Всё-таки это было очень подозрительное событие. Обильно представленные в России поклонники Советского Союза справедливо разоблачают его политический подтекст и ангажированность «так называемым свободным миром». Всё правильно. Родной несвободный мир не желал ангажировать никого, кроме клинического соцреализма. Куда ж было деваться?
Это был важнейший политический хеппенинг 1970-х. По свидетельству Ильи Кабакова, наблюдавшего за акцией со стороны, после «бульдозерной выставки» «художественная жизнь «подполья», вышедшая на относительную «поверхность», пошла уже по-другому, а само событие явилось поворотным пунктом в течение художественной жизни со многими последствиями и уже далеко за рамками «неофициального» искусства…». Рядовая акция, которую в отсутствие экспозиционного пространства решили провести под открытым небом полтора десятка московских нонконформистов, сработала как пусковой механизм. У каждой эпохи он свой. Предыдущая ещё питалась иллюзиями прямого действия. В 1968 году несколько человек вышли на Красную площадь по нешуточному поводу, за что их тут же повязали. Нынешняя прагматичная общественность презрительно отзывается об этом событии как о неуклюжем диссидентском пиаре: «Да кому они были нужны?» Были нужны или не были, а время потом наступило другое. Остались иносказательные формы, в первую очередь искусство. Вот «художнишки» и очутились внезапно на «переднем крае» «идеологического фронта». Или как там ещё подсказывает наш язык, богатый военными метафорами…
Я пишу эти очевидности, потому что у нас проблемы с коллективной памятью. Только что мне довелось прочесть в одном блоге, что несанкционированная выставка, скорее всего, совпала с коммунистическим субботником. На пустыре у перекрёстка Профсоюзной и Островитянова, где теперь стоит часть торгового центра «Кони-Айленд» и гнездится вход на станцию «Коньково», в 1974 году естественным образом благоустраивали территорию. Приволокшиеся без спросу художники помешали плановым работам, и хрестоматийно нетрезвый бульдозерист двинулся на авторов антинародной мазни. Уже потом, когда вражеские газеты подняли шум, а образцовая милиция отпустила хулиганов от искусства, взыскав с них штрафы в районе двадцати рублей, возник миф о скандальной выставке, с помощью которой бездарности попытались привлечь внимание к своим сомнительным персонам. Слухи о том, что в СССР зажимали неофициальное искусство, опровергаются тем, что питерских «такелажников» показывали в Эрмитаже, Попов развешивал картинки по Гоголевскому бульвару, а всякие Кабаковы с Пивоваровыми вообще кооперативы строили. Молчали б лучше, господа от слова «худо».
Нет нужды критиковать невменяемость. Но мы уже безоговорочно привыкли к мысли, что современный художник — это просто ловкий организатор, политик, креативный директор фирмы имени себя. Он всеми силами привлекает к себе внимание, а публика либо наивно ведётся, либо прозорливо сопротивляется. Раздача флаеров, где предлагается посетить массажный салон с пятипроцентной скидкой, почему-то не вызывает такого возмущения, как попытки художника рекламировать свою продукцию. Мы совершенно не готовы простить человеку занятий — подумать только! — искусством. Ему позволено быть унылым духовным служением, в противном случае оно нас возмущает. То есть, в сущности, добивается своего. Современное искусство зарабатывает репутацию в разных её эквивалентах именно таким способом. И никаких других способов ему советовать не надо, оно само справится. Мы всё ещё живём в продолжительном периоде «после 1974 года», какие бы революционные сдвиги ни произошли в экспозиционной практике, какой бы развитой рынок ни сменил административно-командное оцепенение советских лет. Потому что начиная с «бульдозерной выставки» пошёл процесс раскрутки современного искусства в России. Усилилось движение работ за границу. Прошла акция в Измайлове. Появился «Горком» на Малой Грузинской. К «своим» покупателям начали примыкать люди со стороны. Конечно, это было опасно, но ведь волков бояться — в лес не ходить. Началась именно современная, то есть публичная, а не подпольная, в лианозовском стиле, художественная жизнь.
Привлечь внимание к искусству без помощи собственно искусства не обман, а ответ на вызов времени. В этом смысле «бульдозерная выставка» была актуальным событием на острие атаки. Ещё толком не родился советский рок, и каких-то пять лет назад написана поэма «Москва — Петушки», контркультура в зачаточном состоянии. Только искусство отдувается за всех на уровне мировых стандартов. Что же удивительного в том, что в новейшее время российские художники — чуть ли не единственный культурный продукт, востребованный за пределами страны? Продукт, который диктует моду, за который платят. Это не с неба упало, и причиной тому не только судьба и случай, которые якобы правят миром на радость агностикам и лентяям. Есть вещи, которые можно игнорировать, но отменить уже нельзя. Современный культурный ландшафт есть во многом следствие довольно нелепого события на окраине Москвы.
Кстати, а что бульдозерист? И стоял ли рядом с ним на подножке «некто в штатском»? Это уже придётся выяснять оголтелым историкам-любителям, которые только и знают, что доискиваться правды там, где это не имеет никакого значения. Даже если Оскар Рабин с присущим ему тихим, но последовательным радикализмом умудрился купить пару милицейских нарядов, чтобы те устроили ряженое шоу, можно только поразиться его уму и точности расчёта. Но увы. Тогда по привычке много думали об искусстве.
