Ваш приговор убьет последний шанс — иль станет сам последним этим шансом
Я не юрист, а лирик, Ваша Честь. К кому я обращаюсь? К вашей чести. В детали дела я не склонен лезть, а просто так — порассуждаем вместе. Я не считаю, прямо говоря, что этот суд волнует все посольства, что во второй декаде декабря мы все, глядишь, в другой стране проснемся; уж кажется — чего тут только не! А между тем никто еще покуда не просыпался тут в другой стране, и нечего рассчитывать на чудо. Все те же царь, обслуга и народ, и тот же снег, и тот же лес раздетый — в другой стране проснуться может тот, кто соберется выехать из этой. Я не скажу — не стану брать греха, — что сильно повлияет ваша милость на участь ПЛЛ и МБХ: ведь их судьба давно определилась. Получат ли они новейший срок, мечтают ли о будущем реванше — они уже герои, видит Бог. Бороться с этим надо было раньше. В России лучший способ победить — достоинство. Скажу вам даже боле: не в вашей воле их освободить. Но их и обвинить — не в вашей воле. Не верят приговорам в наши дни, когда ментов бандитами считают. Что говорить: не ангелы они — но ангелов хватает, все летают! Все — ангелы: нацисты, например, приверженные строгому порядку, и те, что обживают Селигер, и те, что погромили Ленинградку, — так пусть хоть пара демонов пока нам оттеняет ангельские рыла. История пристрастна и жестка, и к нимбам их уже приговорила.
Хочу отместь еще один соблазн — я сам бы в это верил, да немолод: весь интернет глядит на вас, стоглаз, все знают всё, но ничего не могут; до всех запретных правд подать рукой, двадцатый век благополучно прожит, и оттепели нету никакой, и перестройки тоже быть не может. Каких орущих толп ни собирай, какого ни сули переворота — ты перестроишь дом, барак, сарай, но странно перестраивать болото. Суммарной мощью прозы и стиха не сделать бури в слизистом бульоне. Не будет здесь проспекта МБХ (а Лебедева — есть, в моем районе). Таков уж кодекс местного людья — мы все теперь проглотим и покроем, и даже взбунтовавшийся судья в глазах толпы не выглядит героем. Взревет патриотический кретин, и взвоет гопота в привычном стиле, что это вам Обама заплатил, иль наши двое вам недоплатили, — и даже если, шуток окромя, вы все-таки поступите как витязь, но все же с подсудимыми двумя по святости и славе не сравнитесь. Эпоха наша скалится, как волк, и смотрит с каждым часом окаянней. Тому, кто нынче просто помнит долг, не светит ни любви, ни воздаяний. Один остался стимул — это стыд среди сплошной ликующей латуни. Как видите, мне нечем вас прельстить, да я и не прельститель по натуре.
Я не прошу пристрастья, Ваша Честь. Пристрастья ни к чему в судебном зале. Но просто, что поделать, правда есть, и хорошо бы вы ее сказали, всего делов-то. Выражусь ясней: страна застыла в равновесье хрупком, и хорошо, коль больше станет в ней бесспорным человеческим поступком. Не посрамим российский триколор истерзанный. На этом самом месте не им двоим выносят приговор, а нашей чести, да и Вашей Чести. История не раз по нам прошлась, но вновь сулит развилку нам, несчастным: ваш приговор убьет последний шанс — иль станет сам последним этим шансом. Вот выбор, что приравнен к жерновам, к колодкам, к искусительному змею… Я б никому его не пожелал.
А в общем, он завиден.
Честь имею.Я не юрист, а лирик, Ваша Честь. К кому я обращаюсь? К вашей чести. В детали дела я не склонен лезть, а просто так — порассуждаем вместе. Я не считаю, прямо говоря, что этот суд волнует все посольства, что во второй декаде декабря мы все, глядишь, в другой стране проснемся; уж кажется — чего тут только не! А между тем никто еще покуда не просыпался тут в другой стране, и нечего рассчитывать на чудо. Все те же царь, обслуга и народ, и тот же снег, и тот же лес раздетый — в другой стране проснуться может тот, кто соберется выехать из этой. Я не скажу — не стану брать греха, — что сильно повлияет ваша милость на участь ПЛЛ и МБХ: ведь их судьба давно определилась. Получат ли они новейший срок, мечтают ли о будущем реванше — они уже герои, видит Бог. Бороться с этим надо было раньше. В России лучший способ победить — достоинство. Скажу вам даже боле: не в вашей воле их освободить. Но их и обвинить — не в вашей воле. Не верят приговорам в наши дни, когда ментов бандитами считают. Что говорить: не ангелы они — но ангелов хватает, все летают! Все — ангелы: нацисты, например, приверженные строгому порядку, и те, что обживают Селигер, и те, что погромили Ленинградку, — так пусть хоть пара демонов пока нам оттеняет ангельские рыла. История пристрастна и жестка, и к нимбам их уже приговорила.
Хочу отместь еще один соблазн — я сам бы в это верил, да немолод: весь интернет глядит на вас, стоглаз, все знают всё, но ничего не могут; до всех запретных правд подать рукой, двадцатый век благополучно прожит, и оттепели нету никакой, и перестройки тоже быть не может. Каких орущих толп ни собирай, какого ни сули переворота — ты перестроишь дом, барак, сарай, но странно перестраивать болото. Суммарной мощью прозы и стиха не сделать бури в слизистом бульоне. Не будет здесь проспекта МБХ (а Лебедева — есть, в моем районе). Таков уж кодекс местного людья — мы все теперь проглотим и покроем, и даже взбунтовавшийся судья в глазах толпы не выглядит героем. Взревет патриотический кретин, и взвоет гопота в привычном стиле, что это вам Обама заплатил, иль наши двое вам недоплатили, — и даже если, шуток окромя, вы все-таки поступите как витязь, но все же с подсудимыми двумя по святости и славе не сравнитесь. Эпоха наша скалится, как волк, и смотрит с каждым часом окаянней. Тому, кто нынче просто помнит долг, не светит ни любви, ни воздаяний. Один остался стимул — это стыд среди сплошной ликующей латуни. Как видите, мне нечем вас прельстить, да я и не прельститель по натуре.
Я не прошу пристрастья, Ваша Честь. Пристрастья ни к чему в судебном зале. Но просто, что поделать, правда есть, и хорошо бы вы ее сказали, всего делов-то. Выражусь ясней: страна застыла в равновесье хрупком, и хорошо, коль больше станет в ней бесспорным человеческим поступком. Не посрамим российский триколор истерзанный. На этом самом месте не им двоим выносят приговор, а нашей чести, да и Вашей Чести. История не раз по нам прошлась, но вновь сулит развилку нам, несчастным: ваш приговор убьет последний шанс — иль станет сам последним этим шансом. Вот выбор, что приравнен к жерновам, к колодкам, к искусительному змею… Я б никому его не пожелал.
А в общем, он завиден.
Честь имею.
