Почему так много людей столь сильно привязаны к Сталину? Даже не к сталинизму (к которому у тех же людей масса рациональных претензий — коллективизация, голод, репрессии, неудачи первых лет войны), а именно к Сталину, лично-персонально, так сказать? Мне не раз приходилось встречать в прессе и в интернет-блогах оправдания Сталина как человека, как личности. Причём, что особенно интересно, буквально рядом с осуждением советского тоталитаризма.
На станции московского метро «Курская»-кольцевая закончена реставрация. Предъявлена полная историческая достоверность 1949 года. Восстановлены строки советского гимна с упоминанием имени Сталина. Бронзовые плакетки переделаны — Волгоград в надписях снова стал Сталинградом, и появились неаккуратно подчеканенные слова «За Родину, за Сталина». Хотя историческая достоверность на самом деле неполная. Главный артефакт — статуя вождя — отсутствует. Якобы она пропала, не нашли на складе. Несерьёзные отговорки: неужели копию сделать нельзя было? Можно, конечно. Но как-то опасно. Пока опасно. Несвоевременно, а значит, неправильно. Сталин возвращается ползком. Вот в этом соблюдается полная достоверность. Именно так он и пришёл в нашу историю. Не ворвался, как Ленин, в одночасье ставший премьер-министром и диктатором, а втёрся посредством медленных аппаратных интриг.
С одной стороны, конечно, приятно, что восстановили красивый вестибюль в стиле советского ар-деко. С другой стороны, противно, что сталинизм просачивается во все щели. То вдруг эффективный менеджер, то вот теперь имя на стене. Капля камень долбит не силой, но частым паденьем. На месте, где была пропавшая статуя, сделана световая ниша (то есть освещённая пустая овальная выемка в стене). Метростроевское начальство подчёркивает, что это не просто так себе ниша, а именно световая. Светоносная? Это у них проговоры по Фрейду или у меня восприятие по нему же? В общем, если статуя вдруг найдётся, для неё уже есть подобающее место.
Все разговоры о чисто культурно-архитектурном значении события, о том, что это просто восстанавливается просто первоначальный просто облик простой московской станции метро, — все эти разговоры воспринимаются как полнейшее лицемерие. В Москве масса зданий, историческая ценность которых никак не меньше, чем вестибюль «Курской»-кольцевой. И, однако, их бестрепетно рушат, а на их месте возводят нечто издевательски смахивающее на оригинал. «Военторг» на Воздвиженке — лучший пример. Это был действительно выдающийся памятник русской деловой архитектуры стиля модерн. Я лет пять своего детства жил рядом, я прекрасно помню этот замечательный пассаж, обширный и вместе с тем уютный, его залы и лестницы, фонари и перила, портал, украшенный статуями древнерусских воинов. Сейчас эти воины смотрятся как мизерабельные статуэтки на пародийно могучем портале. А сколько было по поводу «Военторга» протестов общественности — страшное дело. Но никто их не услышал, к сожалению. И вдруг такая невесть откуда взявшаяся историческая трепетность по поводу строчки старого гимна и имени генералиссимуса на бронзовых рельефах. Такое вот капризное упрямство реставраторов, которому никакой административный ресурс ну просто не в силах противостоять.
Хотя тот же административный ресурс повелел воссоздать (пересоздать? сфантазировать?) в отреставрированном дворце в Царицыно тронный зал Екатерины II. Зал, которого там никогда не было, и трона никакого не стояло, и никого на нём никогда не сидело. Так что не надо про достоверность, пожалуйста. Тут, кстати, ещё одна интересная частность. Вестибюль станции метро «Курская»-кольцевая в своём первоначальном виде простоял лет восемь. В 1949 году открыт, а вскоре, после ХХ съезда КПСС (1956 год), имя низверженного тирана было снято со стен. Так продолжалось до сего дня. То есть «десталинизированная» «Курская»-кольцевая имеет возраст более 50 лет. Какой же период более, так сказать, историчен? И разве десталинизация 1950-х годов — это не историческое событие?
Если уж погружаться в угар восстановления всяческой первоначальности, то давайте вернём московскому метро имя наркома Кагановича. С самого первого поезда до начала до 1955 года метрополитен носил это славное имя и был переименован в ходе всё той же хрущёвской десталинизации. Лазарь Моисеевич — верный сталинский сокол, настолько верный, что даже пытался составить заговор против Хрущёва. Давно пора восстановить!
Можно также сломать краснокирпичные кремлёвские стены и вернуться к белокаменным. А то и к деревянным — так оно историчнее и первоначальнее.
Но это так, невесёлые шутки. А если серьёзно — почему так много людей столь сильно привязаны к Сталину? Даже не к сталинизму (к которому у тех же людей масса рациональных претензий — коллективизация, голод, репрессии, неудачи первых лет войны), а именно к Сталину, лично-персонально, так сказать? Мне не раз приходилось встречать в прессе и в интернет-блогах оправдания Сталина как человека, как личности. Причём, что особенно интересно, буквально рядом с осуждением советского тоталитаризма. Да, были горы трупов, реки слёз, океаны человеческого горя, да будут вовеки прокляты палачи… но он (Он! ОН! Милый, родной, любимый, скромный, простой, мудрый и могучий Иосиф Виссарионович) не виноват. Оправдания самые разные. От добродушно обывательских: «Ну ведь не может один человек уследить за всем, что делается в огромнейшей стране». До чудовищных в своём циничном формализме: «С 1920-х до начала 1940-х И.В. Сталин не занимал официальных постов. Он не был главой государства или правительства. Он работал в партии, роль которой не была прописана в конституции. Поэтому все претензии к его деятельности в 1930-е годы — юридически бессмысленны». В обоих случаях — хороший человек, попавший в плохую компанию.
