2009/2010 учебный год пройдет под знаком Болонского процесса. В следующем году он должен окончательно превратить Европу в единое образовательное пространство. А с 1 сентября в него вошла и Россия. Правда, как водится, не так, как остальные.
Болонский процесс задумывался в конце прошлого века как ответ на вызовы глобализации в сфере образования. Сложившееся к тому времени единое экономическое, финансовое, а в Европе вдобавок и политическое пространство требовало единства образовательного. Ведь если человек родился и закончил школу в одной стране, получил диплом в другой, а нашел работу в третьей, понять, чего стоят его квалификации, можно, лишь научившись сравнивать их с теми, что получены претендентами из прочих частей объединенной Европы. А для этого надо не только признавать дипломы и сертификаты друг друга, но и сопоставлять учебные программы и курсы, изучаемые в рамках одной специальности в разных странах.
Морока, понятно, колоссальная. Но зато открывается невиданная возможность получать образование сразу в нескольких странах, а по его завершении — и признаваемый повсюду диплом. И европейцы не пожалели сил и времени на унификацию своего высшего образования. Сложившиеся в итоге единые требования и подходы к нему и заложили основу Болонского процесса.
СПРАВКА «МК»
Главным документом Болонского процесса является лиссабонская «Конвенция о признании квалификаций, относящихся к высшему образованию в Европейском регионе», подписанная в 1997 году. В числе первых стран-участниц — Великобритания, Франция, Германия, Италия и Испания. В настоящее время конвенцию подписали 46 стран, включая Россию. Впервые о своем намерении войти в Болонский процесс наша страна заявила в 2003 году, а в 2007 году в российское законодательство были внесены необходимые изменения, вступившие в силу в 2009 году.
Основные обязательства стран-участниц таковы.
Первое: введение многоступенчатой системы высшего образования. Нижняя ступень — 3-4-летняя подготовка бакалавра; средняя — 2-летняя магистратура; высшая — степень доктора наук (аналог российского кандидата). Ни традиционного для нашей страны всеобщего непрерывного 5-летнего обучения специалиста, ни более высокой, российской степени доктора наук схема не предполагает.
Второе: отказ от старых учебных планов и разбивка дисциплин на модули (отдельные учебные курсы или группы курсов). Какие из них слушать и сдавать, выбирают сами студенты. В итоге каждый учится по индивидуальной программе.
Третье: переход на кредитно-зачетную систему ECTS (European Credit Transfer System), позволяющую сопоставлять глубину курсов, пройденных в вузах разных стран. 1 балл-кредит составляет 25-30 учебных часов. А за год, прослушав все свои модули, каждый студент должен набрать в общей сложности 60 кредитов.
Четвертое: отказ от чисто знаниевого подхода в пользу компетентностного (на первый план выходят не теоретическая подготовка, а умения и навыки).
Формально с 1 сентября 2009 года к этим благам приобщается и Россия. И это вроде неплохо. По последним данным ЮНЕСКО, Россия входит в десятку стран мира, посылающих за рубеж наибольшее число студентов, а значит, возможности наших ребят возрастут. Сегодняшняя реальность, по словам первого проректора — проректора по учебной работе РУДН Александра Ефремова, показывает, что времена закрытых экономик и рынков труда прошли. «Если выпускники вузов России в условиях мировой конкуренции хотят оказаться востребованными, они должны быть не только отличными профессионалами, но пройти уровни обучения, которые определены мировым сообществом. Они должны знать иностранные языки, владеть информационными технологиями и предъявить своему будущему работодателю понятные во всем мире документы». И такая возможность у них появляется.
Но некоторые моменты все же смущают. Прежде всего насильственный характер «болонизации» в России — неведомый ни одной другой стране-участнице и противоречащий как правилам, так и практике создания единого европейского образовательного пространства. Только у нас вузам диктуют сверху, сколько каких категорий выпускников им готовить, и насаждают бакалавриат. Все другие ведущие европейские страны сумели привязать свои нетрадиционные квалификации к основной модели, вписав свои системы образования в Болонскую.
