На прошедшей неделе британский журнал Times Higher Education, посвященный, как видно из названия, вопросам высшего образования, опубликовал свой ежегодный рейтинг вузов. Россияне своими университетами привыкли гордиться и потому за такими хит-парадами следят ревностно. В этом году у России, вроде бы, есть повод для радости: МГУ имени Ломоносова, «главный вуз страны», как его иногда называют, поднялся в перечне на 28 позиций, СПбГУ — на 56. Тем не менее, московский и питерский вузы так и не попали в первую сотню, заняв 155-е и 168-е места соответственно. Остальных российских университетов и институтов в списке нет вообще.
При этом разнообразные российские чиновники регулярно отчитываются о бурном перерождении, которое, по их словам, переживает отечественное высшее образование. Так, проходит «утряску» поступление в вузы по ЕГЭ; утверждаются планы по созданию в стране сети национально-исследовательских университетов; крупнейшие вузы, МГУ и СПбГУ, подписали масштабное соглашение о стратегическом партнерстве, которое назвали внутрироссийским аналогом Болонского процесса; наконец, те же два вуза ожидают собственного утверждения в качестве университетов с особым статусом.
Иными словами, вместо стагнации в российском образовании происходит бурное развитие — или, по крайней мере, создана его видимость. Приведут ли все эти масштабные изменения к положительным результатам, пока судить рано. Сейчас же самое время внимательно исследовать рейтинг Times Higher Education и попытаться понять, почему российские вузы в нем занимают столь низкие места.
Положение университета в рейтинге Times (сейчас он сокращенно называется THE/QS, ранее был известен как THES/QS) зависит от числа присужденных ему баллов (максимум — 100). Сами эти баллы высчитываются исходя из шести критериев, за каждый из которых также начисляется до 100 баллов. Первый из них — мнение экспертов о вузе (Peer Review Score); от этого зависит 40 процентов конечной оценки. Вторую отметку выставляют топ-менеджеры крупнейших корпораций, которые в рейтинге названы потенциальными работодателями выпускников вузов (Recruiter Review). От их мнения зависит 10 процентов оценки. Следующий показатель — число преподавателей на одного студента (чем больше, тем лучше; Faculty/Student Score); это еще 20 процентов окончательных баллов. Следующие 20 процентов — у индекса цитируемости (Citations/Faculty Score): число ссылок на сотрудников вуза в научных статьях, опубликованных в авторитетных изданиях. Наконец, еще два показателя по 5 процентов связаны с числом зарубежных профессоров и студентов (International Faculty Score и International Students Score).
Возьмем для примера МГУ имени Ломоносова. Он получил 60 итоговых баллов; вместе с ним на 155 месте оказались университет японского острова Кюсю (префектура Фукуока) и университет голландского Вагенингена (население этого города — чуть более 32 тысяч человек). Эксперты оценили МГУ в 78 баллов — выше, чем соседей (59 у японцев и 38 голландцев). Относительно высок рейтинг выпускников МГУ и среди работодателей: 70 баллов (Кюсю — 59, Вагенинген — 31). «Провалы» начинаются дальше. Соотношение учащихся и преподавателей обеспечило МГУ только 36 баллов (71 балл у японского университета, 87 у нидерландского). Индекс цитируемости столь же низок: 37 баллов (63 у японцев, 82 у голландцев). Наконец, два показателя по «интернационализации» у МГУ — 76 и 44 (при 19 и 34 у азиатских «соседей» и 39 и 97 у европейских).
По этим цифрам становится понятно, какие «проблемы» у МГУ (и вообще у российских вузов) видят составители рейтинга THE/QS. Экспертная оценка выглядит довольно высокой — однако стоит учитывать, что ни у одного из вузов, занявших 30 верхних строк рейтинга, этот показатель не опускается ниже 90. Следовательно, крайне положительное мнение об уровне высшего образования в России сохранили только российские чиновники. Приблизительно так же дело обстоит и с мнением работодателей: высоко, но не слишком. Однако главная беда обстоит все же не с этими показателями. По некоторым данным, МГУ смог «пробиться» в нижнюю часть рейтинг THES/QS лишь из-за своего относительно небольшого соотношения числа студентов и преподавателей: приблизительно 4 к 1 (в большинстве вузов РФ — 10 к 1). Наконец, индекс цитируемости — один из самых серьезных параметров, принятых в международном сообществе, и низкий показатель ученых из МГУ говорит сам за себя. Получается, что их научные результаты очень мало востребованы мировым сообществом: профессора и доценты пишут статьи «сами для себя».
С другой стороны, стоит отметить, что российские ученые — не единственные виновники низких цифр по этим двум критериям. Превалирование количества студентов над количеством профессоров — знак отсталости самой структуры высшего образования: это проблема не ученых, а чиновников. К сожалению, приходится признать, что для того, чтобы в этой сфере произошли какие-то изменения в лучшую сторону, нужно очень много лет. Низкий индекс цитируемости трудов ученых РФ, в свою очередь, связан с малой степенью интеграции российской науки в мировую. Российские профессора мало публикуются в зарубежных журналах, у которых высокий импакт-фактор — и, надо думать, не потому, что не хотят. Многие другие проблемы российских университетов — устаревшее оборудование, например — напрямую связаны с экономическим положением в России, а также с тем, какую роль в жизни страны власти отводят науке.
В начале октября группа российских ученых, работающих за границей, открытым письмом обратилась к президенту РФ Дмитрию Медведеву и премьер-министру Владимиру Путину. Темой этого послания стала ситуация в российской науке: авторы называют ее катастрофической. Ученые подчеркнули, что научно-техническая база и устойчивые механизмы ее воспроизводства, созданные в СССР, долгие годы обеспечивали научно-технический прогресс, обороноспособность страны и, в конечном счете, ее независимость. «Продолжающийся распад этой (научной) ткани приведет в ближайшее время к полному разрыву связи между поколениями научных работников, исчезновению науки мирового уровня в РФ и утрате знаний в катастрофических масштабах», — приговор авторов письма куда более суров, чем решение составителей британского рейтинга, поставивших МГУ на 155-е место.
Авторы открытого письма называют меры, которые, по их мнению, должно предпринять руководство страны, чтобы спасти российскую науку. Все их, несколько огрубляя, можно свети к повышению престижа ученой деятельности: чиновники должны воспринимать помощь развитию науки как одну из своих главных забот; зарубежные ученые должны наконец-то признать российских коллег в качестве равных; а среди граждан России должна вестись популяризация образования. Все это, так или иначе, связано с финансовыми вливаниями в науку; однако ничуть не меньше — с изменением отношения к ней. Если роль науки и статус ученого и университетского преподавателя в российском обществе в ближайшие годы не изменятся, то, можно не сомневаться, все рейтинги вузов, которые будут публиковаться в последующие годы, будут вызывать у россиян все большее недоумение — и все меньшее понимание.