90 лет прошло, как в России закончилась Гражданская война

Ровно 90 лет прошло с того дня, когда на европейской части России закончилась Гражданская война. Символом этого окончания стала эвакуация из Крыма в ноябре 1920 года Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля.

За границу ушли сотни тысяч наших соотечественников. Уходили люди разных социальных классов, вероисповеданий, национальностей. Уход этих людей породил уникальное явление русской эмиграции. Русский Исход стал великой трагедией нашего народа, причем трагедией обоюдной: трагедией тех, кто уходил из России, и тех, кто в ней оставался.

Прервалась вековая связующая нацию нравственно-духовная нить. На долгие десятилетия народ наш оказался расколот на «красных» и «белых». Между ними пролегла пропасть непримиримой вражды.

Раскол русского народа, порожденный исходом, не преодолен до сих пор. Несмотря на то, что после краха советской системы российское общество и потомки русской эмиграции сделали большой шаг навстречу друг другу, определенная степень недоверия между ними продолжает сохраняться. Все еще большая часть российского общества продолжает жить советскими стереотипами, считает русскую эмиграцию чем-то чужеродным, а то и враждебным. С другой стороны, многие представители русской эмиграции не верят в кардинальность перемен в современной России, не верят в окончательное расставание с советским наследием.

Между тем все здравомыслящие люди российского общества и русской эмиграции понимают, что примирение и воссоединение двух частей некогда единого народа жизненно необходимо. Но здесь встает вопрос: вокруг чего должно это объединение произойти? Понятно, что одного неприятия (порой — лишь вербального) большевизма и коммунизма для объединения недостаточно, хотя бы потому, что неприятие не является созидающим началом. Объединяться можно только на основе любви — любви к России. Но как объединяться на основе любви к Богу и России, если представления о ней в российском обществе и в русской эмиграции зачастую принципиально разные?

Чтобы достичь такого объединения и увидеть путь России в будущее, необходимо вернуться в точку отсчета, понять, что с нами произошло 90 лет тому назад. Без этого духовно-нравственного анализа невозможно дальнейшее развитие нашей страны как одного из ведущих государств мира, несущее людям свое слово, свое понимание целей и смысла жизни.

Исход 1920 года не был ни причиной, ни главным событием русской катастрофы. Он стал своего рода его заключительным этапом. Собственно катастрофа разверзлась в феврале 1917 года. До сих пор в современной историографии в определении Февральского переворота господствует термин «буржуазно-демократическая революция», который абсолютно не отражает истинного смысла произошедшего. Говоря о феврале 1917 года, мы должны осознавать, что речь идет фактически о гибели традиционного российского государства, о гибели всего тысячелетнего русского жизненного уклада. Речь идет о сломе русского цивилизационного кода.

Русский народ утратил осознание своего предназначения в этом мире. Об этом прозорливо писал святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня»!

Ведь сила и предназначение русского народа заключались в служении Божьей Правде. Именно поэтому Российская империя многие столетия была так притягательна для других народов, именно поэтому под скипетром русского царя соглашались жить мусульмане, буддисты, иудеи и даже язычники.

Однако в феврале 1917 года русский народ (прежде всего его городская, «образованная» часть) вместо воли Божьей стал руководствоваться своей волей, стремиться не к духовному совершенствованию, а к материальному благополучию, ради которого стали считаться возможными насилия и убийства. И что поразительно, как только русский народ предал Бога, от него отвернулись все остальные народы, которые стали обвинять русских во всех своих бедах, а вместо материального благополучия наступило время жуткой нищеты и голода.

Здесь снова нельзя не вспомнить слова праведного Иоанна Кронштадтского: «Вы забыли Бога и оставили Его, и Он оставил вас Своим Отеческим Промыслом и отдал вас в руки необузданного дикого произвола».

Как писал видный русский философ Иван Ильин, «большинство соблазнилось о вере, о Церкви, о родне, о верности, о чести, о совести, пошло за соблазнителями, помогло им замучить, задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями».

