После того, как облако медийной пыли осело, и мы смогли более-менее трезво взглянуть на время, место и последствия теракта в международном терминале аэропорта «Домодедово», необходимо подсчитать ущерб от трагедии и сделать правильные выводы.
После того, как облако медийной пыли осело, и мы смогли более-менее трезво взглянуть на время, место и последствия теракта в международном терминале аэропорта «Домодедово», необходимо подсчитать ущерб от трагедии и сделать правильные выводы. Практика показывает, что терроризм является наиболее эффективным средством разрушения государства именно потому, что само государство, как иерархическая структура, как правило, не может дать своевременного, эффективного и незатратного ответа на террористическую угрозу. Ответ жестких структур на сетевые вызовы, как правило, отличаются несвоевременностью, излишней инерционностью и ненужной симметрией. За счет того, что управленческое воздействие преодолевает разные управленческие уровни и задерживается на них, ответ на террористическую угрозу запаздывает, не говоря уже о том, насколько учитывается экспертная оценка, и слышна ли она в этот момент.
В качестве примеров такой симметрии можно привести теракт 11 сентября в США, когда первым же делом после разрушения Всемирного торгового центра, власти США начали выдворять из страны тысячи студентов и трудовых мигрантов арабского происхождения (хотя соучастники теракта если и находились на тот момент в стране, то и так ставили целью ее покинуть). С точки зрения теории элит, именно усиление работы со студентами-арабами в дальнейшем могла бы содействовать формированию лояльных режимов на Ближнем востоке. Другая мера, которая была принята в первые же дни — разработка системы автоматической корректировки курса самолета, чтобы воздушное судно не могло лететь через зону плотной городской застройки. Также было очевидно, что второй раз использовать самолет в качестве средства террористического акта уже никто не будет.
Применительно к российской проблематике, один из важнейших аспектов ущерба, нанесенного терактом — финансовый. Основная мера, предложенная или озвученная многими чиновниками и политиками, — это установление дополнительных рамок в аэропортах, усовершенствование систем видеонаблюдения, их интеграция в единый комплекс безопасности. Безусловно, это важная мера. Большинство камер в аэропортах даже в крупных городах относятся к разным этапам модернизации, имеют различную разрешающую способность, срок хранения информации (как правило, от 3 дней до 2 недель) и качество картинки. Установка дополнительных рамок же — это излишний, предельно симметричный ответ, который приведет к выделению значительных сумм на закупку оборудования, подготовку специалистов и расширение штата.
Если сопоставить произошедший 24 января 2011 года теракт в Домодедово со взрывами 29 марта 2010 года на станциях «Лубянка» и «Парк культуры» московского метрополитена, то становится понятно, что террористов интересуют транспортные магистрали из-за их высокого пассажиропотока. Однако дополнительные детекторы в аэропортах и метро приведут к изменению целей террористов, которые будут выбирать такие же людные объекты, но не связанные с транспортными узлами: торговые центры, парки развлечений, городские людные кафе: те объекты городской жизни, которыми пользуются представители среднего класса, мелкого бизнеса и бюджетники. Очевидно, что по этим направлениям нужно усиливать безопасность уже сейчас, не дожидаясь новых терактов.
Другой поражающий элемент при взрыве — медийный и имиджевый. Во-первых, Дмитрию Медведеву пришлось отложил визит на экономический форум в Давосе и обсуждать проблему с силовиками. Во-вторых, взрыв ставит под сомнение саму способность России обеспечивать безопасность пассажиропотоков. Британская Times закономерно задалась вопросом о проведении Олимпиады в Сочи в 2014 году и чемпионата мира по футболу в 2018 году. Это те мероприятия, которые будут важнейшими с точки зрении транспортной инфраструктуры. «Взрыв нанесет удар по международному имиджу России в то время, когда она готовится принять у себя два основных спортивных события в мире: чемпионат мира по футболу 2018 года и зимнюю Олимпиаду 2014 года», — пишет газета.
Неспроста взрыв произошел именно в международном терминале. Тактическая цель террориста — уничтожить не только российских граждан, которые будут выступать с требованиями обеспечения безопасности, но и иностранцев, что должно вызвать международную реакцию и потерю имиджевых очков. Колумнист Financial Times Стефан Вэгстил в своих рассуждениях делает вывод, что еще два-три подобных взрыва заставят западные компании думать дважды, прежде чем вкладывать деньги и направлять персонал в Россию. Он также ставит под сомнение правильность проведения Олимпиады в Сочи.
