Почему врачи лгут? По следам доктора Хауса

Донна Эндрюс — писательница и одна из авторов книги «Загадка Доктора Хауса — человека и сериала», выпущенной в России издательством «Питер». В главе «Секс, ложь и МРТ» она проанализировала поведение главных героев знаменитого телешоу и выяснила, когда и почему они лгут и как это помогает нам их понять

Как сказал сам Хаус в одной из пилотных серий: «Правда начинается со лжи». Я это понимаю так: если мы узнаем, почему, когда и как люди лгут, мы ближе подойдем к пониманию того, что у них на уме.

КАДДИ: Когда я принимала тебя на работу, я знала, что ты ненормальный. (Эпизод «Меня не реанимировать», 1–9)

Как и положено главному администратору больницы, у Кадди абсолютно корпоративное отношение ко лжи. Она категорически против того, чтобы работники лгали ей, хотя годы работы с Хаусом и безуспешные попытки его приструнить притупили ее способность возмущаться его выходками, и все, на что она способна, — это испытывать легкое раздражение.

Но если нужно отстоять больницу и персонал, она и сама готова солгать. Она заявила миллиардеру Эдварду Воглеру, который попытался взять госпиталь под свой контроль, предложив сто тысяч долларов: «Я защищаю людей, это они — капитал нашей больницы» («Законы мафии», 1–15). И хотя Хаус ее раздражает, он — ценное приобретение для госпиталя.

Иногда выступить в защиту Хауса — значит солгать за него. Чаще это означает — солгать ему. Пока было два случая, когда Кадди лгала по-крупному, оба раза — Хаусу, ради его блага (так она считает), и оба раза эта ложь имела печальные последствия.

Впервые Кадди сказала неправду, когда Хаус попросил ввести его в состояние комы, чтобы легче перенести боль во время лечения ноги. Кадди знала, что если Хаус будет без сознания, Стэйси даст разрешение на удаление его омертвевшей мышцы. Хаус не соглашался на этот компромисс — компромисс, из которого он вышел хромым, со шрамом и постоянной болью. Конечно, никто не думал, что все так закончится, но так случилось — и Кадди ни на минуту об этом не забывает. Она чувствует свою вину: «Потому что я врач. Потому что из-за моей ошибки может умереть человек» («Пилот», 1–1). Может быть, это еще одна причина, по которой Кадди защищает Хауса и мирится с его выкрутасами. Не только потому, что он такой ценный кадр для больницы, а из-за того, что она приложила руку к тому, что он получил увечье и наркотическую зависимость.

Второй раз ложь Кадди в серии «Смысл» (3–1) исходила не от нее. Но именно она ввела кортизол парализованному больному Хауса — а потом, когда тот встал и пошел, как Лазарь, она согласилась на предложение Уилсона скрыть от Хауса этот успех. «Будет полезно, если мы скажет ему „нет“, — сказал Уилсон. — То, что он оказался прав, не значит, что он не был не прав». Возможно, Кадди и Уилсон сказали неправду Хаусу из добрых побуждений, чтобы умерить его саморазрушающее поведение, но эта ложь рикошетом ударила по Хаусу и загнала его в такую депрессию, что он оказался в руках полицейского Триттера.

Конечно, самая большая ложь Кадди — заявление под присягой о том, что она подменила анальгетики на плацебо. Пока что ложь Кадди приносила плоды — ей удавалось заставить Хауса пойти на уступки. Но после того как угроза тюремного заключения миновала и Хауса снова начали раздражать ее приказы, не выдаст ли он ее лжесвидетельство?

А пока Кадди-администратор лжет без зазрения совести, Кадди-женщина переживает из-за чувства вины. Может быть, несмотря на всю свою компетентность и внешнюю напускную уверенность, как многие сильные женщины, она страдает, полагая, что выдает себя не за того, кто она есть на самом деле, страдает от необъяснимого и неизбежного страха, что весь ее успех — ложь. В серии «Шалтай-Болтай» (2–3) она ошибается при лечении больного и в сердцах восклицает: «Я так увлеклась карьерой, у меня уже несколько лет не было медицинской практики». (Напомните, пожалуйста, Кадди, что Хаус каждый раз ставит полдюжины неверных диагнозов, и это ни разу не заставило его усомниться в себе.)

