Перестроили. и подстроились?Помимо разнообразных экономических метаморфоз, горбачевская оттепель осталась памятна общественному сознанию прежде всего яркими гражданскими поступками. Частное мнение одного (умного) человека порой определяло сознание страны … Казалось,
Историки точно вычисляют время рождения (а точнее громогласного резонирования) фирменного горбачевского термина «перестройка». Во всем эпохальном неистовстве это слово выпорхнуло из уст всенародного генсека еще в Тольятти. В апреле 1986-го. Будущий (первый и последний) президент СССР тогда посетил Волжский автозавод. И там же обмолвился: «Начинать надо прежде всего с перестройки в мышлении и психологии, в организации, в стиле и методах работы…» (Во как вещали!)
Однако исподволь эта перестройка была «заквашена» годом раньше. В том же апреле, но в 1885-м, ровно четверть века назад. На апрельском пленуме ЦК КПСС в команду Горбачева решительно влились ярые его сторонники: Е.Лигачев, Н.Рыжков, В.Чебриков, некоторые другие.
И начала формироваться уже новая команда.
Уже через некоторое время командармы Горбачева разворошат закостенелый советский улей… И начнется…
Помимо разнообразных экономических метаморфоз, горбачевская оттепель осталась памятна общественному сознанию прежде всего яркими гражданскими поступками. Частное мнение одного (умного) человека порой определяло сознание страны … Казалось, тогда на поверхности Земли воссияли лучшие представители человечества.
Они не поучали с телевизора, а всерьез учили общество: не лгать, стремиться к морали, к честности, к порядочности.
Они взрывали уже одним фактом своего появления закостенелую атмосферу прежней неправды. И слово «правда» тогда казалась злостным антонимом одноименной партийной газеты, поскольку правду рождала сама жизнь — каждодневно.
То было время подлинных художественных открытий и потрясений: «Доктор Живаго» Пастернака, «Дети Арбата» Рыбакова, «Жизнь и судьба» Гроссмана, «Белые одежды» Дудинцева, «Реквием» Ахматовой, «Покаяние» Абуладзе, «Комиссар» Аскольдова — сокровища, извлеченные из пыльных гэбистских хранилищ.
То был период бури, натиска и максималистской безоглядности: «Мы ждем перемен!» — пел Виктор Цой в 1987 году в фильме Сергея Соловьева «Асса», и эта композиция стала едва ли не саундтреком новейших оттепельных времен.
То был час подлинных моральных авторитетов, потому что позже главенствовали авторитеты криминальные (а нынче — и вовсе безавторитетность).
То было время возвращения в общественную жизнь диссидентов. И как бы новое рождение публицистики. Десятки блистательных — актуальных на то время — текстов взрывали общественное сознание, уходя в народ прямо со страниц «Огонька» Виталия Коротича, или «Московских новостей» Александра Яковлева, или толстого «Нового мира»…
Много чего было.
Кое о чем ты помнишь, читатель.
Естественно, в главном своем итоге та перестройка (а по сути, революция) предопределила смену формаций (социализм агрессивно мутировал в дикий капитализм), затем — рождение новых независимых государств. Независимость Украины в
1991-м — как логический аккорд перестройки.
Однако перестроечный период, очевидно, оказался и неким моральным контрапунктом. Когда после эйфории гласности и всеобщей демократической восторженности мало-помалу наступала «эра немилосердия»…
После того романтического взрыва и мир давно стал иным, и после опьянения «дозволенной» свободной, как правило, наступает похмелье. Альтруизм, Надежда, Вера, Порядочность — кажется, эти дивные образы так и остались в чудесном горниле горбачевской общественной жизни, да еще на страницах перестроечных СМИ. А на смену тем гуманитарным (и публицистическим) ценностям пришел Цинизм — во всеоружии современных изысканных «форматов»…
Сознательно оставив в покое возможные подробные (и, разумеется, умные) исследования экономистов, политологов и философов относительно именин горбачевской перестройки, то есть «базиса», обратимся только к надстройке… Двенадцать разных творческих людей (по-разному воспринимающие ту эпоху) ответили (или не до конца ответили) «ЗН» на вопросы: «Что же хотели «построить» тогда? Что в результате «построили» и почему?». Ответы наших спикеров не претендовали на всеобъемлющий ракурс освещения заданной темы, в конце концов — это только частные мнения.«Да, были люди в наше время, не то, что нынешние…»
Роман БАЛАЯН. Кинорежиссер; его фильм «Полеты во сне и наяву», вышедший на экраны в 1982 году, считается одной из первых ласточек, предвосхитивших дальнейший свободный полет советской интеллигенции: с одной стороны — в космос, с другой — в пропасть (ибо после перестройки началась всеобщая стагнация кинопроизводства).