Россия не вдруг пришла к февральскому клятвопреступлению. В XIX столетии в российском образованном обществе получил развитие процесс отхода от традиционных духовных ценностей, который к концу века принял характер отречения элиты от исторической России.

Этот процесс стал отражением общего мирового процесса дехристианизации европейской цивилизации. Привнесенные с Запада идеи свободы, равенства, братства, социализма предлагали русскому народу путем революции перенести «отсталую и темную» Россию в «светлый» рай на земле, отбросив при этом все, что считалось ими «пережитками прошлого», и что на самом деле составляло душу русского народа. Таким образом, западничество вскормило в своих недрах идеологию социальной революции и воинствующего атеизма.

Обличая эту идеологию, Ф.М. Достоевский писал: «Все, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, они его отрицают».

Охота террористов на Царя-Освободителя Александра II и его злодейское убийство 1 марта 1881 года не вызвали потрясения в российской интеллигенции. Цареубийц «старались понять», им находили оправдание. Такое же «понимание» вызовут в русской интеллигенции эсеры и даже поначалу большевики. Эта позиция русского интеллектуального слоя привела к тому, что на историческую арену России вышел новый тип человека — революционер-террорист. Эти люди начисто вытравили из себя христианскую мораль, преодолели в себе любовь, сострадание, милосердие, подчинили жизнь одному — убийству во имя революции.

Достоевский напрямую увязывал появление этих «бесов» в жизни России с прозападной и антихристианской ориентацией русской интеллигенции. «Это явление, — писал он, — прямое последствие вековой оторванности всего просвещенного русского общества от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно пришли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они — прямые отцы Нечаева».

Достоевскому вторил другой великий русский мыслитель К.Н. Леонтьев. «Интеллигенция русская, — утверждал он в конце XIX столетия, — стала слишком либеральна, т. е. пуста, отрицательна, беспринципна».

Атеизм русской интеллигенции привел ее к оторванности от реальной жизни, к незнанию реальной России, к ложному ощущению себя как единственной части общества, знающей, «что нужно народу», а отсюда — к стремлению к насильственному перевороту в обществе.

О грядущей великой беде с духовной прозорливостью предупреждали такие светильники Православия, как святитель Феофан Затворник Вышенский, святой митрополит Московский Филарет (Дроздов), великие оптинские старцы, святитель Игнатий (Брянчанинов), а затем и праведный Иоанн Кронштадтский.

Святитель Феофан Затворник предупреждал об истоках опасности, которая грозила России: ««У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы еще не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства выражается свободно. Выходит, что и мы — на пути к революции».

К концу ХIХ века русское общество больше не было едино в своем понимании добра и зла, блага и вреда. В обществе проросли побеги иной морали, которая была враждебна Православию и традиционной государственности. В России наблюдался глобальный раскол, который привел к национальной катастрофе. Как отмечал И.Ильин: «Сущность катастрофы гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры».

Смею утверждать, что в первом десятилетии ХХ века отречение «образованного» российского общества от русской духовности и традиций достигло таких масштабов, что можно смело говорить об ее отречении от исторической государственности. В этих условиях русский царь как Помазанник Божий становился непонятным и ненужным. Тем более такой царь, как Николай II. Бог даровал России удивительного по своим духовным и человеческим качествам царя. Император Николай II сочетал в себе непоколебимую преданность Христу и России с государственной прозорливостью. Это непонимание, неприятие именно такого царя создавало условия для распространения различных измышлений о профессиональных и человеческих качествах государя. Все это вполне объяснимо: царь, говоря современным языком, оставался в православном поле, а его оппоненты из политической и интеллектуальной элиты давно это поле покинули. Впрочем, и писания современных интерпретаторов действий Николая II не могут даже приблизиться к их подлинному пониманию все по той же причине: они пока находятся в совсем другом духовном поле.

В феврале 1917 года русский народ в своей значительной части (и прежде всего его элита) отверг дарованного ему Божьего Помазанника, предал своего царя. В этом предательстве виновны не только самые радикальные враги России — революционеры, но и либеральная оппозиция, представители буржуазии и купечества, духовенства, высшего генералитета русской армии.