Так о чем же говорит нам ложь Кадди? О том, что она — женщина, которая разрывается между тем, чего требует от нее работа, и тем, чего требует от нее дружба и верность; между необходимостью держать Хауса в узде и в то же время дать ему слабинку, поскольку она чувствует свою вину перед ним, хотя прекрасно понимает: дай ему волю, он всю больницу приберет к рукам.

ХАУС [своим «желторотым»]: Я вас учу врать, жульничать и воровать, а стоит мне отвлечься, вы тут же идёте сдаваться? («Невозможность общения», 2–10)

Вряд ли Хаус взял на работу трех молодых врачей только потому, что они самые лучшие специалисты в области неврологии, иммунологии и интенсивной терапии. Разумеется, они очень хорошие, иначе вряд ли Хаус терпел бы их долее секунды. Но мы видели, что тысячи желающих и высококвалифицированных кандидатов на стипендию ринулись на вакантное место к Хаусу в больницу Принстон-Плэйнсборо, как только пролетел слух, что Кэмерон ушла. Хаус имел возможность выбора. Почему же он выбрал Кэмерон, Чейза и Формана? Не потому ли, что они привели в движение его внутренний детектор лжи? Или потому, что он понял, как интересно ему будет разоблачать их ложь?

ЧЕЙЗ: Ты можешь мне доверять.

ХАУС: Если я тебе не доверяю, то как я могу доверять твоим заверениям, что я могу тебе доверять? («Законы мафии», 1–5)

Вопрос доверия в отношениях Хауса и Чейза возникает постоянно, потому что, похоже, Чейз лжет с большей легкостью, чем остальные подопечные Хауса. Он лжет, потому что… так удобнее… чтобы удержаться на работе… чтобы выглядеть умнее. Секс с Кэмерон, когда у нее от лекарства затуманилось сознание, не был обманом, но он доказывает, что Чейз способен на сделку с совестью. Подобное имело место, когда он сдал Хауса Воглеру.

Однако если мы положим на одну чашу весов незначительную ложь Чейза, а на другую — ложь о смертельной болезни его отца, окажется, что ему врут серьезнее, чем он сам лжет другим (и случайно ли, что Хаус именно в этом случае проявил редкую и нехарактерную для него деликатность? Не случайно, но к Хаусу мы вернемся позже). Поведение отца Чейза красноречиво говорит о том, какие напряженные и отстраненные отношения были у него с сыном. Доктор Ровен Чейз приехал из Австралии, чтобы в последний раз повидать сына, проститься, но так и не дал ему возможности сказать прощальные слова. После встречи Чейза с отцом нам становится намного понятнее отношение этого богатого бедняжки к правде, его немного высокомерный подход к ней.

А ложь Ровена прямиком привела Чейза к ошибке в серии под названием, как вы уже догадались, «Ошибка». Чейз не заметил основного симптома и оказался невольным виновником смерти пациентки, Кайлы. Эта же ложь вынудила самого Чейза сказать неправду: якобы он пришел на работу с тяжелого похмелья. Даже после того как ему пришлось выдержать разбор происшествия членами команды (это, как ему сказала Стэйси, большая ошибка. Это… может стоить ему работы), он так и не смог признаться в одной-единственной правде: в том, что отец был ему дорог, настолько дорог, что известие о его смерти выбило Чейза из колеи и сказалось на его способности сделать правильное медицинское заключение. Однако как бы Чейзу ни хотелось скрыть причину своей ошибки, как бы легковесно он ни относился к правде в мелких вопросах, он не мог допустить, чтобы родственники Кайлы думали, что он сделал для нее все, что мог. Вот поэтому он заявил, что в тот день, когда Кайла поступила в больницу, у него было похмелье, и тем самым он готов был пожертвовать своей репутацией и карьерой, чтобы сохранить достоинство.

Между тем из-за этой ошибки Чейза на неделю отстранили от работы, он получил выговор с занесением в личное дело. То, что Чейз не отказался взять на себя ответственность за случившееся, вызвало определенное уважение со стороны Хауса. После этой истории Чейз стал ему более симпатичен. Создается впечатление, что Хаусу понятнее и ближе такой тип лжи, при котором истинные эмоции скрываются.

Так что очень возможно, что в серии «Ошибка» Чейз выйдет победителем из сложившейся ситуации. Особенно если он сможет разобраться с багажом проблем, которые оставил ему в наследство отец, — чувством неполноценности и бунтарством, которые подвигли его на ложь. Тот Чейз, который находится в мире со своим прошлым, запросто может оказаться Чейзом, который вряд ли захочет пренебрегать истиной.

