Рашид Гумарович, да мы давно знакомы!

«Даю вам один месяц на принятие неотложных мер по искоренению коррупции в наших рядах», — это слова министра МВД, время 22 августа 2009 года около 13:00, место – город Казань, повод – слет региональных руководителей. Ход выполнения поставленной на совещании задачи Нургалиев взял под личный контроль и уже через неделю обещал спросить с подчиненных. Время пошло.

«Меры будут приниматься в отношении виновных вне зависимости от должностей, званий и былых заслуг», — голос также Нургалиева, да и все остальное прежнее. Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации. Все встают.

Радует. Потому что в полицейской службе без юмора не выжить. Если самому Хрущеву в авторитарном государстве потребовалось двадцать лет на то, чтобы пообещать в шестидесятых, что он в 1980-ом по телевизору покажет последнего преступника, то Рашид свет Гумарович обошелся одним месяцем. Посему не могу не вспомнить сцену 20-летней давности. И тогда нам ставили задачи космического уровня и такой же глупости.

В 1989 году наш «эскадрон» базировался по адресу Лиговский проспект, дом 145, 4 этаж. Называлось местечко отделом специальной службы милиции. А надрывались мы в безумном стремлении хоть как-то сдержать центровых от неуемного и ежедневного грабежа импортных туристов в городе трех революций. Выходило хреново. Каждое утро я листал сводки с полей, где дотошно было указано сколько иностранцев осталось без денег, одежды, зубов вследствие пошлых выходок фарцовщиков, мошенников, налетчиков, тунеядцев и прочих советских паразитов. Этот балласт мы никак не могли сбросить с плеч международного пролетариата.

Где-то в конце лета к нам в подразделение пожаловало ответственное лицо. Даже выше – руководитель отдела обкома партии по контролю за административными органами. Оно должно было нас заслушать. Нельзя сказать, что перед его заходом мыли полы, но пинками нас в актовый зал загнали.

Зал: десятки рядов пошарпанных кресел, невысокая сцена, стол, укрытый красным сукном, бюст Володи Ульянова в самом расцвете сил, трибуна, желтый от старости графин. (Графин без воды. Стакан отсутствует).

Уместилось подремать офицеров так под шестьдесят. Все в штатском. За каким-то хреном я залез на первый ряд, и начальник отдела меня заставил отчитываться. В общих чертах я рассказал, сколько на одного оперативника приходится озверевшего элемента. Уменьшил количество заявлений втрое, помножил раскрываемость на два и подытожил: «Резервы еще есть». Если бы это произошло в году так 1983, то я бы сослался на судьбоносные решения съездов КПСС. Но летел не этот год. В то время сотрудники уже начали массово саботировать оплату комсомольских взносов.

Мой экспромт произвел некоторое впечатление: опера, обслуживающие трассу «Выборг-Ленинград», даже прекратили играть в «Морской бой», а коллега из гостиничного отделения нагнулся и, делая вид, что обронил ручку, корчил мне рожи. Мимика его издевалась: «Да что ты го-во-ришь!» При этом ответственное лицо, не моргая, глядело мне в левое ухо и метрономно кивало. Лицо лица было серьезно сконцентрировано на моих выкладках, а мозг его, судя по всему, не готов был объять всю глубину наших глубин.

Дослушав мою фантасмогорию, член обкома сделал паузу секунд в десять. В этот момент раздался шепот парня из группы, обслуживающей общежития Ленинградских ВУЗов: «…с какого рожна треха! Ты пышки посчитал?!» Наш начальник сделал громко так: «Товарищи офицеры, я хочу дать слово нашему гостю». Заодно он зыркнул на задний ряд – в сторону пышек.

Гость не встал во весь свой рост, одетый в серый костюм с галстуком. И вместо обращения – «Товарищи!», после которого всегда хотелось добавить: «Революция, о которой так долго говорили большевики…», развернул ко мне свое выражение окончательно и нехорошо спросил: «Так мы покончим с этим противоправным явлением?»

Я был молод и тут же переспросил: «С какого начнем?» При этом не успев сделать подобострастную гримасу. Сидящий в президиуме полковник Федотов постучал своим кулачищем себе же по лбу. А партийный функционер уточнил: «С проституции, конечно!»

Главный спец нашего тупичка по карманным кражам Петров по прозвищу «Петров-Водкин» заржал. Ладно бы заржал просто. Он заржал залихватски, по–разински и к тому же добавил: «Волки воют – е-мое!». Федотов шарахнул по кумачу ладонью и крикнул: «Водкин, тьфу Петров, пшел вон!» Петров, утирая слезы, шаркая, исчез. Через пару секунд было слышно, как грохнула удальским смехом дежурная часть. Очевидно, у штрафника спросили: «Чо там, Володя?»

А в это время меня сверлил взгляд заместителя начальника отдела – полковника Владимира Карпенкова. И не только взгляд. Он высунулся через плечо партейца, открыл рот и, засунув туда пол своего кулака, его же кусал. В принципе понять его было не мудрено: «Женя, христом-богом прошу – заткнись!» Я убил в себе готовую иронию и начал издавать звуки: «Э-э…, у-у-у…, а-а…». Кто-то из коллег, а, возможно, это был Володя Омельницкий, вслух по-товарищески меня передразнил: «Хрю-му! Жень, не бзди – рапортуй!» Я раздраженно повернулся к президиуму. Заместитель начальника отдела – Юрий Львович Осипов — сидел, уткнув лицо в ладони. Без звука можно было принять его за рыдающего подполковника. Но громкость была включена, и стало понятно — он хохотал прямо в себя. — Я хочу вот что сказать! – резко встал ответственный.

В этот момент старший лейтенант Дима Воскобойников перегнулся через ряд и влепил кому-то рабочей тетрадью по затылку, вслух пригрозив: «Досвистелся! Я твоего агента на ноль помножу!»

Ситуация ушла из-под контроля. Совсем. Еще немного и в зале стали бы свистеть. Но гость все же успел дать указание: «Чтобы к ноябрьским покончили!» Недовольный, с этими словами наперевес, он шел по проходу между рядами. Некоторые слегка похлопали в ладошки. Дверь хлопнула.

Когда мы гурьбой выдавливались из Ленинской комнаты, товарищ из Смольного находился все еще в нашем секторе. И что-то нервно выговаривал случайно попавшемуся ему на дороге оперу с верхнего этажа (с отдела розыска по несовершеннолетним). Мы культурно огибали парочку. В конце концов, этот опер не выдержал: « Да пишите что хотите! Испугали ежа голой …». Звали мужчину Андрей Новиков – он потом стал начальником криминальной милиции всей России.

У меня такое ощущенье (я бы даже сказал дежавю) при ознакомлении с казанским призывом Нургалиева, что все это уже было. А может, тогда в 1989 году к нам приходили именно Рашид Гумарович? По стилистике, перспективе и знанию жизни – очень похоже. Но, в таком случае, мы его указание не выполнили – с проституцией и по сей день в Санкт-Петербурге полный порядок. А сегодня у милиционеров есть все шансы не сдюжить с коррупцией через месяц.

Но слушать это великолепие – крайне занимательно.