Она сказала иностранному корреспонденту: «Хочу убивать русских». Ей было 20 лет. Таких женщин на Северном Кавказе насчитывается одна тысяча человек. Что с ними делать?
За три недели до того, как две террористки устроили взрывы в метро, что привело к гибели 40 человек, один мой коллега, с которым я работал на Кавказе, отправился в Дагестан. Мы вместе посетили эту кавказскую республику несколько месяцев тому назад, чтобы рассказать, как отряды смерти российских служб безопасности похищали и убивали подозреваемых в исламском экстремизме. Мой друг решил вернуться в Дагестан, чтобы исследовать явление растущей радикализации местных женщин. Он посетил отдаленную деревню, где жил в одной местной семье. Расул Магомедов, отец семейства, показал ему, как они живут, а его двадцативосьмилетняя дочь Мариам приготовила для него ужин. Это была глубоко религиозная молодая женщина, которая всегда носила хиджаб, покрывающий волосы. Ее первый вопрос моему другу был: «Ты какой религии?» Когда он ответил, что он православный христианин, она стала убеждать его перейти в ислам.
И все же Мариам не походила на фанатичку. Она работала учительницей в начальной школе, была образована и вежлива. Она все время вела себя очень любезно по отношению к моему другу, приняла от него коробку конфет в знак благодарности за предложенный ужин.
Три недели спустя Мариам уехала в Москву, за 1800 километров от своей родной деревни, спустилась в метро, спрятав взрывное устройство под одеждой. Когда поезд подошел к станции Лубянка, где находится главное здание ФСВ (Федеральной службы безопасности), бывшего КГБ, взорвала себя, убив еще по крайней мере 12 человек и ранив десятки других пассажиров. «Когда я понял, что знал эту террористку, я не мог в это поверить», — говорит сейчас мой друг. «Это поразительное совпадение, но что меня особенно потрясло, так это то, что она казалась такой спокойной, такой нормальной», — рассказывает он.
В России молодые террористки-смертницы, как Мариам, представляют одну из основных опасностей терроризма. Они известны как «черные вдовы», потому что большинство из них потеряло мужей-боевиков, либо кого-либо из родственников мужского пола в войне против российских сил безопасности. С 2000 года около тридцати женщин подорвали себя в России, убив сотни людей, в большинстве своем гражданских лиц. Они взрывали самолеты, подрывались во время концертов рок-музыки, направляли грузовики, полные взрывчатки, в милицейские казармы. В других случаях, как например, при захвате школы в Беслане, они, не колеблясь, брали в заложники детей: две «черные вдовы» участвовали в захвате школы в Северной Осетии в 2004 году.
И все же в течение шести долгих лет камикадзе не предпринимали таких убийственных атак, как двойной террористический акт в метро Москвы 29 марта. Примерно год назад Кремль официально заявил, что война в Чечне окончена, и большинство русских начало думать, что «черные вдовы» принадлежат прошлому. Увы! Это не так. Две недели назад были взорваны бомбы в метро, а в Ингушетии, кавказском регионе, который граничит с Чечней, двадцатипятилетняя женщина, муж которой только что был убит российским спецназом, смогла преодолеть милицейские заграждения, выстрелить в следователя и взорвать себя в знак мести.
След Аль-Каиды
Русские часто утверждают, что «черных вдов» вынуждают сделаться шахидками, мученицами. Службы безопасности говорят, что этих женщин накачивают наркотиками, даже насилуют, чтобы вынудить действовать. Согласно официальной риторике, они являются частью международной террористической сети, связанной с Аль-Каидой, цель которой дестабилизировать Россию, которая как и Соединенные Штаты находится на переднем фронте борьбы против глобального джихада.
Правда, однако, гораздо сложнее. И очень неприглядна. Несомненно, что на Кавказ прибывают боевики и деньги из арабского мира. Верно и то, что иностранные боевики повлияли на русских мусульман-террористов. Но Мариам, другие «черные вдовы» и те, кто их направляет, не являются частью глобальной сети Аль-Каиды. Ими не движет ненависть против Запада и Израиля. Им мало дела до того, что случается в Ираке, Пакистане, Афганистане и Палестине. Их мишенью никогда не были западные люди, но всегда и только русские. И их месть всегда имеет местную причину. Что бы ни утверждал Кремль, священная война «черных вдов» и их хозяев ведется против русских, а не в глобальном масштабе.