ХАУС: Реальность почти всегда обманчива. («Метод Сократа», 1–3)

Если учесть реалии того мира, в котором живут врачи из команды Хауса, вряд ли можно продолжать винить их за ложь. В конце концов, должно быть, и им достаточно откровенно лгали, прежде чем они получили эту работу. Они считаются дипломированными, квалифицированными врачами, получившими престижные стипендии, а по сути дела они тратят большую часть времени на работу, которую вообще-то должны выполнять медсестры, санитары и лаборанты.

В целом, при всем уважении к консультантам сериала по медицинским вопросам, необходимо сказать, что изображение медицинской системы в «Докторе Хаусе» во многом — ложь, внушающая оптимизм. Отделение неотложной помощи в учебной больнице Принстон-Плэйнсборо почти всегда пустует, оно заполнено только в редких случаях, как, например, во время возможной опасности эпидемии менингита в серии «Детки» (1–19). Оно похоже на величественный светлый храм медицинского искусства и науки, а не на помещение, которое предназначено для регулярной стерилизации и дезинфекции, чтобы предотвратить опасность биологического заражения. Когда наблюдаешь, как работает команда Хауса, создается успокаивающая иллюзия, что если вдруг по-настоящему серьезно заболеешь, над тобой день и ночь неусыпно будет работать команда блестящих диагностов.

Похоже, больше всего в сериале лгут совсем не больные, а их тела и заболевания: это болезнь, которая проявляется через атипичные симптомы неясного происхождения, потому что зачастую больной делает или выдумывает что-то, что затрудняет выявление основного симптома. (Например, победителю чемпионата по велосипедному спорту в серии «Вращение» (2–6) было сложно поставить диагноз и обнаружить эритроцитарную аплазию, потому что в его крови имелось определенное количество допинга и потому что его помещали в барокамеру.) Это болезнь, которая прячется за другой болезнью — как правило, за такой, которая, если ее лечить обычными способами, силь-но ухудшает скрытое заболевание (такой случай показан в серии с говорящим названием «Проклятый» (1–13): у ребенка одновременно обнаружили сибирскую язву и проказу). Эта тропическая болезнь не так часто встречается в пригороде Нью-Джерси. Данное заболевание является настолько редким, что даже Хаус в своей практике с ним еще не встречался. Мало того, что нельзя верить тому, что рассказывают пациенты, нельзя доверять и их телам, в которых часто не проявляются те симптомы, которые характерны для определенного заболевания. Неудивительно поэтому, что в мире Хауса ложь — обычное дело. Лгут все и вся.

Естественно, включая самого Хауса.

ХАУС: Я никогда не вру! («Пилот», 1–1)

На самом-то деле врет. Но врет не больше, чем другие. Ну, может, немного больше. Но, во всяком случае, он размышляет о лжи больше, чем все остальные. Однажды, после странного визита его родителей, он признался Кэмерон: «Мой отец совсем как ты. Ему до тебя нет никакого дела, пока у тебя что-то не случится. Ходячий барометр нравственности. Он же ненормальный; с ним худо делается, когда он видит, что кто-то врет. Для бойскаутов и свидетелей в суде — качество незаменимое. Погано, когда оно у твоего отца» («Папенькин сынок», 2–5).

Хаус всеми силами восстает против одержимости отца добиваться кристальной честности любыми средствами, и тем не менее, похоже, что в нем самом сидит это желание правдивости. Циник пожал бы плечами и бесстрастно заметил: «Все лгут», а Хаус взрывается со всей страстью истинного поборника честности, чья вера предана. Но тогда, если Хаус так явно презирает ложь, почему он сам лжет так много?

Что ж, так действеннее. В серии «Внешность обманчива» (2–13) у Хауса усилилась боль в ноге, и Форман ему говорит: «Тебе надо, чтобы все делалось в мгновение ока, что ж ты так торопишься? Не спеши». Глубокое замечание, только вот заметил ли Форман, что Хаус постоянно пытается все ускорить? «На проведение анализов надо много времени, — говорит Хаус в „Методе Сократа“ (1–3). — Лечить быстрее». То же самое происходит, если говорить только правду, пытаясь следовать всем правилам, и работать, не выходя за рамки. Времени уйдет больше. Солгать быстрее. Так можно отсечь все лишнее. Хаус лжет больным, их родственникам, Кадди, другим врачам, членам комитета по пересадке органов, если считает это необходимым для спасения жизни пациента.