— Что построили? — глобальный вопрос. Скажу, что благодаря перестройке прежде всего возникли прекрасные романтические ощущения… Вдруг оказалось: и в СССР есть яркие личности, а не только винтики-гаечки, которыми раньше вертели, как хотели.
К личностям всегда было пренебрежительное унизительное отношение. Дескать, знай свое место и выше потолка не прыгай! А ведь во всех видах искусства и в советские годы были настоящие глыбы. Были такие и в политике в период Горбачева. Вспомните Верховный Совет 1989-го: Афанасьев, Сахаров… Какие люди! Не то, что нынешние депутаты…
Поэтому успех прорабов перестройки уже в том, что они сумели возвести постамент, на котором смогли раскрыться многие-многие яркие люди, в дальнейшем определявшие время.
Именно появление таких личностей — огромный успех перестройки.
Один из символов горбачевской оттепели — фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Это очень мощный художественный образ… В кино-то мы покаялись. А вот не знаю, как в политике или в других сферах жизни?.. Каяться надо…
Сегодня, кстати, многие иронизируют над Горбачевым. Считаю, это глупостью и невежеством. Ведь этот человек «сломал» не только Берлинскую стену, но и открыл железный занавес. Мы все благодаря ему стали свободными людьми.
Еще одно хочу заметить: годы перестройки (1985—1989-й) — в первую очередь годы гласности.
Правда, когда гласность наступила, то некоторые творцы задумались: «А как творить дальше?» Ведь привыкли думать про «запрет» или «протест». Другими словами: выросли в клетке и хотели из нее вырваться. А куда же лететь? Я, кстати, ни одного шедевра в кино не помню после 1986-го…
Да и о себе могу сказать: самые интересные картины снял «до» 1986-го.
После хорошие фильмы были. Но эпохальных — нет.
И о других могу сказать то же самое. Например, первый фильм «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова — хороший. Но «Механическое пианино», «Обломов», «Раба любви» — это гораздо лучше. А его дебют в режиссуре — «Свой среди чужих…» — вообще шедевр.
Мне никогда не хотелось быть «общественным деятелем», к чему стремились многие художники и в горбачевские годы, да и сейчас. Особенно меня возмущала быстрая перекраска некоторых «творцов» и демонстративное сожжение партбилетов…
Лично мне, слава богу, удалось прожить жизнь без вступления в ряды КПСС. Хотя и меня, и других кинематографистов — Михаила Беликова, Костю Ершова — всячески к этому склоняли. Может, это был хулиганский поступок с моей стороны, но я в свое время убедил руководство студии имени Довженко: никакой пользы от партийной принадлежности не будет! И ничего… Прожили нормальную жизнь и без партбилетов.
С прошлым не надо резко — по живому — разрывать. Не верю и тем, кто служил-прислуживал прежней власти, а сейчас заделался ярым шовинистом (хотя раньше был коммунякой из коммуняк). Если человек был неискренним тогда, то и сейчас он такой же: нутро не меняется.«ЕНАКОмыслящий… »
Ольга МУСАФИРОВА. Журналист, публицист; в середине 80-х на страницах «Комсомольского знамени» своими статьями на острые темы пробивала брешь в монолитной стене застойных СМИ.
Перестройка для меня началась с города Енакиево. (Спокойно, это не о Януковиче!)
В начале восемьдесят девятого я стала доверенным лицом первого секретаря Енакиевского горкома комсомола Виктора Гончарова на выборах в народные депутаты СССР. Мы были знакомы больше года. Срок для журналиста достаточный, чтобы влюбиться в героя своих статей и вместе с ним буквально возненавидеть все, с чем призывал бороться Горбачев.