Вербовка
За годы ведения репортажей с Кавказа у меня никогда не было никаких доказательств того, что «черных вдов» накачивают наркотиками или насилуют их хозяева-террористы. Хотя мужчины-экстремисты их действительно цинично и подло используют, внушают им религиозные доктрины, промывают мозги, манипулируя религией. Боевики тщательно отбирают наиболее уязвимых женщин, легко поддающихся внушению и, разумеется, глубоко религиозных. Но фанатичная вера и мученичество только частично объясняют феномен «черных вдов», который, в конце концов, имеет корни и подпитывается жестокостью конфликта, начатого в Чечне пятнадцать лет назад и распространившегося как лесной пожар в республиках Ингушетия и Дагестан. Может быть, сегодня война на Кавказе идет с меньшей интенсивностью, но с обеих сторон были проявления такого зверства, что нормальные правила вербовки больше не действуют.
Два года назад я брал интервью у двух высших офицеров в специальных российских частях с большим опытом войны на Кавказе. На условиях анонимности они детально рассказали о стандартной практике похищения подозреваемых боевиков, которых затем жестоко пытают, чтобы добиться от них информации. Затем их хладнокровно убивают, а их тела уничтожают, чтобы не оставлять улик. Методы боевиков, которые включают отрубание голов и террористические атаки на гражданское население не менее извращенные.
Часто именно это немыслимое зверство превращает женщин, родственниц убитых экстремистов, в религиозных экстремисток. Именно насилие порождает ненасытное желание мести. Брутальные методы, используемые русскими, чтобы подавить исламских повстанцев, уменьшило ряды последних, но также и обострило радикализм экстремистов. Самой молодой из чеченских террористок-смертниц было 15 лет. Вместе с ней при захвате заложников в театре на Дубровке в Москве было еще семнадцать «черных вдов». Две из них были сестрами. Одна была беременна. Другая потеряла в войне четырех братьев. Второй смертнице в метро, вдове важного дагестанского террориста, убитого русскими в декабре прошлого года, было всего лишь семнадцать лет. Мариам, которая взорвала себя на станции Лубянка, была замужем за другим значимым террористом. И оба ее брата пострадали по вине русских. Будучи глубоко религиозной, она почти наверняка думала, что взорвав себя, отправится в рай.
«Хочу убивать русских»
Один раз мне довелось лично наблюдать, какова жуткая сила убеждения, которая движет «черными вдовами», импульс, рождающийся из религиозного фанатизма и желания отомстить за личную трагедию. После недельных переговоров мне удалось встретиться с двадцатидвухлетней чеченкой, которая предложила себя в качестве бомбы. В четырнадцать лет она видела, как русские убили ее отца. В двадцать она вышла замуж за экстремиста-ваххабита, через некоторое время убитого чеченцами, которые примкнули к русскому правительству. Товарищи по оружию ее мужа впоследствии похитили одного из убийц. Перед глазами девушки они выстрелили ему в обе ноги и в обе руки, предложив ей выстрелить ему в голову, чтобы прекратить его мучения. Она отказалась, но осталась смотреть, как боевики перерезали пленнику горло.
Когда я встретился с «Кавой» (так она просила себя называть), она оставила свекрови своего годовалого ребенка, чтобы войти в террористическую ячейку мужа. Миниатюрная и не особенно привлекательная, она объяснила мне невыразительным голосом, как будто речь шла об очевидных вещах, что ее единственная мечта стать мученицей и убить гражданских лиц желательно в Москве. Судьба ее мне неизвестна, так как мне никогда не говорили ее настоящего имени, но мне разрешили видеть ее лицо. Самое странное заключалось в том, что она не испытывала никаких эмоций, говоря о своих ужасных намерениях. Говорила как робот, а не как человек. Не было ничего человеческого в ее поведении, общаться с ней было просто невозможно. Мы существовали действительно в разных мирах. В ее голосе не было и следа грусти или страха. Ее холодность была устрашающей. Я попробовал сказать ей, что ее ребенок является основанием для того, чтобы продолжать жить. «Я не хочу жить без мужа, — ответила она, — я хочу быть посланной на самоубийство. Хочу отомстить».
После беседы ее покровители вернулись, чтобы увести ее, и в то время, как она выходила, ее густые брови изогнулись, и она мне улыбнулась из-под покрывала, в первый раз за все это время. Я сказал: «Надеюсь, что ты не исполнишь того, к чему стремишься, хотя бы ради твоего ребенка. Что тебе еще сказать?» «Пожелай мне удачи», — вот все, что я услышал в ответ.
