Добрые люди — худшее, что может быть

Умные жалеют дураков. Добрые жалеют злых. Добрые люди всегда жалеют злых.

Иешуа Га-Ноцри мог бы сказать: «Разве ты забыл, игемон? Злых людей нет на свете».

Да… наверное, их нет. А вот добрые есть. «Добрые люди накинулись на него, как собаки на медведя»… Ладно. Достаточно, пожалуй, вспомнить литературу для старших классов. Ближе к делу.

Привет вам, люди добрые. Люди, которые за мир во всем мире. Которые хотят, чтобы настало царство истины. Добрые люди, которые готовы встать грудью на защиту Маленького Человека от Большого и Страшного государства. Которые жалеют беззащитных и помогают слабым. Которые митингуют (безопасно, митинг-лайт в блогах), которые проставляют подписи, голосуют против убийств беззащитных зверей. Боже мой. Как я стала их бояться.

У добрых людей в голове каша с маслом из предрассудков, с солью из аксиом, демонизирующих то, что полагается демонизировать на злобу дня. С сахаром бездумных, но добрых намерений.

Добрые люди рады, когда кому-то плохо.

Привезли в Россию маленькую девочку. И начали добрые люди ее спасать. Спасать девочку не надо — но это скучно. Надо же вытворять добро. А иначе остается только телевизор и тоска бытия. Нет, не хочу примеров. Надоело, и бесполезны, добрые люди все равно прицепятся к фактам, подгонят их, как их добру удобно, и скажут: ведь на самом-то деле все плохо, плохо все, спасать надо!
Кого спасать? От кого спасать? Да не важно, важно, что люди в беде!

Или собаки. Добрые люди исключительно внимательны к судьбе тех, кого они на сегодня выбрали фаворитами.
Сам факт того, что они добрые и за правду, дает добрым людям общую индульгенцию на все. После этого начинается забрасывание камнями и банановыми шкурками.

Поскольку добрые люди часто еще и глупы, их забрасывание может принимать курьезные формы. Например, когда я однажды высказалась о том, что стае бродячих собак нечего делать на территории школы, одна добрая женщина прислала мне разоблачительное письмо, где написала, что я хочу загнать собак в гетто, а потом примусь за евреев.

Я, конечно, понимаю, что добрую женщину никогда не травила стая бродячих псов… но все-таки, при чем тут еврейский народ? И почему его страшное прошлое, его многочисленные страдания опять используют как фетиш? Причем не евреи? Я не поленилась посмотреть инфо этой женщины — она была русская. Неужели непонятно, что трагедия народа — это не игрушка, не бирюлька и точно не аргумент в споре про бродячих собак?

Ненависть… Ненависть добрых людей — это нечто бездонное. Стоит только показать им, где есть зло, как добрые люди попрут неконтролируемой толпой, воинственно размахивая украшенными бисером томагавками и рассекая воздух заточенными, как бритва, металлическими «пацификами» на шнурках.

Они выберут самые грязные слова. Я никогда не забуду, как сладострастно добрые женщины оскорбляли неизвестную им, по сути, другую женщину — Зарубину Наталью. Ее семью, впрочем, тоже. Геббельс со своей пропагандой завистливо кусал бы собственный фашистский кулак, если бы услышал обоснования, по которым Зарубины и им подобные не могут быть признаны полноценными людьми!

Это еще одно милое свойство добрых. Они презирают тех, кто на них вкалывает, и не держат их за людей. Нет? Неправда? А кто придумал слово «быдломасса»?

Впрочем, порой вместо слова «быдло» они употребляют слово «народ». Тогда они говорят: «А народ у нас хороший!» Возникает мутное чувство, что они действительно считают, что это «их» народ. Крепостной. Куплю-продам. А главное, чтобы крестьяне были чистенькими и послушными.

Последнее выступление добрых людей — разумеется, Саянка, Саяно-Шушенская ГЭС. По этой теме они много сказали. Флеш-моб хакасского журналиста Михаила Афанасьева, предложившего вариант спуска воды из машинного зала СШ (но забывшего упомянуть, чем это чревато) поддержали не только обычные люди, но и добрые. Добрые люди по-своему, по-доброму, идейно и горячо отнеслись к информации о том, что подобное решение может стать причиной даже разрушения плотины. Ну и что! — сказали Добрые. — Может, еще и не разрушится! Надо же попробовать. Там же люди! Тот факт, что можно допробоваться до затопления прилегающих территорий и, соответственно, гибели других людей (там тоже люди!), добрых не заинтересовал.

Как я вижу, я была права, им и правда мало трупов. Почему-то добрые люди любят трупы. И чтобы кто-нибудь помучился. Им не нравится, когда маленькая девочка живет с мамой в деревне — вот и все. Им надо, чтобы девочка была избита, мама — пьяница, а вокруг — монстры. И чтобы девочка плакала на печке и звала по-португальски далеких португальских опекунов. Им неинтересно, что люди просто погибли. Им интересно, чтобы люди погибли медленно, им нужны подробности про долгое удушье, смертельное отчаяние и спецовки, которыми затыкали щели. Когда случилось страшное, им нужно, чтобы было еще страшнее.

Я думаю, это оттого, что они не понимают, что такое на самом деле «там же люди». Для них люди, которые «там» — все куклы. Оловянные солдатики, бумажные балеринки. Попробуйте отнять у маленького ребенка игрушку, и ребенок будет громко плакать и скандалить. У добрых людей есть любимые куклы. И есть все остальные игрушки, которые на сегодняшний момент им неинтересны, лежат себе в ящике — и пусть лежат.

Когда ты говоришь: «затопит несколько городов», — добрый человек, как истинное дитя, наивно спрашивает тебя:
— А разве они не эвакуированы?
Добрый человек уже придумал, как выглядит его площадка для игр, и заявление, что на площадке не все так, как ему хочется, повергает его в недоумение. И тебе але, добрый человек. Куда ты эвакуируешь миллионник, добрый человек?

Я боюсь добрых людей, как всякого инфантильного и разрушительного начала. Скучающие образованные обыватели, вытворяющие добро… Святая простота, благие намерения и горячая детская злоба.