Записки путешественника на православный Урал

Верхотурье – небольшой городок в Свердловской области. Основан он был в конце XVII века, во времена Бориса Годунова, а задумывался ещё Иваном Грозным как перевалочный пост Руси для освоения покорённой Ермаком Сибири. Для Урала Верхотурье особенно тем, то это – первый русский город в наших местах.

Первой постройкой на утёсе над рекой Турой был кремль — чтобы укрываться там от хантов и манси, ибо с ними время от времени случались столкновения. От него до наших времён сохранился только фрагмент стены. Позже к ним добавились дома воевод, долгое время бывших самыми важными людьми на всём Урале, храмы, здания внутренних таможен, дома зажиточных купцов.

Когда я обратился за путёвкой в туристическое агентство, то рассчитывал осмотреть старинные здания, увидеть кремль, услышать про историю города. Экскурсовод, действительно, много рассказала о старине. Имеется там и действующий собор, строенный во времена Петра I, есть и другие, очень красивые старинные здания.

Однако главный акцент поездки оказался поставлен на православной вере. Поездка шла в основном по местам жития некоего Симеона Верхотурского – в село Меркушино. Ну что же, Симеон Верхотурский – тоже наша история. Да и осмотр старинных храмов — очень интересное занятие, отчего же не посмотреть?

В результате получилось так, что я мог пронаблюдать православных людей достаточно близко, так сказать, в действии, и немного изучить их нравы. И именно это впечатление, ставшее наиболее сильным, я хочу предложить читателю.

Ещё в автобусе, в качестве затравки к околопаломнической поездке экскурсовод предложил фильм П. Лунгина «Остров». Фильм этот поставлен «под православие», но с православием ничего общего не имеет: все «чудеса» там делаются из подлости и предательства, на них же и зиждется «святость» центрального персонажа фильма. Если назвать сие творение языком церкви, то это будет «бесовщина». Если оценивать фильм с точки зрения культуры, то Лунгин подменяет основу православия внешним антуражем, имеющим под собой совершенно иной фундамент. Посему я ожидал, что верующие, которых в автобусе было много, предложение сие с негодованием отвергнут. Но ничего подобного не произошло… Для меня это не было новостью: я и предполагал, что верующий человек имеет довольно смутное представление о своей собственной религии, а церковь это глубокое невежество поддерживает, считая благом.

Экскурсия в Верхотурье началась с посещения Симеонова камня на берегу реки Туры. По дороге экскурсовод рассказала о Симеоне Верхотурском, жившем и умершем в этих местах. Жил он в конце XVII века, принадлежал к числу «гулящих людей», т.е. людей, переезжающих для поиска работы с места на место. Жил тем, что шил («строил») верхнюю одежду. Дело это было по тем временам медленное, и Симеон поселялся для работ в доме надолго. Вечерами читал детям «сказки» (имеется в виду священное писание). Словом, человеком был добрым, работящим и хорошим.

Личность Симеона Верхотурского вызвала у меня симпатию: добрый человек, работал, трудился, детей любил и с ними занимался. Тишины искал, рыб ловил… Однако когда я узнал, что по значимости это – третий святой на Руси, то удивился: на Руси, думаю, и в те времена было много людей добрых, работящих и заботливых. Да и сейчас они вроде бы не перевелись.

Кроме этого, узнал я и ещё кое-что. Оказывается, г-н Россель, губернатор Свердловской области, ныне «превосходительство». О сём достопримечательном факте свидетельствует чугунная доска у церкви близ симеонова камня.

От камня мы поехали в село Меркушино, где и был похоронен Симеон. По дороге экскурсовод рассказывала нам о совхозах, находившихся в этих местах. Совхозы были очень богатые, стояли на ногах более чем крепко. В конце 80-ых люди стали разбегаться, кто куда, и в одном из бывших совхозов из 64-х дворов просто никого не осталось. Тот совхоз, что в селе Меркушино, ещё кое-как держится.

Один из колхозников (то хозяйство, где было 64 двора) решил было вернуться, нашёл односельчан… Но никто из них не захотел вернуться. От огорчения у человека возникла мысль – поставить в этих местах памятник погибающей деревне… Словом, заключила экскурсовод, — если государственная политика не изменится, все разбегутся.

