Пятьдесят лет назад 128 советских девушек приплыли в Басру: строить новую жизнь с мужьями-курдами. Но вскоре кто-то из них оказался в гареме, а кому-то пришлось воевать среди партизан…
…Беседуя со мной, 75-летняя Мария Стрелкова часто сбивается то на курдский, то на арабский язык. Рассказывая про свою жизнь, она то и дело повторяет «валла» (ух ты!) и «хамдулла» (слава Богу). Скрестив ноги, русская бабушка в ч ёрном платке сидит на полу в комнате, где из всей мебели — ковёр и подушки. Обычное жильё горцев Иракского Курдистана.
— Ох, тяжело же было, — грустно произносит она, глотая чай. — Приезжаю я сюда из СССР, а у моего мужа в Ираке уже есть жена: ты, мол, второй будешь. Обидно… включу ночью приёмник, слушаю Москву и рыдаю — хочу домой. Ну а потом война началась. Самолёты летят, города кругом горят — я через горы в Иран ушла: один ребёнок у меня за юбку держится, один на руках да один в животе. Иду и думаю: «Господи, за что же мне это всё?»
«По-русски болтать некому»
16 апреля 1959 года в иракском порту Басра причалил белый пароход: вместе со своими мужьями — бывшими партизанами, сторонниками курдского лидера Мустафы Барзани — в неведомую страну приплыли 128 советских девушек. Курды получили убежище в СССР ещё при Сталине и теперь возвращались домой по амнистии. С тех пор прошло ровно полвека, но около сорока курдских жён всё ещё проживают в Ираке. С помощью консульства РФ мне удалось разыскать двух женщин в горных деревнях к северу от Эрбиля. С 1959 года они почти не говорили по-русски.
— Сама-то я из Тамбова, а жили мы в Воронежской области, — рассказывает Светлана Ильинична, по мужу — Шейхумар. — С супругом моим познакомились, я ещё в школе училась. Многие наши бабы, приехав в Ирак, очумели — оказалось, что они будут вторые либо вообще третьи жёны. Поскандалили, посуду побили. Кто-то уплыл в Союз, другие остались. Куда ж денешься? На родине ничего нет — я лично и дом продала, и буфет, и комод. Мне повезло: когда любовь, булку хлеба на двоих ешь — и то весело.
Мария Александровна же от Ирака была в ужасе. Прибыв в Курдистан 25-летней девушкой, она увидела: народ строит дома из грязи, бедность такая, что спят на голом полу, а ночью в жилище заползают кобры. Сложнее всего нашим женщинам оказалось наладить общение с соседями. «Тут в каждой деревне свой язык, — жалуется Светлана Ильинична. — Одно село другое не понимает. Выйдешь постирать, просишь…о… уже по-русски забыла… аште, то есть таз. Покажешь жестом — курдовские люди смеются. А я их варенье научила варить, огурцы солить да борщ делать, бабы меня зауважали».
…Семейное счастье длилось недолго — в 1961 году в Курдистане началось восстание: власти обрушили на боевиков авиацию. Стоило заключить мир, как сразу новая война — с Ираном, с американцами: 30 лет (!) без передышки. Выйдя во двор, Мария Стрелкова показывает на пепелище.
— Седьмой дом этот наш, — вздыхает она. — Шесть домов подряд построили, так каждый каратели сожгли.
Светлана Ильинична тоже имеет зуб на Саддама Хусейна: его солдаты унесли у неё советские облигации («приняли за доллары»), забрали патефон и все-все советские пластинки. «Сколько помню себя в молодости — постоянно куда-то бежим, спасаемся, с детьми от самолётов проклятых прячемся». В 1980 году Светлану Шейхумар вместе с мужем и детьми арестовала «за сепаратизм» иракская полиция: её посадили в концлагерь в Дивании. Посольство СССР в Багдаде на подобные «вольности» с советскими гражданами смотрело сквозь пальцы (неохота было ссориться с «дружественным режимом»). Светлане никто не помог. Через три года спецназ, войдя в лагерь, забрал всех мужчин в возрасте от 15 до 80 лет: солдаты увезли людей в грузовиках. Среди узников были муж и двое сыновей Светланы Ильиничны. Больше она их никогда не видела.
«Девочек приказали не убивать»
— Скучаю я по своим мальчикам, — плачет женщина. — Я же их воспитывала, растила… Они ни жениться не успели, ни детей завести… На могилку мне сходить и то некуда.
Мария Александровна тоже потеряла мужа — замучили пытками в тюрьме. Детей не тронули: у неё было три дочери, а девочек Саддам приказал не убивать. Он стал для этих женщин главным врагом, и бабушки рады, что пережили иракского диктатора. Впрочем, Светлана считает, что «рано Хусейна повесили — боялись, что секреты раскроет», а Мария очень рада: «Сволочь этот Саддамка». В Курдистане мне рассказывали: одна русская женщина (родом из Казани) после убийства солдатами своих детей ушла в партизаны, воевала в горах. Говорят, она жива до сих пор — но связаться с ней не удалось.
…О том, что произошло с СССР за время их отсутствия, бабушки знают немного. «Коммунизма больше нет? — поинтересовалась у меня Мария Александровна. — Хорошо это или плохо?» «Кому как», — уклончиво ответил я. Светлана Ильинична — старушка продвинутая: у неё есть ТВ со спутниковыми каналами. В Россию женщины поехать не могут — родные умерли, связь потерялась. «Брат у меня был, Коля, — вздыхает Мария Стрелкова. — Когда началась война, он мне вызов прислал, а для этого в Багдад надо — куда я с детьми да под бомбами? Попросила написать ему — умерла твоя Маша, то есть я, схоронили её. Пущай уж лучше так, чем у нас обоих сердце кровью обливалось». Отец Светланы ей вообще не отвечал — она подозревает, что мачеха рвала письма.
…На стенах — выцветшие от старости фотографии: русские красавицы с косами, рядом — черноусые мужья. Мы говорим по-русски, но обе бабушки переспрашивают отдельные слова. «Забываешь язык-то, — извиняется Светлана Ильинична. — Поговорить не с кем. Мария в двух часах езды от меня живёт: на чём я к ней поеду? По ТВ талдычут что-то, а я половину не могу понять». Ей вторит Стрелкова: «Ох, как хорошо с вами пообщаться… у меня только дочка по-русски знает немножко, а я привыкла к курдскому, даже думаю на нём». Советское гражданство после краха СССР бабушки потеряли, а российского не имеют — требовалось в 1991 году попасть в Багдад, но тогда весь Ирак был сплошной зоной боевых действий.
— Ты, сынок, как увидишь президента Медведева, — строго говорит Светлана Ильинична, — так ему сразу и скажи — батюшка наш, нас тут полсотни русских женщин, старенькие мы уже, просим гражданство России. Что нам жить-то осталось? Хочется с русским паспортом в руках помереть.
…Я выхожу за ворота: надо успеть в Эрбиль до сумерек. Меня провожает внучка Марии Александровны, черноволосая девушка с васильковыми глазами. Совсем как у её сибирской бабушки…
