непростом регионе. Эту идею глава государства впервые высказал в своем послании Федеральному Собранию 12 ноября. С тех пор прошло уже полтора месяца, а ясности в вопросе о том, кто займет эту должность и что, собственно, это будет за должность, так и не прибавилось. Хотя именно через призму этого проекта приходится теперь рассматривать итоги 2009 года на Северном Кавказе.

Итоги эти не особенно утешительны. Судя по всему, в российской части Кавказа закончился период относительной стабилизации, длившийся с 2005 по 2008 год. Этот период затишья был обусловлен общим ростом благосостояния в России, постепенным умиротворением Чечни «под рукой» Рамзана Кадырова и целым рядом очень разумных кадровых решений в отношении первых лиц всех северокавказских республик: в пяти регионах из семи тогда поменяли президентов, и приход новых политиков вызвал прилив оптимизма у местного населения.

В 2009 год Россия вступила под знаком экономического кризиса, и хотя первые лица государства заверили, что бюджетные трансферты регионам — статья расходов, которая не будет урезаться даже в самом крайнем случае, «подушка безопасности» относительного благосостояния Северного Кавказа начала быстро сдуваться. Прежде всего потому что огромное количество людей живет там отнюдь не за счет федеральных дотаций местного бюджета, а за счет денег, которые ежемесячно переводят домой выходцы из республик, работающие в других российских регионах. По этой категории кризис ударил так же сильно, как и по всем остальным. Между тем лишние 150—200 долл. в месяц часто были тем самым барьером, который отделяет обыкновенную лояльную семью от семьи, которая болезненно реагирует на коррупционные эпизоды с участием местного руководства и с интересом посматривает на радикальных имамов, зовущих строить эмират Кавказ.

Чечня не то чтобы стала менее стабильна, наоборот, там с весны официально закончилась контртеррористическая операция, а с осени даже заработал полноценный международный аэропорт со своей собственной таможней. Но, похоже, росшая до поры до времени популярность Рамзана Кадырова, действительно много сделавшего для преодоления последствий войны (которой только что как раз исполнилось 15 лет), начала «оттеняться» некоторыми проблемами. Пока президентом России оставался Владимир Путин, ни у кого не возникало сомнений в практически безграничных возможностях г-на Кадырова в Кремле. Когда президентом стал Дмитрий Медведев, уровень неформальных контактов главы Чечни в российской столице явно понизился, даже несмотря на то, что буквально за день до обращения главы государства к Федеральному Собранию Рамзан Кадыров получил звание генерал-майора милиции. Это звание дало некоторым экспертам повод порассуждать о том, не станет ли именно Рамзан Кадыров обещанным специальным представителем на Северном Кавказе.

В Чечне даже появились слухи о возможном повышении Рамзана Кадырова, но пока все же сложно представить себе такое развитие событий. Во-первых, чеченец в ранге спецпредставителя вызовет логичные вопросы у других северокавказских народов, а во-вторых, сам Рамзан Кадыров скорее всего понимает, что тем, кем он является сейчас, он может быть только дома, в Чечне. Любой уход на повышение, даже если Рамзан Кадыров попытается оставить вместо себя обозначенного им преемника Адама Делимханова, будет означать очень существенное аппаратное ослабление нынешнего чеченского лидера. Скорее всего он сам не примет такого приглашения, даже если оно последует, понимая, что это опаснее любых претензий, возникших в связи с мартовским покушением в Дубае на его оппонента, Героя России Сулима Ямадаева, или несколькими резонансными убийствами в Москве.

Что касается кадровых вопросов в других регионах, они назрели вновь. Во-первых, кредит доверия к назначенцам бывшего полпреда президента в Южном федеральном округе Дмитрия Козака подходит к концу. Ошибка Москвы оказалась в том, что она слишком много надежд возлагала на новых президентов, ожидая от них активной борьбы с коррупцией и адекватного ответа на другие местные вызовы, но при этом фактически оставляла их без поддержки. В результате президенты сталкивались со всесильной местной элитой при любых попытках кадровых преобразований и с практически полной автономией силовиков, пытающихся решительно бороться с радикальным подпольем, легко нарушающих при этом права гражданского населения, гнев которого, естественно, всякий раз обращался в первую очередь на гражданские власти. Во-вторых, у многих назначенцев этого периода подошел к концу срок полномочий.

Это в первую очередь касается президента Дагестана Муху Алиева. Его первый президентский срок истекает в начале февраля 2010 года, и в Махачкале ждут новой кандидатуры буквально со дня на день. В списке, который сформировала «Единая Россия», действующий глава Дагестана и еще четыре кандидата: депутат Народного собрания, сын прежнего главы республики Магомедсалам Магомедов, вице-премьер, коллега Дмитрия Медведева по ленинградской аспирантуре Магомед Абдуллаев, глава местного отделения казначейства Сайгидгусейн Сагомедов и бизнесмен, советник Сергея Миронова Магомед Магомедов.

