«Новая газета»: органы сохраняют девственность

Чему и как учат наших следователей

Неделя прошла, и я думала, что мой шок от встречи с прекрасным как-то затуманится. Но шок уступил место другому чувству: я встретила очень страшного человека. И о нем надо рассказать. Ибо если мы живем ну хоть чуточку, хоть местами в нормальной стране, то его начальство должно сделать выводы. Если мои иллюзии беспочвенны — тогда о нем нужно знать гражданам и стараться минимизировать свое общение с человеком, который может существенным образом повлиять на их судьбу.

Посетила я следователя Пресненского межрайонного следственного отдела Следственного управления по ЦАО, Главного следственного управления СК (как он мне продиктовал), Бугрова Ивана Борисовича. Он должен был меня опросить по моей давней жалобе в Генпрокуратуру, о которой я и думать забыла. Ну да гражданский долг надо выполнить, пришла. Иван Борисович оказался хорошо одетым юношей лет 25. Огорошил он меня с порога, сообщив, что я неправильно пишу жалобы: во-первых, там много «лишней информации», а во-вторых, нет такого органа, на который я жалуюсь, — СК МВД. Я опешила, уточнила: ну это тот самый, который Аничин возглавляет. У вас — Бастрыкин, у них — Аничин. Похоже, он мне не поверил. Ну да ладно. Начали составлять бумагу, которую я должна подписать. А там я должна расписаться за то, что мне разъяснены мои права и обязанности. Попросила разъяснить. Тут юноша взъярился и сказал, что он не юридическая консультация, а Конституции под рукой у него нет. На этом месте я достала и включила диктофон. Он, конечно, не разрешил, за это пришлось попросить его сообщить мне, на основании чего, собственно. Ну он и плюнул на это дело — оставила включенным. Вот и славно. Через пни и колоды добрались мы с ним все же до Конституции. Согласно трактовке Ивана Борисовича, моя конституционная обязанность — отвечать, когда спрашивают.

Пока мы с ним отвлекались на несущественное — на Конституцию, я вдруг обнаружила у себя под носом, буквально в сантиметрах, раскиданные бумажки: постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, постановления о возбуждении, постановление о назначении психиатрической экспертизы в деле об убийстве, расшифровку разговоров в некоем офисе на Садово-Кудринской… Зачитала я ему и диктофону фамилии, адреса и содержание и спросила: «Это нормально, что я это все вижу и читаю вслух?» Он не понял. То есть про Глеба Жеглова и Володю Шарапова мой юноша тоже слыхом не слыхивал. Меня мой адвокат потом отругал, что я без него к юноше пошла, поскольку, как выяснилось, следователь должен был внести в свои бумажки, что велась запись. Однако мой адвокат живет в каком-то другом мире, в мире законов, а потом вместе со мной удивляется, как мы с ним одиноки в том мире. Зато я заставила юношу переписывать нашу с ним итоговую бумажку, ибо помимо диких ошибок в плане русского языка там содержались серьезные речевые обороты, которые могли привести к печальным последствиям. Ну, например, я рассказываю юноше, что мой муж решил выйти из бизнеса со своим партнером и предложил провести переговоры о разделе активов. Юноша записывает: «И мой муж стал требовать денег». Согласитесь, разница есть, причем чисто уголовная.

В довершение сеанса — это когда я уже подписала более или менее русскоязычное объяснение — неожиданно оказалось, что человек, который все время присутствовал рядом и которого я было приняла за коллегу Ивана Борисовича, вдруг встал и распрощался так, что стало понятно: это человек совершенно посторонний. Может, наладчик, а может, наймит Ми-6, поди теперь пойми.

Видела я разных следователей за три года моей интенсивной другой жизни. Если честно — встречала людей умных и порядочных, и их не меньше, чем пальцев на руке, что много. Встречала неумных и непорядочных. Встречала глубоко пьющих от ужаса профессии, но геройских. Много было всякого, но такой девственный мозг встретила впервые. Во мне взыграл преподаватель — ну могу же я иногда в своем ГУ-ВШЭ из отпетого двоечника вытащить сокровенное, и я люблю это делать, поскольку сокровенное знание бывает почище иных лекций. Попыталась пробиться в подкорку: может, там есть какие-то убеждения, мечты, идеалы наивные? Не вышло. Толкнула ему сильно упрощенную речь про борьбу с коррупцией, в конце которой юноша задал мне искренний вопрос: а кто такой Алексей Навальный? Это было в день, когда СК РФ, где работает юноша, отменил постановление об отказе в возбуждении дела в отношении знаменитого блогера.

Нет, на это незнание я не в претензии — как справедливо отметил юноша, он не обязан читать все, что мы понапишем. Но вот чтобы он иногда почитывал Конституцию и мог пересказать ее своими словами, все же как-то хотелось бы. Этот юноша вырастет в начальника и испортит жизнь многим в своем поколении — умным, неравнодушным и читавшим Конституцию, моим любимым студентам. Как мои ровесники, которых мы в свое время множили на ноль как людей ограниченных, безграмотных и равнодушных, сильно испортили жизнь всей стране. Потому что мы их не остановили. Наивно решив, что они сами себя своей глупостью погубят.