Примерно с этими словами мы подъехали к Меркушино. Вдали блестел купол храма. Храм построен на месте то ли разрушенного в советские времена, то ли построен заново – к сожалению, не помню. И сильно сомневаюсь, что он строен на деньги церкви, а не на государственные, такое вот проявление государственной политики. Строение великолепное – блестящие купола, белые разве что не сверкающие стены. Отличной отделки пол и великолепный иконостас. Есть в этих местах и духовная пища для верующих – в храме имеется источник, пробившийся на месте могилы Симеона (что, собственно, и привело к канонизации). Всякий желающий может повернуть вентиль и набрать себе сколько пожелает. Нас просили не лить на пол; с этой целью поставлено пластмассовая чаша. Вода в ней на вид мутноватая, тёплая, и, как мне показалось, малость цветущая. Хотя обычно родниковая или ключевая вода ледяная и очень чистая. Учитывая вид воды, сказал бы, что толика хлорки вкупе с кипячением для этой воды была бы весьма нелишней. Лично у меня не только не возникло желания пить воду из источника, но и просто к ней притрагиваться. Зато возникло желание позвонить в местную санэпидслужбу. Народ, между тем, явился с двух-, трёх- и даже пяти- литровыми ёмкостями и запасался водицей впрок… Не лучше ли пить прямо из Туры?

В храме сохранилась стена старой церкви, и в это строение возникла очередь. Там есть доступ к стене гробницы Симеона, и верующие направились туда, чтобы прислонить к стене гробницы запасённые ими иконки, крестики и другие предметы. Получилась некая очередь; и я решил побродить по помещению.

В трёх местах расположены на стенах иконы. Рисунок забран стеклом. Верующие подходят, крестятся перед каждой из трёх икон, затем её целуют («прикладываются»). Целуют по-настоящему, а не имитируют поцелуй. А что-то никого, кто ходил бы и протирал стекло медицинским спиртом, я не заметил…

Но вот подошла моя очередь, и я спустился вниз, куда-то под иконостас. Внизу – маленькая кирпичная комнатка, в которой располагалось сразу человек восемь из числа прошедших ранее. В середине – нечто вроде каменного стола, а на столе – две неглубоких тарелки. Духота, жара, а народ помаленьку разливает добытую «ключевую» водичку по тарелочкам. Для чего именно – выяснять не стал, а потихоньку сбежал наверх: слишком уж оказался брезглив и слишком уж всё увиденное походило на шаманский обряд. Впрочем, это не просто похоже, это и есть самое что ни на есть настоящее шаманство.

Мы внимательно осмотрели дворик и сам храм. Во дворе мы обнаружили изящную стелу с надписями и православным крестом наверху. Оказалось, что стела сия поставлена в память о тех меркушинцах, что погиб на фронтах Великой Отечественной войны.

Некстати вспомнилось, что в те времена религия была малопопулярна, и гораздо большей популярностью пользовались ВКП(б) и комсомол. А их члены, согласно Уставу, должны были быть атеистами, причём – атеистами воинствующими. Это очень плохо совместимо с православием. И ставить над их именами православный крест – примерно такое же издевательство, как предложение похоронить В.И. Ленина, спустившего в четырнадцать лет свой нательный крест в нужник, по православному обряду.

Есть и ещё один момент. Не так давно я не без удивления узнал, что гитлеровцы на оккупированных территориях открывали церкви, и открыли их, как утверждают некоторые священнослужители, больше, чем было действующих церквей на территории СССР в то время. Один иерей, охваченный восторгом по этому поводу, в официальных материалах сайта Московской Патриархии сказал, что ещё немного – «и Второе Крещение Руси состоялось бы». Точно, состоялось бы. – Если бы не злодей-Сталин и те самые солдаты, в память которых во дворе храма поставлен памятник. Мне это почитание памяти советских солдат, погибших на фронтах Великой Отечественной, показалось до рвоты лживым: «казачки», власовцы и прочие «хи-ви» должны быть намного ближе православному сердцу. Ведь именно они, воюя в рядах христианского германского воинства под руководством А. Гитлера, несли Руси вожделеемое Московской Патриархии Второе Крещение!

Во дворе, прямо у стены церкви, несколько могил. В одной из них покоится священник, казнённый летом 1918-го года. История его гибели такова: когда подходил Колчак, местные крестьяне, люди зажиточные, не желали мобилизовываться на защиту советской власти. По сему поводу был устроен крёстный ход и также волнения. Священник, устроивший крёстный ход, по приговору военного трибунала был казнён за организацию саботажа. Через несколько дней пришёл Колчак и вскорости наглядно объяснил крестьянам, что почём в этом мире. Этот урок крестьяне освоили надолго. А святой отец — саботажник покоится ныне в церковной ограде… Уважаемый, достопочтенный человек!

Отдыхать нас привели в детский лагерь на притоке Туры – Актае. За оградой детского лагеря расположен ещё один храм, в котором есть чудотворный источник, и в этом источнике можно купаться. Из разговора сторожа с туристами я уяснил, что православные находятся в споре с детским лагерем. Сама же церковь подозрительно напоминает один из детских корпусов лагеря. Такое вот торжество справедливости: церкви вернули храм, строенный в своё время государством, ибо РПЦ в царские времена была государственным учреждением, забрав его у детского лагеря.

