Сообщение о том, что с 1 августа 2009 года останавливается главный конвейер АвтоВАЗа, не могло не вызвать определенного замешательства в официальных кругах. Казалось бы, спасение автомобильной промышленности было объявлено одним из главных приоритетов правительственной антикризисной политики. Ради этого вводили запретительные пошлины на подержанные иномарки, спровоцировав острый социальный конфликт на Дальнем Востоке. Ради этого были потрачены миллиарды рублей. Затеяна программа гарантированных государством льготных кредитов. А главное, были произнесены бодрые речи и даны публичные обещания.
Всё это оборачивается очередным фиаско. Продукцию АвтоВАЗа на обслуживание компьютерной техники организаций
Дальнем Востоке как не покупали, так и не покупают. В связи с падением жизненного уровня люди вообще стали покупать меньше автомобилей, причем именно дешевые, старые модели, рассчитанные на не слишком состоятельных граждан, теряют сбыт в первую очередь.
Свободный профсоюз автомобилестроителей отреагировал на остановку конвейера организацией митинга, назначенного на 6 августа. Власти отреагировали на призыв профсоюза мобилизацией ОМОНа. Между тем ничего особенно драматичного в обществе сегодня не происходит. Среди населения нет паники, хотя ситуация ухудшается со дня на день, а осенью достигнет подлинного драматизма. Люди просто не понимают, что происходит, а если и осознают грозящие им проблемы, не понимают, что с этим делать.
Даже там, где возникает протест, непосредственной угрозы для властей он не представляет. Вызывая ОМОН, власти демонстрируют готовность жестко реагировать на любые общественные волнения, разгоняя бунтующую толпу. Но что случится, если полиция со своей задачей не справится, не успеет прибыть на место или объявит забастовку, требуя оплаты сверхурочных и новых бронежилетов? Скорее всего, ничего. Покричав, поругав начальство, люди разойдутся по домам. В худшем случае — перекроют какую-нибудь трассу.
Кстати, дорог в России много. Некоторые из них даже имеют федеральное значение.
Перекрытие трасс, конечно, наносит ущерб государству и привлекает внимание общественности. Но, во-первых, люди не могут стоять на дорогах бесконечно. А во-вторых, прямой угрозы ни для политической системы, ни для социального строя это не представляет. Вот если бы рабочие, как в Латинской Америке или хотя бы как на Украине, были готовы захватывать останавливающиеся предприятия и брать организацию производства в свои руки, это имело бы некоторый эффект, поскольку затрагивало и права собственности, и общепринятый экономический порядок, заставляя государство принимать стратегические решения — поддержать захваты, санкционируя их через акты о национализации, либо, наоборот, брать заводы штурмом, чтобы возвратить их владельцу, который зачастую от решения проблем предприятия отстраняется.
Однако пока социальный протест не выходит за рамки бесполезного шума, нет оснований говорить о политическом кризисе. Многие интеллектуалы со свойственным этой публике самоуверенным легкомыслием повторяют, что кризис существует только в головах. На самом деле всё обстоит совершенно наоборот. Кризис существует где угодно, только не в головах. Если, конечно, предположить, что головы эти работают, осмысливают происходящие события и делают выводы.
Задача ближайшего времени состоит в том, чтобы начать формулировать конкретные и выполнимые требования, вокруг которых может быть организована эффективная и систематическая борьба, не сводящаяся к одноразовым вспышкам протеста. Прежде всего, конечно, речь идет о национализации предприятий. Но если национализация не будет связана с расширением роли профсоюзов, с попытками введения рабочего контроля (не только по согласованию с государством, но и снизу, явочным порядком), она не станет инструментом реструктурирования экономики и мобилизации общественных сил для дальнейших перемен. Положительный ответ на этот вопрос, увы, не гарантирован…
Экономические потрясения предстоящей осени чреваты не социальным взрывом и уж тем более не политическим переворотом, а осознанием кризиса. Что уже немало. Если население России начнет всерьез осознавать масштабы происходящего с ним бедствия, это изменит очень многое, начиная от восприятия гражданами своего государства и заканчивая самооценкой самих этих граждан.
Отсутствие реальной политической жизни в России вызвано сегодня отнюдь не репрессиями властей, не притеснением прессы, не разгоном «маршей несогласных», а именно бессознательным состоянием основной массы населения.
Кризис может оказаться пробуждением. И не очень приятным.