Гончаров по меркам Енакиево догонял в плане симпатий и антипатий Михаила Сергеевича. То есть имел преданных сторонников и заклятых врагов. Он ругал донецкую и киевскую власть за бюрократизм, прессу — за трусость и серость, требовал правды об экологической ситуации в городе, «пробивал» строительство молодежного кооператива — жилье рабочим, не только начальству, и доводил до истерик торговлю, требуя сознательно ограничивать продажу алкоголя в дни получки, чтобы мужчины доносили деньги до дома. Правда, плохо собирал взносы. Упрямился: восстановим доверие к комсомолу — люди сами захотят поддержать его финансами. Поймут, как важна роль этой организации в деле реформирования Советского Союза!
Прочла все перечисленное, улыбнулась. Наивные основания для того, чтобы чувствовать себя борцами… Но после Сургута — как, однако, недвусмысленно определили Сибирь местом встречи самых радикальных комсоргов Союза! — нам казалось, что процесс действительно пошел. Скоро казенный совок прикажет долго жить, а правильные контуры страны начертим сами. В Сургуте мне тоже дали футболку с надписью «Лидер», поскольку Гончаров «по блату» привлек к работе над итоговым документом, так называемой платформой тридцати, полным крамолы: « Комсомол сохраняет свободу в выборе практики для достижения поставленных КПСС целей». Кажется, в ту пору к Виктору уже приклеилось прозвище «Енакомыслящий». Или его так называли на бардовских фестивалях в городском ДК, куда народ стремился даже из Киева, слушать круглосуточно Кукина, Клячкина, Городницкого и прочий романтическо -демократический «неформат»?
Боссов украинского ЦК хватил коллективный родимчик, когда Виктор выиграл выборы в Енакиево, победив директора металлургического завода, знатного шахтера, бригадира штамповщиков, редактора газеты и кого-то еще. Это было торжество персональной, мажоритарной справедливости: с Гончаровым связывали надежды, с остальными — нет. Раздуваясь от гордости, я тыкала в телевизор, где Москва транслировала первый и последний перестроечный съезд: «Вот, вот, рядом с Ардзинбой и Галиной Старовойтовой!» (Гончаров вошел в Межрегиональную депутатскую группу.) До августа 91-го, до путча, мы виделись несколько раз. Пока из-за Тбилиси, порубленного саперными лопатками, и Вильнюса, раздавленного гусеницами танков, рассуждать о реформировании СССР не расхотелось вообще.
Виктор считал по-иному. «Вы — предатели!» — так завершались диалоги, где я в его глазах превращалась в агрессивную украинскую националистку. Особенно после материала о том, как ОМОН вышибал двери в гостинице «Украина», нынешнем «Премьер-паласе», и опрыскивал «черемухой» журналистов, чтоб не мешали пленению депутата Рады, руховца Степана Хмары. Казалось, Гончаров был готов сам, в ручном режиме, силой, его бы воля, удерживать рвущееся на части лоскутное одеяло братских республик. А Горбачева Виктор проклял. Думаю, еще и за то, что не видел себя в новой системе политических координат.
…Я решила разыскать его только сейчас. Обзвонила общих знакомых. «Да твоего Гончарова в 2006-м посадили! Сначала работал в лесопитомнике, но все с конфликтами. Потом уехал в Феодосию, на родину жены. Табачной фабрикой руководил.
(Виктор, сколько помню, на дух не терпел курения.) Хищения в особо крупных размерах. Плюс в мэры полез в чужом регионе. Он же всегда был выскочкой, пустозвоном. Только ты не замечала! » — снисходительно покритиковали меня экс-комсомольские боссы: банкиры, нардепы, патриоты. Вполне достойные, без зазора встроенные в жизнь ребята…«По-прежнему латаем старые дыры»
Андрей КУРКОВ, украинский писатель; в перестроечные годы — с 1985 по 1987-й служил охранником в Одесской исправительной колонии №51; единственный писатель постсоветского пространства, чьи книги попали в топ-десятку европейских бестселлеров.