Посещение храмов в самом Верхотурье тоже вызвало одно не очень приятное впечатление: когда мы зашли в большой собор, строенный в 1913-ом году (в советское время там какие-то не по уму ретивые товарищи разместили колонию несовершеннолетних), то за стеклом икон, посвящённых тем или иным святым, проживавшим здесь, в Верхотурье, для наглядности были помещены фрагменты их останков, тронутые, понятно, естественными процессами. Возможно, это дело вкуса – нравится же патологоанатомам их работа! Здесь есть и ещё одна сторона вопроса: в 1918-ом году был собран VIII ликвидационный съезд, призванный отделить церковь от государства. Его эмиссары, в присутствии верующих, служителей культа и всех желающих приходили в церковь и вскрывали раку, где покоились нетленные мощи. Ничего нетленного они там не находили – и на верующих это производило колоссальное впечатление. – Как я понял, отцы церкви урок усвоили и демонстрируют ныне мощи таким наглядным способом. Безусловно, это весьма внятно и убедительно, но, на мой взгляд, шибко уж неэстетично…

Когда мы ехали назад, в Челябинск, я решил посмотреть купленную мною в храме «Православную газету», официальное издание епархии свердловской области. Там в номере 13 (256) есть речь нового патриарха всея Руси Кирилла. Он выступал перед студентами калининградских ВУЗов. В частности, было им сказано следующее: «Вы знаете, никакого спора между наукой и религией нет и быть не может по определению, как не может быть спора между наукой и живописью. Ошибка заключалась в том …, что Церковь на Западе … инкорпорировала в свою догматику, в своё вероучение определённые научные схемы Средневековья – например, геоцентрическую схему… у Церкви может быть право выносить нравственное суждение не только об отдельных научных идеях, как, например, клонирование, но и об отдельных технологиях… Осуществлять такого рода нравственную экспертизу Церковь, кончено, должна в тесном взаимодействии с научным сообществом.» — Во-первых, спор между живописью и наукой очень даже возможен, и образец такого спора приводит М.А. Лифшиц в одной из своих книг. Во-вторых, кроме религии, моральную оценку способны давать искусство, литература, этика и эстетика. Наш патриарх многовато на себя взял. В-третьих, смотрите, что получается: церковь претендует на некую моральную истину. Возникает вопрос: а куда ж подевались науки, этой самой моральной истиной занимающиеся? Психология, например. Или, скажем, обществоведение (кстати говоря, теперь в принципе нет немарксистского обществоведения). Или юриспруденция. И зачем бы им церковные моральные оценки, когда эти науки призваны сами изучать мораль и формировать её? А педагогика?

Высказывание патриарха сильно напоминает анекдот про некоего Ашота Карапетяна, который, орудуя шариком и тремя напёрстками, на общероссийском математическом семинаре наглядно опроверг теорему о равном распределении вероятностей. Только вот тут был целый блок гуманитарных наук… Оп! – и нету его! А где ж они, эти науки-то: история, право, обществоведение, психология, педагогика, философия? Куда подевались-то?

Я не выдержал и поделился своими впечатлениями с историком, путешествовавшей с нами. Прекрасная дама пожала плечами: «Ну а что Вы хотите? РПЦ – это всего лишь секта, хотя и большая. То, что это – мировая религия, по существу ничего не меняет, все моменты, связанные с пребыванием в секте, у православных представлены в полной мере, как-то:

1. Игнорирование культуры, не имеющей отношения к православию. Например, никому из них не придёт в голову не мыть дома посуды. Но если Вы им скажете, что стекло на иконах неплохо бы дезинфицировать, то на Вас посмотрят как на больного. В лучшем случае Вы услышите, что заразиться через икону невозможно потому, что этого не может быть никогда.

2. Полное безразличие и даже ненависть ко всему не-православному.

Как видите, типичное положение дел в секте, т.е. замкнутой внутри себя группы, разорвавшей со всей остальной культурой и живущей по своим правилам. Своей неадекватности эти люди не замечают, как не замечают они и того, что всё больше расходятся с окружающей их реальностью. Более того, они усматривают в этом некую доблесть, даже в том случае, если их идея ведёт их же самих к очевидному самоистреблению».

Путь из Верхотурья в Челябинск долгий, и я задремал. Мне снились кошмары: сначала мне казалось, что я напился «ключевой» водицы и у меня начинается холера… потом – и это было чрезвычайно неприятно – приснилось, что меркушинцы, погибшие на фронте, воскресают и с удивлением и ужасом смотрят друг на друга и самих себя, ибо в кармане вместо партийных и комсомольских билетов обнаруживают нательные кресты, на своём теле – форму гитлеровских «хи-ви», а в руках – «шмайссеры».