Чтобы понять, что такое война, не нужно смотреть парады.
Я из тех россиян, которые никак не празднуют День Победы. Даже парад Победы по телевизору не смотрят. Причем не из-за каких-то идеологических или политических причин, не из-за детского желания выделиться из общего числа, быть эпатажным. В моих словах нет никакого ложного пафоса, просто в этот день меня действительно почему-то совершенно не трогают все проводимые мероприятия в городах, речи, музыка. Не трогают душу даже поздравления ветеранов в парках или на специальных торжествах, ни звон медалей, ни слезы стариков. Я не чувствую своей прямой личной связи с прошлым в этот день. Понимаю все умом, но не сердцем. Я не ощущаю ничего, никаких особых чувств. Никакого праздничного настроя. Скорее, даже наоборот. Может быть, это очень черство и цинично. Может быть.
Но в конце апреля или в начале мая уже много лет каждый год я выезжаю на места сражений Великой Отечественной Войны. Выезжаю на раскопки окопов, блиндажей, дорог и укрепленных пунктов. Лопата, металлоискатель, необходимое снаряжение для жизни в лесу. Никаких транспарантов, никаких людей, никакой лишней информации извне. Молчание твое и тишина природы. Глушь. Покой. Можно не думать ни о чем текущем и суетном. Можно остановиться, подышать полной грудью, поразмышлять и начать работать.
До того, как начал ездить на раскопки, я не особо любил природу европейской части нашей страны (сам я родом из Сибири), но теперь люблю ее не меньше своей малой Родины. Теперь я даже понимаю, осознаю не умом, не сердцем, а каким-то другим, надчеловеческим и вечным чувством, почему вдруг кто-то из советских бойцов Великой Отечественной во время отступления мог совершенно нерационально просто остановиться, оглянуться, посмотреть на все и вдруг остаться и окопаться в одиночестве на холмике, и отбиваться до последнего. За эту землю, леса, поля, холмы, за наше небо, цвета листвы, запах почвы. Не за человеческие моменты (государство, нация, политические идеалы, физическое выживание), а за красоту нашей земли. Нашей и только нашей.
И чем больше ты ходишь на своих ногах по земле, чем больше перелопачиваешь тонны и тонны ее, просеиваешь пальцами, рубишь корни, отводишь воды, разбираешь завалы, прокладываешь тропы, проливаешь свой пот, тонешь в болотах, осматриваешь миллионы пейзажей, травинок и облаков, тем больше ты укореняешься в этой земле. Пропускаешь по-настоящему ее через себя, прокручиваешь, вдыхаешь. Она въедается в твою кожу, зрачки, впитывается в кровь через порезы и с ней проходит через сердце, попадает в легкие. Ты становишься ее частью. И потом неделями тебе снится, что ты и есть земля, и на тебе растет лес, и по тебе текут реки. Это чувство надо пережить, и только раскопки, военная археология, могут дать такой опыт.
У раскопок же всегда есть своя внутренняя цель – проявление прошлого, протягивание тросов между прошлым и настоящим, визуализация истории, оживление мертвых и освобождение духа того времени, восстановление памяти. Раскопки погружают в атмосферу войны с головой. Можно прочитать терабайты книг и воспоминаний о войне, стать академиком и знатоком вопросов по энциклопедиям, можно провести десятки встреч непосредственно с ветеранами, но все же ничто не даст такой настоящей картины войны, как раскопки. Их не обманешь. Здесь видно все: кто и как бросал оружие, соотношение потерь, интенсивность боя, планировка позиций, бросали ли раненых, как погибали отдельные бойцы, какие у них были характеры, и где они были до войны, что любили, кто много пил в каком блиндаже, какие страны работали против нас, какое на самом деле было оружие и были ли вообще боевые ситуации там, где теперь вовсю разгулялось мифотворчество. Все как на ладони, настоящая живая история, трагедии и будни.
И вдруг возникает перспектива войны, и до сердца достают личные понятые тобой истории чужих жизней. Меня это поражает до глубины души. Для меня это лучше любого другого способа познания Великой Войны. И самый большой подарок судьбы, потому что только так ты примеряешь свои силы, встаешь в строй с теми людьми, частично проживаешь настоящие ситуации, понимаешь больше, чем мог бы. Все становится живым. И лично мне более понятным и близким.