— Горбачеву удалось сломать хребет социализму. Хотя, может быть, он даже и не мечтал об этом. Однако, объективно говорят, народ-то наш оказался ленивым, и вместо того чтобы выстраивать новые конфигурации в экономике, гуманитарной политике, начал латать и заделывать старые дыры. На фундаменте, заложенном Горбачевым, выросли наверняка не те строения, о которых мечтали альтруисты середины 80-х ХХ века. Я вот сейчас в поезде еду. А рядом — другой состав… В котором лишь один вагон новый, а все остальное — старье, времен СССР. Из всего того прошлого ржавого времени. Очевидно, смелости, мудрости и изворотливости достало только на возведение новых фасадов в Конче-Заспе или на других сакральных территориях. А строить государство — задача посерьезней… Мне кажется, что тот горбачевский период свободы слова, гласности, исчезновения самоцензуры, публицистического взрыва, все это не прошло бесследно. И, наверное, каждое поколение, должно пережить похожие моменты. Ведь наступает момент, когда хочется открыть «холодильник» — и выбросить оттуда все ненужное… То есть, образно говоря, такой момент «освобождения от ненужных вещей». То, чем и стала для многих перестройка. Она стала процессом выброса хлама на свалку истории… И, конечно же, периодом иллюзий, которые так и остались иллюзиями.«Отримали Україну без бою…
І здають без бою»
Лина КОСТЕНКО. Поэт; совесть нации — и этим все сказано.
— О ситуации в связи с перестройкой я в свое время уже все сказала. И о том, что было. И о том, что есть… Все это — в стихах. Поэт должен писать, а не говорить. Если некоторые мои новые стихи отвечают на столь глобальный вопрос — в связи с
25-летием горбачевской оттепели — тогда и ищите ответ…
Про´авили, прогледіли,
і хочеться — на Марс.
Це сталася трагедія, а ви зіграли фарс.
* * *
Доборолися, добалакались,
досварилися, аж гримить.
Україно, чи ти була колись
незалежною хоч на мить
від кайданів, що волю сковують?
Від копит, що у душу б’ють?
Від чужих, що тебе скуповують?
І своїх, що тебе продають?
* * *
Шакали знову ошукали.
Тепер вони вже — не шакали.
Тепер вони: то «за», то «проти»,
то шахраї, то патріоти.
* * *
Отримали Україну без бою
і здають без бою.
А втім, чого ж без бою?
Б’ються поміж собою.
* * *
Дивлюся ввечері і вранці,
милуюсь депутатським ´роном.
Яка гармонія і танці,
і єдність змій з Лаокооном.
* * *
Прости мені, мій змучений народе,
що я мовчу. Дозволь мені мовчать!
Бо ж сієш, сієш, а воно не сходе,
і тільки змії кубляться й сичать.
Всі проти всіх, усі ні з ким не згодні.
Злість рухає людьми,
але у бік безодні.
* * *
Компроміси, компромати,
компрадори і примати.
Скільки сили треба мати,
щоб усе це ви-три-мати?!
* * *
Які засиджені скрижалі!
Яке злиденство зветься шансом!
На жаль, уже і в цій державі
стаю потроху дисонансом.
* * *
Популяція. Нація. Маси.
І сьогодні, і вчора, й колись —
українського пекла гримаси
упеклися мені. Упеклись!
Весь цей розбрат, і рейвах, і ремство,
і віки безголів’я вдогонь —
хай він спалить усе це нікчемство,
українського пекла вогонь!«Свобода слова — как промежуточный результат»
Юрий ПОЛЯКОВ, писатель, главный редактор «Литературной газеты», его повести на рубеже 80—90-х — «ЧП районного масштаба», «Сто дней до приказа», «Апофигей» — взорвали общественное мнение, обнажив болезненные язвы советского быта и бытия.
— Одним из главных столпов перестройки, ее принципом, стала свобода слова. В какой-то степени свобода слова и есть то строение, которое одни уже соорудили, другие — в процессе…
Но замечу следующее: самая большая свобода слова в России была тогда, когда дрались между собой сначала Ельцин с Горбачевым, а затем Ельцин с Верховным Советом. Сперва бились на словах. Затем — с применением танков. Так вот, в период того двоевластия как раз и возникла самая большая свобода слова в России. И прежде всего — свобода политического слова.