Чудовищное злодейство 17 июля 1918 года — убийство большевиками в Екатеринбурге Царской Семьи, — было последней точкой отречения т. н. русской общественности от России. Как писал святитель Иоанн Шанхайский (Максимович): «Под сводом Екатеринбургского подвала был убит Повелитель Руси, лишенный людским коварством Царского венца, но не лишенный Божией правдой священного миропомазания».

Таким образом, в феврале 1917 года рухнули государственные и духовные опоры русского народа, произошел серьезный надлом его традиционного национального кода, окончательно сломленного всеми последующими событиями. Главной целью Февральской революции была замена русской православной цивилизации на западную т. н. демократическую цивилизацию, с ее прагматизмом и либеральной идеологией.

Оценивая эти устремления вождей Февраля, Иван Ильин отмечал: «Какое политическое доктринерство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинить в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать с ее наиндивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмысленного и бестолкового распада».

Последующие преступления большевизма заслонили в глазах современного общества преступления Милюкова, Гучкова, Львова, Родзянко, Керенского и прочих творцов Февраля, ниспровергателей исторической России. Но суд истории над ними состоялся, и было бы неправильно замалчивать его приговор.

Гибель самодержавия неминуемо привела к гибели России и распаду единого государства. Об этом еще в 1905 году предупреждал будущий первоиерарх Русской православной церкви за границей епископ Антоний (Храповицкий). «После отмены самодержавия, — говорил он, — Россия перестала бы существовать как целостное государство, ибо, лишенная своей единственной нравственно-объединяющей силы, она распалась бы на множество частей. Такого распадения нетерпеливо желают наши западные враги, вдохновляющие мятежников, чтобы затем, подобно коршунам, броситься на разъединенные пределы нашего Отечества, на враждующие его племена и обречь их на положение порабощенной Индии и других западноевропейских колоний».

Февраль 1917 года привел наш народ к большевизму, Гражданской войне, Соловкам и ГУЛАГу. Именно об этом писал И.Л. Солоневич: «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной… Какая великая безмозглость спустилась на страну: проклятое кровавое самодержавие кончилось! Если бы им кто-нибудь тогда стал говорить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они заплатят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, новыми войнами (и гражданскими, и мировыми), полным опустошением половины России, — пьяные люди приняли бы голос трезвого за форменное безумие».

«Ничего иного после февральского беззакония, кроме большевизма, не могло и не должно было быть», — вторил Солоневичу другой эмигрантский писатель Виктор Кобылин.

Большевизм — особое явление не только в русской, но и во всемирной истории. Ни один режим ни до, ни после большевизма не возводил в такой степени богоборчество и ненависть к национальному началу в ранг главных приоритетов своей политики. По существу основой большевизма были антимораль и человеконенавистничество. Кредо большевизма заключается в словах Ленина: «Нравственно все то, что идет на пользу революции». Эта большевистская «нравственность» позволяла уничтожать людей сотнями тысяч только по причине принадлежности их к тому или иному классу, сословию. Эта же «нравственность» позволяла отдавать исконные русские земли военному противнику только для того, чтобы сохранить захваченную власть. Эта же «нравственность» позволяла разрушать храмы, сжигать иконы, глумиться над честными мощами святых, убивать священников. Эта же «нравственность» позволяла обрекать на людоедство крестьян Поволжья, Казахстана и Украины, обрекать на нищету и бесправие рабочий класс русских городов.

Большевизм ставил своей целью не смену русского цивилизационного кода, а полное уничтожение России как исторического государства, превращение ее в плацдарм для мировой революции.

К чести русского народа, против большевиков поднялась значительная его часть. Сотни тысяч русских людей — офицеров, солдат, казаков, рабочих, крестьян, — сложили свою голову в борьбе с большевизмом. Они спасли честь России, опровергли расхожий домысел, что за большевиками пошел весь русский народ. Почему же большевизму все же удалось одержать верх в Гражданской войне?