И в эти дни я обязательно вспоминаю, как Великая Отечественная Война затронула моих прямых предков. Достаю тонкий альбом с сохранившимся фотографиями и несколько листков записей со слов родственников. Записи сухи, немногочисленны:
Прадед 1. Украинский хуторянин. Получил осколочное ранение в колено в боях в 41-м на Украине, был эвакуирован, работал в тылу.
Прадед 2. Талантливейший сибирский архитектор, художник, поэт. Призвали в 1941 г. Погиб в 1942 г. под Ленинградом.
Прадед 3. Сибиряк. С 17-го по 24-й служил в Красной Армии. Демобилизован по ранениям. Во время Войны работал в рыбхозе в Тюменской области. Заготовка рыбы для Красной Армии. Работал всю войну. Адская абсолютно работа. Умер в 53-м году в один день со Сталиным.
Прадед 4. С Донбасса. Погиб при загадочных обстоятельствах перед началом войны.
Приемный прадед 4. Питерский. Участник Первой мировой. С началом войны был назначен начальником эвакогоспиталя. В составе Белорусского фронта дошел до Берлина. Полковник. Награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За боевые заслуги». Основал в Сибири туберкулезный санаторий, Почетный гражданин одного из сибирских городов.
Сестра прадеда 4. Окончила Ленинградский медицинский институт. Блокадница. Всю войну проработала в блокадном Ленинграде врачом, спасала людей. Не так давно умерла. До самой смерти к ней приходили благодарные дети и внуки тех, кому она помогала во время блокады.
Прабабушка 1. Прожила всю войну до освобождения на Украине под оккупацией.
Прабабушка 4. Начальница эвакогоспиталя. Гвардии-майор. Два ордена «Красной Звезды», орден «Отечественной войны».
Дедушка 1. Будучи еще подростком, жил в начале войны на Украине, на хуторе. Хутор вырезали немцы, ему же с сестрой удалось бежать. Они бежали на болота, надеясь на партизан. Партизан никаких не оказалось. Несколько лет до возвращения наших войск он жил один(!) на болотах. Как-то выживал, что-то ел, и время от времени выходил из болот, выжидал подходящую ситуацию и убивал одиночных зазевавшихся немцев. Сколько на его счету, никто не знает. Очень суровый и очень молчаливый дед.
Сестра дедушки. Умерла на тех же болотах от пневмонии.
Дедушка 2. Был молод. Не воевал. Заготавливал рыбу на сибирских реках для нужд Красной Армии.
Старший брат моего деда. Был призван в Красную Армию в 32-м году. Служил на Дальнем Востоке, остался кадровым военным. Принимал участие в боях с японцами. В конце 41-го в составе Сибирских дивизий переброшен под Москву. Младший командир. Звание неизвестно. Принимал участие в боях на Курской дуге. Погиб при освобождении Харькова в августе 43-го года в 2 км южнее деревни Гавриловка. На момент гибели был командиром танка. Награды неизвестны. Место захоронения найти не удалось.
Другой его брат во время войны работал на оборонных предприятиях в Омске. Умер после войны от рака.
Бабушка 1. В 42-м году подростком была направлена в систему фабрично-заводского обучения (ФЗО), после кратких курсов направлена на работу на завод по производству снарядов. Она не доставала до станка, и ей подставляли ящики. От усталости она падала и засыпала на месте. Пахала всю войну как проклятая. Герой Труда.
Из всех вышеперечисленных, в живых остался только дед, который резал немцев на болотах. Испытывая неприязнь к нынешней власти, он давно уже ушел глубоко в тайгу, построил там дом и живет в одиночестве. У него нет телефона. В День Победы мне некого поздравить из своих близких, кто пережил Великую Отечественную Войну, некому позвонить. Все погибли или умерли, кроме одного деда.
У меня нет никакого праздничного настроя в эти дни. Это даже не горечь. Опустошение.
В который раз перечитав историю своих предков, я вижу и чувствую только неимоверное страшное напряжение всех жизненных сил. Одной семьи – одной из миллионов.
