« — Федор Иванович, вы меня не помните? — в «эмигрантской» книге «Маска и душа» вспоминал Шаляпин одно из российских впечатлений. — Нет, — говорю. — А я у вас при постройке дачи, значит, наблюдал. — Ах, да. Кажется, вспоминаю. — Будьте любезны, Федор Иванович, похлопочите мне местечко какое. — А что вы умеете делать? — Как что могу делать? Наблюдать».
«Присматривающие» — называли таких искандеровские чегемцы.
«Много на Руси охотников понаблюдать», — заключал Шаляпин, возводя воспоминание в ранг явления. Целого типа: принципиальный непрофессионал, универсальный неумеха находит в обществе место, несмотря… Да какое там «несмотря»! Благодаря именно непрофессионализму. (Национальная черта или по крайней мере беда?).
Мы до сих пор, а вернее, сегодня более чем когда-либо — страна если не готовых политиков (этому тоже надо учиться), то всегда готовых пойти в политику, конечно, как ее понимаем. «Наблюдать», ничего не создав и не создавая, зато, ощущая свое превосходство перед теми, кого и за кем наблюдаем.
Профессионализм — непрестижен, невыгоден. Что соблазнительнее, а ведь полагают, и перспективнее: вгрызаться в профессию или тусоваться на Селигере? И кого готовят все эти «Наши»? Способных творить или — наблюдать?
Другое дело, что и их заранее жаль: на всех в Думе и в бюрократии мест не хватит. Значит: неутоленные амбиции, обманутые надежды, переломанные судьбы…
Впрочем, об этом — неинтересно. Все слишком наглядно.
Но вот вопрос щекотливый до крайности.
Вспомнил нечто, что вспоминать несколько опасно — как бы не задеть самых что ни на есть благородных людей. Короче, одну запись в дневнике Корнея Ивановича Чуковского.
Я его хорошо знал, и он был со мной, мне кажется, достаточно откровенным. Советской власти уж точно не щадил. Но, наверное, постеснялся бы сказать это вслух не то что мне, но даже и самым близким — тем более своей твердокаменной дочери Лидии, которой, как сам признавался, побаивался.
В общем, вот что — примерно — он пишет, вот от чего приходит в отчаяние: что, дескать, делают эти диссиденты? Они идут в тюрьму в тот момент, когда власть по-хунвэйбински расправляется с интеллигенцией, когда интеллигенция нужна здесь для своей ежедневной интеллигентской работы. (О потоках, хлынувших за рубеж, в ту пору речи еще быть не могло).
Есть что возразить старику? Еще бы. Но Чуковский, человек безукоризненного интеллигентского сознания, собиратель, а не разрушитель, сказал то, что сказал.
Кстати, как-то я вдруг припомнил слова революционной песни — и, впервые вдумавшись, расхохотался. «Бросай свое дело, в поход собирайся»… Да мы только этим и занимаемся, что — бросаем.
Возвращаясь к Чуковскому: свое дело для интеллигентов — все-таки не акции, даже самые смелые (хотя порою, увы, куда же без них?), тем более не революции, а ежедневная работа. То, что в России раньше называли просветительством и над чем теперь подхихикивают. Тем более просветительство наше, российское, уникально. Оно, я считаю, духовнее французского Просвещения, потому что наши просветители, начиная с XVIII века, даже будучи атеистами, исходили из того, что человек божествен, что он может стать лучше себя самого. И задача — объяснять ему, что надо быть выше того момента, когда власть бросает тебя под кровавое колесо истории; это — пройдет, помни, что ты рожден для другого.
Когда повторяем, что человек создан по образу и подобию Божию, можно быть атеистом-разатеистом, но ведь и образ — не буквальное фото Господа Бога. Он просматривается в Нагорной проповеди, он с ней прямо соотносится. Собственно, русская интеллигентность и есть эта соотнесенность…
Когда выдающиеся интеллигенты при Горбачеве и Ельцине уходили в политику, заседали в Думе, виноват, в Верховном Совете, это было трогательно, но наивно. Чтобы из подобного вышло что-нибудь путное, надо было, хоть на время, распрофессионализироваться. А что они оттуда оказались вытеснены, причиной — не скоротечность своеобразного романтизма ельцинской эпохи, им там с самого начала нечего было делать.
Не всем, конечно, но для этого надо было обладать темпераментом Адамовича, Афанасьева, Черниченко, однако — Аверинцев… Искандер… (Который, пойдя «во власть» по настоянию земляков-абхазцев, как сам признавался мне, неудержимо впадал на заседаниях в тяжелый он. В «сон разума», прокомментировал я.)
Кто их сменил? Да «наблюдающие». В том числе (и прежде всего) за сигналами власти.
Что руководит нынешними «публичными фигурами» («публичными» — ай, нехорошее слово, но не я его выбрал), знаменитыми артистами, спортсменами, массово хлынувшими в «Единую Россию»? Жажда общественной деятельности? Готовность применить свои профессиональные (!) качества? Или желание прислониться, присосаться? Причем не всегда, как я надеюсь, надежда непременно что-либо поиметь от верховной власти. Скорее — боязнь остаться вне. Вне коллектива. Вне строя. Словно бы вне закона.
Да что говорить… Стоит лишь вспомнить то, что позабыть удастся не скоро. Московский Чрезвычайный Сокрушительный (вон оно как! А именно это значится на диске с видеоверсией, разосланном, вероятно, всем членам Союза кинематографистов) Съезд, собравший под водительством Михалкова изрядное количество тех, кто, ну, хоть частично, допускаю, не прочь назвать себя интеллигентами. Да какими — самыми что ни на есть фасадными.
Правда, сам вождь и сокрушитель памятно и гордо объявил когда-то: «Я не интеллигент, я — аристократ!». В другой раз уточнив, что идеалом аристократа считает своего отца. Почему? Потому что он всегда присягал режиму, каков бы тот ни был.
Вопросы есть?
ОПРОС: Поддержала бы русская интеллигенция нынешнюю власть?