А как только заканчивается драка между двумя центрами власти, свобода политического слова, так сказать и входит в берега. У нас она уже вошла в берега. Наверное, скоро это произойдет и у вас.
Что касается свободы слова писательского, то я как редактор «Литературной газеты» не чувствую давления. Никогда мне не звонили ни из администрации президента России, ни из какой-либо другой структуры — с претензиями или с требованиями.
Правда, однажды звонили из посольства Украины. Сердились, что печатаем «на Украине», а не «в Украине».
Не говорю, что готов идеализировать нынешнюю власть в России. Ведь и среди нее немало людей, далеких от культуры. Когда я только пришел в «Литературную газету», то, представьте, тогда в ней лет семь не упоминалась фамилия писателя Валентина Распутина — и это после перестройки! Печатались исключительно либералы-западники.
С тех пор мы придерживаемся принципа: внимательно и уважительно относиться ко всем — будь то почвенники или западники. Хотя, к сожалению, и в России сейчас есть целый ряд влиятельных писателей, которые являются абсолютно «денационализированными». То есть они не только не чувствуют себя русскими, но и вообще гражданами. Согласитесь, полная денационализация тоже явление неестественное и опасное. Ведь благодаря таким людям даже слово «патриотизм» приобретает окраску ругательства. И в Украине, возможно, тоже забыли, что украинский националист Грушевский благополучно закончил свою жизнь советским академиком. А вы назовите мне хоть одного русского националиста, который бы спокойно жил в красной Москве и завершил свой путь академическими регалиями? Таких, по сути, нет… Уцелели лишь интернационалисты, марксисты и им подобные…
Возвращаясь к перестройке…
Некоторые мои произведения и увидели свет, собственно, благодаря общественным переменам в середине 90-х. Повесть «ЧП районного масштаба» была написана в
1981-м, а напечатана только в 1985-м. Помню, в свое время меня вызвал секретарь ЦК комсомола с вопросом: «Но как это у вас в книге, у секретаря, женатого человека, есть любовница? Такого не может быть!» А я знал, что у него самого тогда был скандал, связанный с любовницей, его самого вызывали в ЦК партии… Я тогда ответил: напишу, мол, что секретарь-любовник со своей женой расстался, вас это устроит? Его устроило… Уже тогда я выработал такую систему выстраивания текста, где одно настолько цеплялось за другое, что когда предлагали какое-то место сократить, я спокойно соглашался, а цензоры обнаруживали, что при подобных пытках сюжет проваливается…
Повесть «Сто дней до приказа» написана в 80-м, а напечатали ее в 1987-м. Строевые офицеры на книгу отреагировали благожелательно, а среди генералов не было единого мнения. Так получилось, что известный военный историк Дмитрий Волкогонов воспрепятствовал своевременному появлению этой книги (это уже потом этот историк стал прогрессивным и смелым). А меня долго таскали по высоким военным кабинетам … Небезызвестный маршал Дмитрий Язов сказал: «Это вы развалили Советский Союз своими повестями!» На что я не преминул парировать: «А может быть, это вы его развалили — своими действиями или же бездействием?..»«Каждый возвел себе «кабинет»!»
Михаил ЖВАНЕЦКИЙ. Писатель-сатирик; один из рупоров гласности, своими произведениями предвосхитивший, а потом, возможно, и похоронивший эпоху горбачевской оттепели.
— Скорее уместен вопрос: чего не построили?..
Как известно, и социализм, орошавший кровью судьбы народов, не имел плана гуманного строительства. Так и период первоначального, а затем и последующего накопления капитала имел единственный план — накопить.
Перестройка разрушила Советский Союз. Это аксиома. Но действительно интересно: что же случилось в итоге? Какая «архитектура»?
На мой взгляд, все мы — жители бывших союзных республик (а также их вожди) — понастроили себе разные-разные «кабинеты»… Обставили мебелью. Кто дорогой, иностранной. А кто простенькой (но со вкусом) … Эти комнаты украсили кто во что горазд… И как итог: каждый после той перестройки тихо-комфортно обосновался в своем кабинете. И теперь — каждый сам себе хозяин… То ли искоса, то ли свысока поглядывает на дверь соседа.
В этих кабинетах, в отдельности друг от друга, в потере прежних духовных, душевных коммуникативных связей — и есть итог той горбачевской перестройки.