И хотя Хаус может утверждать, что для него важна не жизнь больного, а загадка как таковая, его отношение к тому, как он эту загадку решает, говорит об обратном.

Однако несмотря на громогласные заявления Хауса о том, что цель оправдывает средства, вполне вероятно, что он до сих пор живет по меркам своего отца и считает, что ему чего-то недостает. Возможно, ложь является основной причиной, по которой Хаус испытывает отвращение к самому себе.

А поскольку он уже и так достал всех окружающих своей ложью во имя спасения больных, то почему бы не лгать столько, сколько захочется? Ради того, чтобы избавить себя от проблем, чтобы разозлить Кадди и Уилсона, чтобы поиграть в игры разума с «желторотыми».

А может быть, для Хауса ложь — своего рода бунт против отцовской патологической честности, бунт, который приносит ему удовлетворение. Хаус с трудом терпит отца, и это раздражение объясняет, почему он одержимо срывает с окружающих одну маску лжи за другой: если лгут все, значит, и отец тоже не исключение. Было бы Хаусу удобнее считать, что человек, которому он обязан своим появлением на свет и который в детстве был с ним так строг, — обычный лицемер?

Так удивительно ли, что Хауса раздирали сомнения и противоречивые чувства в связи со смертью отца Чейза и в связи с событиями, которые за этой смертью последовали?

Тем не менее в критических ситуациях Хаус полностью утрачивает способность лгать. Он не смог выдавить из себя ни слова похвалы в адрес Воглера и его нового лекарства, потому что на Хауса оно не произвело никакого впечатления. А ведь он знал, что это может повредить ему и его друзьям. Он также отказался извиняться перед Триттером, так как не смог изобразить раскаяние, потому что он его не испытывал.

В серии «Медовый месяц» (1–22), когда Кэмерон сказала: «Я считала, что ты слишком испорчен, чтобы кого-то любить. Я ошибалась. Ты просто не способен меня полюбить», Хаус ничего не смог сказать ей в ответ. В ближайшее время — а может, и никогда — мы не сможем узнать, права Кэмерон или нет, ведь сюжет еще не закончен. Возможно, Хаус сам себя не знает. Показательно то, что он порой не может и не хочет лгать ради того, чтобы это кого-то успокоило.

Когда он наконец-то увел Стэйси у Марка, что-то — похоже, все тот же барометр нравственности, от которого не спрятаться, не скрыться, — вынудило его сказать ей правду: «Я не смогу сделать тебя счастливой» («Хочу знать», 2–11). Горькая правда — правда, которая стоила ему единственной женщины, которую он любит. Правда, которую он не смог утаить.

Самым наглядным примером того, что Хаус иногда не способен лгать, может служить серия «Вскрытие» (2–2). Команда решала, проводить или не проводить сложнейшее обследование Энди, девятилетней девочки, которая скоро должна была умереть от рака — независимо от того, сумели бы они вывести ее из нынешнего странного и острого состояния или нет. Уилсон добился того, что мать Энди подписала согласие, но именно Хаус настоял, чтобы девочке сказали правду и сообщили, какое сложное обследование ей предстоит. Он хотел, чтобы у девочки была возможность согласиться или отказаться от проведения процедуры. Такой возможности в свое время был лишен он. Хаус, если потребовалось бы, мог сказать неправду матери Энди, но он не захотел или не смог быть неискренним с самой Энди.

«Абсолютная правда заключается в том, что все лгут, и это норма человеческой природы, — говорит Хаус в серии „Три истории“ (1–21). — Единственной переменной является предмет лжи». Хаус легко может легко солгать любому по любому поводу — но только если правда не разобьет ему сердце. В этом случае у него сразу кончается весь его за-пас лжи. Возможно, это всего лишь симптом саморазрушения, а может быть, от отца он унаследовал правдивость, но не перенял его раздражающее лицемерие?

Почему же Хаус лжет? Потому что ложь помогает добиться результата — если только не бьет по нему самому. Потому что лгать у него получается — лишь в редких случаях он не может солгать. Потому что правда не так уж важна — она важна только в редких случаях. Я думаю, что где-то глубоко внутри Хаусу не безразлична правда. И может быть, именно поэтому Кэмерон, Уилсон, Кадди и все остальные, в том числе и мы, готовы дать ему еще один шанс.