Семейный портрет в интерьере: о юбилее Ельцина

Телевидение на удивление широко отпраздновало 80-летие первого президента России Бориса Николаевича Ельцина. Почему «на удивление»? Да потому, что еще пару лет назад невозможно было и представить, что «лихие 90-е» вдруг превратятся во времена трудных, но необходимых стране перемен, а человек, которого на разных ток-шоу записные трибуны с усердием поливали помоями, во всеуслышание на том же ТВ будет назван выдающимся политическим деятелем эпохи.

Легенда, как в известном анекдоте, меняется. То есть поменялась установка, вот ТВ, как наиболее чувствительный к установкам институт, и принялось формировать новый «тренд»: 90-е — отнюдь не лихие, ведь именно тогда по новой «легенде», озвученной Владимиром Владимировичем Путиным в юбилейном слове, Россия получила второе рождение. А Ельцин, как объявил тот же Путин, первый действительно избранный волей народа лидер, даровавший россиянам свободу.

Законы юбилейного формата (а также, очевидно, все те же установки) избавили телевизионщиков от необходимости анализировать те или иные ельцинские шаги и поступки и задаваться какими-либо серьезными вопросами, позволившими бы, скажем, сравнить прошлое и настоящее или хотя бы поразмышлять о том, что было бы, если бы…

Но и простое изложение биографии Ельцина в сочетании со свидетельствами тех, кто его знал, дает, в общем, достаточно полное представление о том, каким он был — политиком, руководителем, человеком.

Создатели юбилейных фильмов и программ счастливо избежали главных опасностей, которые таит в себе «датский» формат, — дежурных дифирамбов и пустых славословий в адрес юбиляра, мифов и небылиц в духе советских сказок типа «Ленин и печник». При этом соратники, коллеги, друзья и, конечно, близкие вспоминали о нем со светлой печалью, что, разумеется, тоже характеризует Ельцина-человека. А самые важные слова произнес в фильме «Жизнь и судьба» на канале «Россия 1» Виктор Степанович Черномырдин в последнем своем интервью: «Ельцина еще не знают в стране. К нему еще вернутся. Время не подошло». Правоту его слов подтвердили рейтинги — фильмы и программы, посвященные юбиляру, посмотрело совсем немного зрителей, видимо, не только обескураженных, но и возмущенных резкой сменой «установки». Ругательствами в адрес авторов юбилейных произведений полон и интернет — его более молодая и продвинутая по сравнению с ТВ аудитория не верит в их искренность, вспоминая совсем другие телетворения на тему все тех же «лихих 90-х», которыми особенно прославился канал НТВ, теперь в ток-шоу «НТВшники» помянувший Бориса Николаевича добрым словом и поблагодаривший за счастье свободного творчества, ненадолго обретенного именно в годы его правления.

Но подлинной героиней всех юбилейных сюжетов стала, без сомнения, Наина Иосифовна Ельцина. Кажется, французы говорят: о мужчине следует судить по тому, какая женщина рядом с ним. При жизни Бориса Николаевича Наина Иосифовна предпочитала держаться в тени влиятельного мужа — крайне редко появлялась на экране, не давала интервью, благотворительную деятельность, которую по традиции ведут первые леди страны, не комментировала. А после смерти мужа ей так тяжело было говорить о своей потере публично, что она тем более на экран не стремилась — замечательное интервью Вадиму Такменеву в программе «Центральное телевидение» в конце прошлого года завершилось ее горькими слезами, которых она, человек явно сдержанный, просто не могла скрыть.

И вот теперь она решилась, и ее пронзительные воспоминания о долгой и счастливой жизни с Борисом Николаевичем, а также кадры семейной хроники, впервые попавшие на телеэкран, свидетельствуют о Ельцине-человеке куда ярче и убедительнее, нежели все прочие слова, которые произносились другими людьми в эти юбилейные дни. Право же, такая женщина не могла бы связать свою жизнь с дурным человеком. И право же, дурной человек просто не смог бы столько лет смотреть в глаза ТАКОЙ женщине — умной, искренней, душевной, тонко чувствующей. Именно об этом думала я, слушая ее, смотря семейное видео и вспоминая мудрость французов с их многозначным «шерше ля фам».

А еще я вдруг поняла, что политики, вошедшие в историю со знаком «плюс», как правило, были счастливы в семейной жизни. Те же, кто принес своему народу много зла, напротив, не знали ни счастья, ни любви. Видимо, любовь и злодейство — две вещи несовместные. Возьмем хотя бы наших. Ленин, как известно, хоть и был женат, но, судя по всему, воспринимал свою Наденьку исключительно как товарища по революционной борьбе и детей, по крайней мере с женой, не нажил. У Сталина на личном фронте была совсем беда. Первая жена умерла, осиротив мальчика Яшу, которого отец народов не любил. Вторая жена, молоденькая Надежда Аллилуева, по официальной версии, покончила с собой, оставив двоих детей, у которых тоже жизнь пошла наперекосяк. А вот у творца «оттепели» Хрущева, вписавшего яркую страницу в историю страны, дома все было хорошо: заботливая жена, умные порядочные дети. Брежнев — не злодей, но и не гений, про таких в народе говорят: ни богу свечка, ни черту кочерга — прожил жизнь с одной женой, но, по рассказам, был ходок, и посему его семейную жизнь тоже вряд ли можно назвать гармоничной. Да и дети подкачали, особенно дочь, о похождениях которой со смаком живописали творцы документальных и художественных телепроизведений. Андропова с Черненко пропускаем в связи с их малозначительным вкладом в историю. Зато пришедший им на смену Горбачев, политик безусловно исторического масштаба, любил, был любим и счастья своего от народа не скрывал, чего, кстати, народ ему не простил, совершенно не связав личное счастье руководителя с надеждами на лучшую жизнь для бедного и несчастного себя.

А напрасно. Как показывает пример и Михаила Сергеевича, и Бориса Николаевича, руководитель, благополучный в личной жизни, любящий и любимый, если и не в силах поделиться счастьем со всеми, то как минимум не способен на злодейства, он не мелочен и не мстителен. Затевая тяжкие, но неизбежные реформы и понимая, что обрекает людей на испытания, он сострадает им и, уходя в добровольную отставку, на что по определению не способен ни один сатрап, просит у них прощения — тоже поступок для сатрапа невозможный.

Вот Ельцин — попросил. Его прощальное слово в день отставки, от которого до сих пор щемит в груди, телеканалы много раз показали в эти юбилейные дни: «Я хочу попросить у вас прощения. За то, что многие наши мечты не сбылись, за то, что нам казалось просто, а оказалось мучительно тяжело… Я ухожу. Я понял, что мне необходимо это сделать».

Как это просто, но как это мучительно тяжело — сказать «Я ухожу». Вовремя понять и вовремя это сделать.