Стены-то построили. А мосты?
Еще в те годы, помню, написал: «Наша перестройка веселая, как любовь, когда фригидность внизу, а импотенция сверху!»
Легче ли стало с той поры жить брату-писателю? И не задавил ли его под постперестроечным мусором масскульт?..
Я так думаю… И культура массовая, и культура высокая — это есть всегда и во всех странах.
Только в странах бывшего СССР, получивших нечаянную свободу и не имевших демократических традиций, упоение именно масскультом и кажется мне закономерным, даже обоснованным. Просто это легче воспринимается и «усваивается» организмом. А в странах с традициями демократическими — там всегда эти два мира сосуществовали: высокий и низменный, для вечности и на потребу. Должно быть все: и Набоков, и Толстой, и Шевченко… и «Аватар».«Попытались «построить» сами себя»
Юрий РОСТ. Публицист, фотограф. И в перестроечные годы, и нынче — на страницах влиятельных российских СМИ остро и полемично всматривается в болезненные «ракурсы» жизни.
— Весь фокус в том, что строить надо настоящее, а не будущее. Будущее —слишком виртуальное ощущение. Ибо будущего нет. Как только оно наступает — сразу же и превращается в реальность… Самый главный урок той перестройки: мы хотя бы попытались приступить к «строительству» самих себя. Раньше нас строили в шеренги по стойке смирно. А с 1985-го была хотя бы попытка самостроя…
Что из этого получилось?
На самом деле итогов нет.
Нет также общего архитектурного видения той горбачевской перестройки.
Потому что тогда, в 1985-м, был только старт. А потом — все побежали в разные стороны. Но уже хорошо, что
25 лет назад появилась хотя бы возможность выбора и побега. Если бы спросили, когда было комфортней жить — тогда или сегодня, — я отвечу: сегодня… Даже с учетом всего того, что происходит. Хотя раньше, конечно, я был и моложе, и были еще живы многие близкие.
Перестройка Горбачева в те годы поставила одну очень важную проблему — идентификации. Надо было самому определиться: кто ты, с кем ты, в каком русле движешься?
Поэтому предварительный итог (как бы конфигурация) горбачевской перестройки в преломлении на наше время: это даже не беременность, это только «зачатие»…
Лишь будущие поколения смогут увидеть и оценить этот «плод».«Перестройка породила махновщину»
Борис ОЛЕЙНИК. Поэт; в середине 80-х — депутат Верховного Совета СССР; заместитель председателя Палаты Национальностей Верховного Совета СССР; один из самых яростных критиков Горбачева, которому посвятил книгу «Князь тьмы», где сквозь зловещие символы и образы очерчен крах Советского Союза, а Михаил Сергеевич выступает в роли «нечисти».
— «Что построили?» — уже в Украине — на фундаменте горбачевской оттепели? — переспрашивает Борис Ильич. — Возможно, слишком образно нарисую этот «объект»… Он больше похож на огородное пугало. На голове — казацкий оселедець под американской шляпой, ковбойкой, на шее — французская бабочка, ниже — шаровары и… русские лапти! Вот что это за «персонаж»? С другой стороны: что же мы хотели соорудить? Если украинский народ имеет пятьсот лет безгосударственности?
Но этот народ — и непобедим.
Еще один результат перестройки для Украины: махновщина во внешней и внутренней политике. Хотелось бы думать, что это отголоски прежней казацкой вольницы… Но это не так! Во многих вопросах, получив свободу, не научились искать золотую середину и компромиссы. Не хватило мудрости и терпения по-взрослому строить государство (в его классическом понимании), не подстраиваясь под других. Под завалами перестройки оказались погребены мораль, духовные ценности, бал правят только деньги … Явно не об этом мечтали архитекторы перестройки. И Михаил Сергеевич в частности.
В общем эта тема для меня болезненна. Поскольку в то время, 25 лет назад, были люди, которые наблюдали со стороны за происходящим в СССР, я оказался «внутри»… В кратере вулкана. Именно в той группе, которая и принимала ключевые решения относительно бывших союзных республик: что отдать центру, что оставить бывшим «сестрам»? На первых порах казалось: все идет нормально. Была эйфория.