Откуда такая любовь?
Рискну предположить — из кино.
Но не из кино сталинских времён, где славили вождя, а из кино времён застойных и отчасти нынешних.
Главным героем сталинского кинематографа был простой советский человек. Свинарка и пастух. Почтальон и дровосек. Кто были «Весёлые ребята»? Тоже пастух и домработница. Кругом одни солдаты, шахтёры, рабочие, колхозники, совслужащие и артисты цирка. Нет, конечно, встречались и генералы, и секретари обкомов, и даже сам товарищ Сталин в исполнении артиста Геловани иногда был в кадре. Но именно как фон, как рамка. Сами фильмы в подавляющем большинстве были про маленького человека. О да, это был не тот маленький человек, о судьбе которого рыдала великая русская литература, и не тот, кого описал Ганс Фаллада в знаменитом романе (название — в подзаголовке этой колонки). Это был счастливый, радостный, оптимистичный, трудолюбивый, в меру серьёзный, в меру забавный, очень хороший и душевный, но… маленький. Обыкновенный. Как ты, да я, да мы с тобой. Как девяносто девять процентов граждан любой страны. Он не глядел в Наполеоны. Не ломал историю через колено. Не ворочал судьбами людей. Он жил себе, работал, любил, и в ходе этого возникали разные поучительные приключения.
Эти фильмы и были мощнейшим механизмом, формирующим идентичность. Согласно этим фильмам, маленький советский человек был равен самому себе. Точка и подчеркнуть.
Конечно, в конце 40-х появились фильмы о более продвинутых товарищах. С одной стороны, шикарные биографические картины о русских учёных, художниках и военачальниках, снятые в рамках кампании борьбы с низкопоклонством и космополитизмом. С другой стороны, фильм «Весна» (1947) — сплошные актёры, режиссёры и академики. Такой вот псевдо-Голливуд. Псевдо — потому что настоящий Голливуд, где Золушка возносится до вершин славы, — это, конечно же, «Светлый путь» (1940). Но он-то как раз Сталину не понравился. Потому что маленький человек должен остаться таковым.
Не знаю, были ли «байопики» рубежа 40-50-х, вкупе с фильмом «Весна», провозвестниками застойных фильмов про советских ВИПов. Но мне кажется, что хрущёвская десталинизация загадочным образом модифицировала кино. Единый и недосягаемый вождь рухнул. Золотой идол раскололся и разменялся на червончики областных и районных руководителей, которых теперь никто не мог расстрелять или стереть в лагерную грязь. Они сами стали вождями. Едиными и недосягаемыми в районных и областных масштабах.
Точно так же в кино косяком пошли образы начальства, военного и гражданского. В какой советский фильм ни плюнь — главный герой то академик, то писатель, то генерал, то крупный промышленный руководитель. Не говоря о партийных секретарях. А если уж простой человек, то либо Робин Гуд («Берегись автомобиля»), то какая-никакая, а начальница («Служебный роман», «Москва слезам не верит»).
Наступила смена идентичности. Нет более механизма, который воспроизводит ценность «быть маленьким человеком». Насмотревшись советско-застойных фильмов (а также воспоследовавших «Бригад»), наш человек стал глядеть в Наполеоны. Он перестал быть равен самому себе. Он возмечтал о славе, богатстве и могуществе. То есть о власти. Всеобщей, глобальной, безграничной и беспощадной, что особенно важно. Возмечтал о стрелках, которые он проводит на карте. А также о «стрелках», где он разводит пацанов. Он стал в своих фантазиях сильным, жестоким и бестрепетным. Стал Сталиным в себе и даже отчасти Сталиным для себя, как сказал бы философ гегелевской школы.
Но поскольку в реальности такое перевоплощение невозможно, наш бывший маленький человек нашёл в недавней истории свою точку идентификации: образ вождя народов. А также точку зрения, обратите внимание. Почти все исторические и социальные суждения наших современников делаются как бы с властной вершины. Люди охотно становятся на место власти, которая, бедняжка, просто вынуждена была сгонять крестьян с земли, закрепощать рабочих на фабриках и бросать почти безоружных солдат навстречу гитлеровским танкам. Но они почти никогда не становятся на место тех, кого сгоняли, закрепощали, кидали на смерть. Люди в своих фантазиях «рулят и разводят» (виноват, «вяжут и разрешают») кого-то другого, кого они сами за людей-то и не считают.
Между тем это они сами и есть. Они, они, которые по утрам и вечерам теснятся на станции метро «Курская»-кольцевая, под свежеотреставрированным именем их палача, которого они считают богом.
Маленький человек, ну а дальше-то что?
ОПРОС: Нужен ли современной России Сталин?