До определенного момента можно было считать, что выбор Дмитрия Медведева позволит сделать вывод о главном критерии кадровой политики Москвы на Северном Кавказе: исходит ли Кремль из максимально полного анализа ситуации, из личного знакомства кандидатов с главой государства или из размеров взноса, который они готовы сделать, чтобы обеспечить лояльность влиятельных лоббистов и политиков, принимающих решения. Но «конкурс» дагестанских кандидатов приобрел черты жестокой войны компроматов, в результате которой даже самое разумное решение окажется изначально дефектным — о каждом из кандидатов в республике теперь известно слишком много негативного, чтобы они могли с ходу добиться необходимой консолидации. В принципе любой кандидат из пяти мог бы успешно справиться с задачей, если бы получил реальную поддержку Москвы в области кадровой политики и координации работы силовиков. Однако ждать, что такая поддержка появится, пока трудно.

Поэтому остается предположить, что испытание кандидатов войной компроматов — это стратегия: тот, кого назначат, будет чувствовать себя максимально обязанным тем, кто примет это решение. Цель, возможно, вполне благая — центр пытается наконец взломать сложившуюся за два последних десятилетия фактическую автономию Дагестана. Но издержки на этом пути могут оказаться непредвиденно большими.

Пока сумма различных аппаратных сигналов, включая высказанные вчера претензии Дмитрия Медведева к результатам скандальных муниципальных выборов в Дербенте, складывается не в пользу Муху Алиева. Однако именно он, кажется, является единственным из пяти кандидатов, способным сохранить сложившуюся систему сдержек и противовесов. Аспирантский знакомый Дмитрия Медведева может оказаться слишком академическим юристом, чужим для стихии дагестанской политики. А другие кандидаты слишком явно относятся к той или иной группе влияния, с усилением которой не согласятся остальные.

Муху Алиев с потерями, но с победой вышел из сложнейших аппаратных ситуаций — зимнего скандала с назначением главы дагестанского отделения налоговой службы и подбора министра внутренних дел после июньского убийства бессменного главы МВД Дагестана Адильгирея Магомедтагирова. Но на выборах в Дербенте он, кажется, серьезно споткнулся — по крайней мере Верховный суд республики на днях подтвердил решение дербентского суда, крайне неприятное для официальной Махачкалы. Тем не менее значительная часть нынешних неприятностей главы Дагестана исходит, похоже, не столько из Кремля, сколько от его конкурентов по списку, старающихся доказать несостоятельность соперников.

Крайне неприятное обстоятельство состоит в том, что похожая ситуация на глазах начинает складываться в Кабардино-Балкарии, где в наступающем году истекает срок полномочий Арсена Канокова. У него уже есть абсолютно явные соперники, а у них в свою очередь есть богатая почва для деятельности в виде усугубляющегося конфликта между двумя «титульными» общинами республики — кабардинцами и балкарцами — по поводу земель, оказавшихся отторгнутыми у сел в ходе муниципальной реформы. Напряженность на западе Кавказа явно растет, и земельные противоречия являются очень конфликтогенной причиной, а назревающая президентская гонка — возможным поводом.

Ситуация в КБР перекликается с межэтническими неприятностями между карачаевцами и черкесами в соседней двусоставной республике Карачаево-Черкесии и выглядит порой как ренессанс этнических движений, едва не расколовших российский Кавказ в начале 1990-х. Только теперь тревожным фоном для этого ренессанса остается растущая популярность радикального ислама: именно под этим флагом, а отнюдь не под флагом сепаратизма воюют сейчас северокавказские боевики.

Со всем этим комплексом проблем будет иметь дело специальный представитель президента, если он будет наконец назначен. Сама идея создания офиса федерального подчинения, способного в ручном режиме вмешиваться в дела управления семью горными республиками, выглядит конструктивной: никакие локальные перестановки скорее всего долго еще не позволят искоренить сложнейшие системы клановых и коррупционных связей. Хотелось бы только рассчитывать, что новая должность не превратится в очередной ларек по торговле должностями, осененный авторитетом федеральной власти.

Это зависит не столько от формата новой должности, сколько от того, кто будет на нее назначен. Если анонсированное главой государства назначение состоится в районе Нового года, оно позволит прогнозировать основные параметры развития ситуации на Северном Кавказе на кратко- и среднесрочную перспективу. Заранее можно сказать лишь, что регион после относительного затишья снова вступает в зону турбулентности.