Но года через два лично мне уже стало очевидно: это все лишь спонтанные движения Горбачева, он только болтает, он не прагматик… Все пущено на самотек!
Вряд ли тогда задавались вопросом: а был ли у Горбачева план перестройки?
Именно с таким вопросом однажды подошел к генсеку. «Михаил Сергеевич, так у вас есть план перестройки?» Он ответил: «Да, конечно!..»
Но мне бы еще и потребовать, чтоб он предоставил этот «план» Горбачева. Но я тогда — в своем прежнем статусе — не сделал этого.
И очень об этом жалею!
А вся дальнейшая ситуация — с Форосом, с «отречением от престола», — по моему глубокому убеждению, не более чем имитация самим Горбачевым того драматизма, которого лично он не переживал так болезненно, как, например, Раиса Максимовна… Для нее те события были шоком.
Забегая вперед, замечу… Да, развалили Советский Союз. Кому-то весело, кто-то по-прежнему слезы льет.
Но посмотрите: та же Европа, обустраивающая уже свой Евросоюз (с конституцией и т.д.). Разве там не учли и горький, и полезный опыт бывшего сверхгосударства — СССР? Разве Евросоюз — это не идеальная модель того-таки Советского Союза, если бы он оказался в итоге «перестроен» исключительно на демократических, правовых основах?
Казалось, тогда все должно пойти нормально. Ведь «деды», управлявшие СССР, давно потеряли разум и чувство реальности. Естественно, нужны были перемены! Серьезно изучался вопрос: чем же должен стать СССР уже в новом «формате» — конфедерацией, федерацией? Ведь та «перестройка» предусматривала только «ремонт» огромной советской страны. Одной шестой части суши! А Украина, кстати, при возможном успешном процессе «перестраивания» и должна была бы получить лучшие преференции…
В итоге, после того как «перестроили», Украина много потеряла по экономической линии. В то же время усилила линию своей суверенности, независимости.«Объект строительства — Малороссия»
Виталий КОРОТИЧ. Поэт, публицист; редактор журнала «Огонек»; в середине 80-х — начале 90-х это издание стало символом гласности и перестройки, лучшие публицисты почитали за честь появиться тогда на страницах журнала Коротича.
— На вопрос «что построили?» — наверняка наиболее объемно ответил бы Виктор Степанович Черномырдин: что бы мы ни строили, все равно получается — КПСС…
На самом деле и в этом афоризме есть доля истины. Поскольку итоги горбачевской перестройки для Украины не стали для той же Украины возможностью эффективного обустройства своей партийной системы.
И не стали рычагом для устранения жуткого неравноправия (во всех сферах).
До тех пор, пока не сформируется мыслящая нация, ничего не изменится — и не сдвинется с мертвой точки. И до тех пор, покуда социальный лифт не будет поднимать наверх людей молодых, энергичных и мыслящих, а государственные структуры не обретут очертаний прозрачности, даже наивно размышлять на тему какой-либо будущей новой конфигурации в социуме, государстве.
Мне кажется, Украину до сих пор душит Малороссия.
И, пожалуй, Малороссия пока и есть для нас итогом той перестройки.
Перестройки, которая была, в общем-то, далека от романтики. Просто в тот период стало очевидно: прежние структуры — коммунистические — сами по себе нежизнедеятельны. И это стало ясно самим руководителям этих структур.
Поэтому Громыко, Щербицкий и поддерживали Горбачева. Усиленно пытались найти новый механизм, сохраняя старый…
Были тогда, как известно, и серьезные внешние факторы. Рейган выстроил договоренности с Арабскими Эмиратами: нефть упала в цене… И СССР, практически оказавшийся на грани, ожидал крах.
Это был и крах партийного управления. Поскольку партийная коррупция подгребала все под себя. А политподполья в то время не было. Была лишь группа интеллигентов, которая распространяла «информацию» о своем руководстве. Только КГБ был настолько могущественным, что любые свободолюбивые поползновения уничтожались на корню.
В случае с Украиной ситуация оказалась еще более драматичной. Поскольку украинская интеллигенция была исключительно «лирической». Опально далекой от сложных государственных и экономических проблем, от механизмов их решения. Поэтому и ожидать от «меринов» каких-либо «строительных свершений» было трудно.