Причины его победы объясняются в первую очередь идеологической несостоятельностью того движения, которое принято называть «белым». Однако сами эти силы «белыми» себя никогда не называли. Ни одно антибольшевистское правительство не провозглашало своей целью восстановление исторической традиционной России, более того, было ей враждебным. Исключением является правительство генерала М.К. Дитерихса, появившееся на Дальнем Востоке в 1922 году, на самом закате Гражданской войны. Более того, во главе антибольшевистских формирований стояли люди, либо напрямую замешанные в заговоре против императора Николая II, либо в той или иной форме приветствовавшие февральский переворот. Идеологической сутью этих режимов по-прежнему оставался «феврализм», с его непредрешенчеством и чуждыми русской цивилизации западными представлениями о развитии государства и нации.

Поэтому правильнее и точнее называть эти правительства не «Белым движением», а «антибольшевистским».

Тем не менее, несомненной заслугой Алексеева, Колчака, Деникина стала сама организация сопротивления большевизму. На эту борьбу поднялось множество русских людей — офицеров, юнкеров, кадетов, гимназистов. Говоря с сегодняшних позиций, это была искупительная жертва за всех тех, кто довел Россию до последнего рубежа — прихода к власти самых заклятых ее врагов.

Но одной этой идеи было явно недостаточно. Хорошо писал об этом генерал Дитерихс: «Единственной существовавшей идеей, владевшей, пожалуй, всеми и объединявшей нас против советской власти, являлась одна маленькая не святая идейка — жалкая идейка мести, ненависти к большевикам. Но такая отрицательная идейка не могла создавать прочного и национального братского или государственного объединения, ибо сама по себе носила в себе, как отрицательная, элементы разрушения».

В армиях Алексеева, Колчака, Деникина, Юденича, конечно, были люди, не принявшие Февральский переворот и видевшие спасение России в возвращении к ее истокам. Они являлись подлинными героями Белой борьбы, но их идеи не находили понимания у большинства вождей антибольшевистской коалиции. Не надо забывать, что в рядах этой коалиции было много эсеров, кадетов и других вчерашних врагов императорской России. Они продолжали исповедовать свою либеральную или революционную (нередко террористическую) идеологию. В то же время простой русский народ в начале Гражданской войны смотрел на нее как на борьбу царского войска с безбожным.

Генерал армии Колчака К.В. Сахаров вспоминал о своей встрече с русскими крестьянами в 1919 году в разгар наступления «белых»: «Сильно была распространена в народе версия, что Белая армия идет со священниками в полном облачении, с хоругвями и поют «Христос Воскресе!». Народ радостно крестился, вздыхал и просветленным взором смотрел на восток, откуда шла в его мечтах уже его родная, близкая Русь». Когда же стало ясно, что вместо родной Руси идет армия, которая не имеет четкого представления, за что она воюет, народ, говоря словами того же генерала Сахарова, понял: «На поверку-то вышло не то».

Таким образом, народ не отвернулся от Белой Идеи: он ее просто не нашел ни в армии Колчака, ни в армии Деникина. Их поражение стало не поражением Белого Дела, а окончательным поражением «феврализма».

Это, несомненно, понял генерал барон П.Н. Врангель, которому было суждено возглавить последний этап борьбы с большевизмом на европейском театре военных действий. Понятие Белой борьбы у Врангеля отличается от лозунгов лидеров антибольшевистского движения 1918-1919 гг. Врангель открыто говорит о необходимости возвращения к вековым устоям государства и семьи, т. е. о возвращении к национальному традиционному коду России. Он — первый из антибольшевистских руководителей, кто не побоялся официально назвать свои войска Русской армией.

Замечательны слова Врангеля, сказанные им уже в эмиграции: «Все прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернется к монархическому строю, но не дай Бог, если строй этот будет навязан силой штыков или белым террором».

П.Н. Врангеля можно назвать первым антибольшевистским лидером, который начал поворот от «феврализма» к Белой идее.