В Германии, например, сохранилась степень, аналогичная российскому доктору наук, а значит, четырех-, а не ортодоксальная трехступенчатая система образования. Французы также сохранили 4 из имевшихся у них ступеней, а настырные шотландцы — целых 6. Ряд же вузов стран — участниц процесса и вовсе в него не вошли, как, скажем, британский Оксфорд или французская «Эколь политекник». А тамошним чиновникам и в голову не пришло загонять их туда палкой. Благо Лиссабонская конвенция оставляет за подписантами право на оговорки и частичное вхождение в процесс — специально для того, чтобы страны-участницы могли максимально сохранить собственные традиции образования, не ломая их, а адаптируя к единым условиям.
Только Россия зачем-то взялась рубить свою систему образования под корень. И, что гораздо хуже, этим ее приобщение к единому европейскому образовательному пространству пока и ограничилось.
С 1 сентября по большинству специальностей прекращен набор на 5-летний специалитет (он сохранится лишь для важнейших направлений вроде медицинских и силовых), а вузы переориентировались на массовый выпуск бакалавров. То есть 4-летнюю подготовку квалифицированных исполнителей широкого профиля и низшей ступени академической иерархии. Переход на вторую, магистерскую ступень будет ограничен вступительными экзаменами, а для подавляющего большинства соискателей еще и необходимостью платить за учебу (по некоторым оценкам — для 80-90% набора).
При этом новых программ у нас нет: вузы норовят не создавать с нуля принципиально другие 4-летние планы обучения бакалавров, а обкорнать на год старые — 5-летние специалитетные. В итоге российское высшее образование укоротилось и удорожало, а его качество стало более чем сомнительным.
«Болонская система имеет большие плюсы, — заявил «МК» зампред думского Комитета по образованию Гаджимет Сафаралиев. — Например, взаимное признание дипломов, единые стандарты образования или единство подходов к образованию в целом. Однако она имеет и большие минусы. Во всяком случае, для России с ее особенностями. Мы — огромная страна и по территории, и по числу проживающих у нас народов, причем не приехавших откуда-то извне, а живущих здесь изначально. Подчас регион значительно отличается от другого, соседнего, — другая культура, другой менталитет. Отсюда крайняя неоднородность нашей системы образования, что резко сужает возможности для ее унификации.
Второй важный момент. В России нет инфраструктуры, типичной для англо-американской системы образования — прежде всего я имею в виду бакалавриат. Мы привыкли, что полноценное высшее образование дает диплом специалиста, отучившегося 5-6 лет. Поэтому на них в основном и спрос, а бакалавры считаются недоучками и не могут найти работу. Наконец, Болонская система предполагает единую степень доктора наук. Но по нашей научной табели о рангах это всего лишь кандидат.
Российский доктор — ученый гораздо более высокого уровня. А куда его девать при новой системе? Аннулировать и тем самым снизить общий уровень нашей науки? Все эти нюансы не позволяют нам полностью и без потерь перейти на новую систему. России, безусловно, надо интегрироваться в мировую систему. Но сохраняя свои особенности. Так что в связи с кризисом, думаю, и наше вхождение в ВТО, и в Болонский процесс стоит отложить».
Работодатели того же мнения. «Сейчас нелегко трудоустроиться даже со степенью магистра, не то что бакалавра, — рассказал «МК» замдиректора Центра арбитража и посредничества Торгово-промышленной палаты Михаил Савранский. — Причем не только в нашей, юридической, или, скажем, в медицинской сфере. Никто не хочет, чтобы турбины ГЭС эксплуатировали люди с 4-летним образованием! Нам очень трудно определить, какую социальную ступеньку должен занимать бакалавр — рабочего или квалифицированного служащего. Ведь на рабочей специальности он не захочет работать сам, а мастеров, как и прежде, готовят техникумы. Ускоренное введение Болонской системы в России оставляет много вопросов.
Возможно, нужно тщательно изучить наши потребности в бакалаврах по всем отраслям. В любом случае кризис — хорошая возможность вернуться к этой идее и посмотреть, как сделать, чтобы из вуза не выходили недоученные специалисты».