Освободительного движения в Украине тогда тоже не было. Только попытки.
Посему в середине 80-х, в канун перестройки, определенным образом сошлись интересы партийного руководства (они хотели модернизации Советского Союза) и идеалы «лириков» (они хотели больших свобод для себя).
А когда все это бабахнуло — никто не оказался готовым к тому, что надо мыслить иными категориями. И не только лирическими. Нужно строить государства — государства суверенные. А это самый трудный и до сих пор незавершенный процесс.
В итоге к руководству суверенными государствами пришли все те же партийные функционеры, сохранив свои прежние принципы властвования.
И если в Западной Европе в свое время уничтожили практически все привилегии для номенклатуры, то у нас эти привилегии только усовершенствовали.
А опыта серьезного государственного управления — не было — ни у кого.
С другой стороны, уже теперь появились поколения «несоветские». У них иное мышление, иной взгляд на государство.
Они, как мне кажется, умеренно лиричны и в то же время — прагматичны.
Они выросли другими людьми, поэтому уже от них будет зависеть, что в итоге удастся построить.
Поскольку, повторюсь, пока построили лишь «Малороссию».«Без слов»
Дмитро ПАВЛЫЧКО, поэт, политик, один из организаторов Народного руха Украины «За перебудову».
Категорически отказался отвечать на вопросы «ЗН», мотивируя тем, что перестройка»— сугубо российский коммунистический сюжет, а у Украины всегда был свой путь и своя история.
Даже после Второй мировой войны русские вернулись к себе домой, а украинцы — «на оккупированную территорию».«Украина и… Руина»
Лариса СКОРИК, архитектор, политик, общественный деятель.
— Руина — вот общая «архитектура» той перестройки.
Казалось, только-только Украина начала выходить из этой руины — в начале 2000-х, когда многие показатели обнадеживали, что все-таки можно преодолеть и самые кризисные этапы… Но наступает… 2004-й. И с ним уже новая руина для Украины… Так что «перестройка», скорее, процесс будущего, а не артефакт советского прошлого…«…у Києві ріжуть пальці»
Владимир ЯВОРИВСКИЙ. Писатель; глава Союза писателей Украины; в 1989—1991 рр. — народный депутат СССР, член Межрегиональной депутатской группы; один из основателей Народного руха, возглавлял оргкомитет Руха, с 1989 г. — председатель Киевского координационного совета Руха.
— Этимология слова «перестройка» обусловлена скорее осторожностью Михаила Горбачева. Его желанием сохранить прежнее «здание» Советского Союза. Но на самом деле, перестраивать тогда было нечего! Нужно было строить — с нуля. И на новом фундаменте возводить новый небоскреб.
А ведь перестройка для Украины в тот период— это еще и попытка «консервации» прежних развалин, а не желание возводить здание с нуля.
Хотя общество и тогда бурлило, жило надеждами.
Для Украины горбачевская перестройка, на мой взгляд, просто неиспользованный шанс. И еще — медленное разжимание прежнего тоталитарного кулака.
Возможно, в меньшей степени тогда была экономическая свобода, а в большей — лишь прикосновение к болезненному национальному вопросу.
Я работал тогда в группе Андрея Сахарова. И говорили в тот период о разных ценностях, чаще интернациональных.
А вот о национальных ценностях говорили немногие. Сахаров, Боннер, Афанасьев касались этих тем.
Российский сегмент, затеявший перестройку, не понимал национального вопроса, пытался уйти от него…
Поэтому украинский Народный рух тогда и сделал мощный акцент именно на национальном вопросе…
Если смотреть на Украину и Россию с дистанции лет, то памятна одна старая поговорка: «Коли в Москві ріжуть нігті, то в Києві — пальці»…
Эта формула симптоматична.
Однако все же именно перестройка дала Украине дополнительный шанс обрести независимость. Иной вопрос: как этим шансом воспользовались?
С одной стороны, вроде получили и свободу слова, и свободу выбора.
С другой стороны — вседозволенность, колоссальное извержение серости, заполонившей политическую среду, культурную…
Но все это — этапы промежуточные. Поскольку как такового «строения» еще нет. Это — лишь дело будущего.