Даже поражение Русской армии Врангеля и ее исход из России коренным образом отличались от разгрома других антибольшевистских сил. Русская армия уходила непобежденной, организованной силой, под знаменами Российской императорской армии. Уход русских кораблей, на борту которых были тысячи офицеров, казаков, священников, сестер милосердия, горожан, крестьян, знаменовал собой уход великой тысячелетней России. Она скрылась, подобно мифическому Китеж-граду.

Но эти всплески сопротивления русской национальной идеи не могли остановить безбожные антироссийские силы, «соблазнившие», говоря словами Ильина, значительную часть нашего народа. Борьба была проиграна значительно раньше.

Все те, кто не хотел или не мог жить под властью богоборческого, антинационального режима, кто не погиб в кровавые годы Гражданской войны, покинули горячо любимую Россию. Речь идет о миллионах беженцев. Историческая, традиционная Россия, изгнанная со своей исконной территории, стала складываться среди чужих народов, среди чуждых, даже враждебных стран. Это — своего рода подвиг наших соотечественников, российских беженцев. Уникальный подвиг. И тех, кто заблуждался, поддерживая «февралистов», и тех, кто до конца оставался верен императорской России. Они возродили ее за рубежом не в экономическом, политическом или военном смысле, а в самом главном — духовном. И она существует до наших дней. Пусть не в том масштабе как еще 35-40 лет назад (ведь ушли поколения), но существует во внуках и правнуках. Из этой духовной России мы черпаем знания и силы для продолжения работы по возрождению нашей исторической Родины. Сегодня в этом зале есть представители духовной России за рубежом. Низкий вам поклон и благодарность за верность и веру, которую сохранили ваши деды, отцы и вы сами, когда на российской территории утвердился большевистский режим.

Примечательно, что лидеры большевиков не предполагали, что пришли к власти «всерьез и надолго». Будучи порождением богоборческого Запада, большевизм должен был максимально обескровить и ограбить Россию, а затем исчезнуть в породившем его западном мире.

Однако международные силы, сыгравшие важную роль как в Февральском, так и Октябрьском переворотах и способствовавшие приходу большевиков к власти, весьма опасались, что антибольшевистское движение, начавшееся под знаменами и лозунгами «феврализма», переродится в подлинное Белое движение, ориентированное на русские вековые ценности. Это, в свою очередь, означало возрождение России. Именно поэтому уже в ходе Гражданской войны и США, и Англия, и Франция оказывали скрытую (а порой — и открытую) помощь большевистскому режиму, а после окончания Гражданской войны фактически признали его. Расчет строился на том, что большевизм обескровит Россию, сведет ее на нет как экономического, политического, а главное — цивилизационного конкурента. Этот расчет в немалой степени оправдался. Победа в Великой Отечественной войне лишь на три десятилетия отложила реализацию планов западного мира. Однако с конца 70-х — начала 80-х годов процесс самораспада системы, основанной на репрессиях в отношении своего же народа, получил широкое развитие и завершился распадом Советского Союза — глобальной катастрофой ХХ века.

Крах СССР и коммунистической системы формально освободили Россию от безбожного режима, открыли свободу вероисповедания и изучения родной истории. Но вскоре выяснилось, что пришедшая к власти новая элита вовсе не собирается возвращаться к русским национальным корням. Ее идеал совпал с идеалом февраля. Методы и взгляды этой элиты ничем не отличались от методов и взглядов «февралистов». Подобно им, новые российские власти презирали русский народ и полностью ориентировались на Запад. Результатами такой политики стали грабительская приватизация, обнищание народа, крайнее ухудшение криминальной обстановки, высокая смертность среди населения, утрата независимого курса внешней политики в угоду западным державам и угроза распада и без того уменьшавшейся России.

Тенденции распада уже России были остановлены в начале 2000-х годов. Вместе с тем наше государство остается в довольно неопределенном положении: с одной стороны — тяга к копированию западной системы ценностей, с другой — отторжение страной и ее народом (пусть нередко и неосознанное) прозападного пути. Такая ситуация может привести страну к новой катастрофе.