Стратегическая же цель терактов отмечалась неоднократно — это нанесение цивилизационного ущерба. Приведение внутриполитической ситуации в точном соответствии с хатингтоновским «столкновением цивилизаций». Организатор берет, в некотором смысле, в медийные заложники мусульманское население Северного Кавказа, Поволжья и Средней Азии, чтобы от их цивилизационного имени постулировать принципиальную несостоятельность России как многоконфессиональной страны. Таким образом, в общественном сознании сливаются воедино Северный Кавказ, иммигрант, кавказец, чеченец, мусульманин, террорист. Это все видится единой проблемой, у которой есть простое решение — размежевание, отделение. Оно озвучивается русскими националистами, но, по сути, это навязываемое решение. Которое, даже в случае его реализации, не поможет решить проблему безопасности — Доку Умаров и его приближенные неоднократно заявляли, что их деятельность Кавказом не ограничится. Так что требование отделения — это симбиотическая деятельность, комплиментарная целям террористов.
Традиционно после теракта духовные лидеры мусульман обычно дают негативную оценку этому действию, заявляя, что теракт не имеет никакого отношения к исламу, а террористы не имеют право выступать от имени ислама. Несмотря на то, что у этих лидеров есть некая социальная база, значение таких заявлений падает: во-первых, в общественном сознании, не различающем направлений и течений в исламе, террористы в первую очередь будут мусульманами, а уже потом салафитами, джихадистами, ваххабитами и прочее, во-вторых, злоупотребление такими заявлениями не решает социальных проблем в тех средах, где террористы имеют поддержку. Русские, слабо распознающие и отличающие друг от друга не только течения ислама, но и народы Кавказа в целом, тоже чувствуют в таких заявлениях какой-то подвох.
Последнее время много говорится о необходимости крупных инфраструктурных вложений, о включении сельского хозяйства северокавказских республик в общероссийский рынок, необходимости модернизации экономики СКФО. Но начинать надо с малого: с устранения в общественном сознании огромной цивилизационной пропасти, лежащей на стыке Северного Кавказа, мусульманства и миграционных процессов. До сих пор нет полного подробного общедоступного ресурса, посвященного Северному Кавказу, включающему подробную карту Кавказа, туристические маршруты, базы, зоны расселения этнических групп, информацию о традициях и обычаях кавказских народов, информацию о конфессиональных различиях. Также нет единой информационной стратегии, способной правильно реагировать на террористическую угрозу. Давно уже распущена боевиками «Чеченская республика Ичкерия», уже четвертый год главный враг России на Кавказе — это бандподполье под названием «Имарат Кавказ», большинство боевиков этого межнационального религиозного объединения — выходцы из дагестанских народов и Ингушетии. Однако для обывателя с федеральными силами воюют все еще «чеченцы», что явно упрощает восприятие проблемы.
Информационная политика должна быть направлена на устранение образовательных лакун. Только когда общество перестает вестись на националистические конструкты, мешающие мигрантов, кавказцев, наркотики, терроризм и криминал в одном идеологическом супе и начнет правильно реагировать на террористическую угрозу.
Другая проблема, которая проступает за терактами — это кризис федералистского проекта в России. Отсутствие финансово самодостаточных субъектов федерации, регионов, способных рассчитывать на свои силы, зарабатывая и тратя средства, компенсируется активностью кланов, которые на местах между собой договариваются, как вытягивать деньги из федерального центра. Для борьбы с исламизмом они используют националистические мотивы.
В условиях власти отдельного клана смещаются цели региональной политики, которые заключаются не в обеспечении развития и экономического подъема (так как 70% всех средств все равно уйдет в Москву), а в обеспечении прочности положения правящей элиты. Используя социальный протест против требований федеральной власти, они осуществляют «рамзанизацию» республик Северного Кавказа. В такой системе бандподполье, черпающее поддержку и кадры из социально неудовлетворенных слоев, легитимизирует существующие региональные режимы и является фактором постоянных инфраструктурных и социальных инвестиций в республики с учетом того, что тратят эти инвестиции местные элиты по своему усмотрению. Решение этой проблемы должно быть комплексным и требует постоянного контроля, обеспечить который Москва на данный момент не способна.
Самым важным для преодоления террористической угрозы также является развитие милицейских сил. Теперь, когда милиция переименовывается в полицию, слову «милиция» может вернуться первоначальное значение — гражданские милитаризованные силы самообороны, по существу это НКО в области гражданской обороны. Формирование таких сил принципиально необходимо, поскольку издание брошюрок, практикумов и плакатов недостаточно для формирования в обществе подозрительного отношения к оставленным сумкам и подозрительным людям. Пока что в российском обществе доминируют фатальные настроения в духе «да, не повезло, хорошо, что это произошло не с нами». Преодолеть их может только постоянная работа гражданских структур, мотивированных чувством ответственности за безопасность в стране.