Но к такой же катастрофе нас приведет и другой путь, который сегодня, пользуясь непростой социальной и духовно-нравственной обстановкой в обществе, активно пропагандируют определенные силы внутри и вне России. Это создание некоего неокоммунистического режима, некоего гибрида, в котором большевистские лозунги и сталинистская псевдоимперия соединены с легким псевдохристианским флером. Нет сомнений, что к такому гибриду примкнут все радикальные группировки как левого, так и правого (неонацистского) толка, ибо, как говорили святые отцы, «все крайности — от бесов».

Таким же путем в пропасть является вариант т. н. «русского нацизма» под лозунгом «Россия для русских». Неосталинизм и неонацизм являются смертельными врагами русской православной державности, которая объединяла многочисленные народы с разной верой, культурами и языками. Путь неосталинизма и неонацизма — это путь в никуда, путь к развалу страны, кровавым междоусобицам и утрате Россией своего суверенитета.

Но если пути «феврализма» и неосталинизма одинаково гибельны, то что тогда является выходом для России? Ответ на этот вопрос проистекает из уроков великого Русского Исхода. Единственным выходом для России является Белый Путь, т. е. возвращение к истокам своей исконной государственности, к истокам тысячелетней культуры и прежде всего к Православной вере.

Возвращение к Православию есть вопрос нашего выживания. От того, станет ли Россия православной или нет, зависит само ее существование. Об этом с гениальной прозорливостью писал еще К.Н. Леонтьев: «Церковь вечна, но Россия не вечна, и, лишившись Православия, она погибнет. Не сила России нужна Церкви — сила Церкви необходима России».

Что же необходимо для возвращения на Белый Путь?

1. Глубокое покаяние. Здесь слово «покаяние» надо понимать с богословской точки зрения. Покаяние (от греч. μετάνοια (метанойя)) — это изменение внутренней и внешней жизни человека, заключающееся в решительном отвержении греха и стремлении проводить жизнь в согласии с волей Бога. Это — «перемена ума», «перемена мыслей». Именно это должно произойти с нами, с нашим народом. Мы все должны осознать, что то, что произошло с Россией в 1917 году, было грехопадением, и никакие отдельные материальные успехи советского периода не могут быть оправданием этого грехопадения. Надо уяснить, что ужасы ХХ века были вызваны не просто злой волей отдельных личностей, но они являлись Промыслом Божьим, что главная причина их страданий — отступление от Его Воли. Поразительно, но это осознание приходило к некоторым людям уже в страшные годы красного террора. В застенках ЧК, где накануне были замучены и расстреляны сотни человек, включая малолетних детей, после освобождения одного из городов Белой армией была обнаружена надпись на стене: «Господи, прости». Не призыв к мести, не проклятия палачам, а смиренная мольба к Богу о прощении.

2. Провозглашение преемственности со всей тысячелетней русской историей, а не с отдельными ее периодами. Сегодня преамбула нашей Конституции, скопированная с Конституции США, провозглашает лишь общность территории и уважение к памяти предков. На наш взгляд, в Конституции должно быть закреплено положение, что нынешнее Российское государство является прямым наследником Киевской, Московской Руси, Российской империи и Великой Победы 1945 года, но с неприятием большевизма и его смягченной формы — советизма.

Эта преемственность не означает обязательного возвращения к монархической форме правления. В нынешних условиях, при современном уровне общественного сознания, подлинная монархия невозможна. Вот что писал об этом русский мыслитель И.А. Ильин: «Мы не смеем забывать исторических уроков: народ, не заслуживший законного Государя, не сумеет иметь его, не сумеет служить ему верою и правдою и предаст его в критическую минуту. Монархия — не самый легкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания. Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм».

Не будем пускаться в бессмысленные споры, что лучше — республика или монархия. Сама жизнь, само развитие подскажет форму правления государством. Важнее другое — чтобы в нашей жизни достойное место заняли традиционные для народов России великие постулаты российского просвещенного консерватизма: «Бог, Отечество, семья».