Выбор России: модернизация или маргинализация

«Russia Reborn» — название статьи директора Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина, которая в ноябре выходит в ведущем политическом журнале США Foreign Affairs, можно перевести как «Россия возрожденная». Материал посвящен проблемам переосмысления современной российской внешней политики, возможностям преодоления имперского прошлого в сознании политической элиты и перспективам модернизации страны. Автор публикации любезно согласился ответить на вопросы Русской службы «Голоса Америки».

Вадим Массальский: Дмитрий, прежде всего, расскажите, как появилась эта статья? Почему сейчас, и почему именно в Foreign Affairs?

Дмитрий Тренин: Я думаю, что это как раз тот случай, когда совпали интересы и редакции, и мои как автора. Я уже много лет занимаюсь проблемами международной безопасности и российской внешней политики, а потому, когда главный редактор этого ведущего политического издания США Джеймс Хоуг предложил мне подготовить публикацию на такую тему, я с удовольствием согласился.

На мой взгляд, в этой статье есть два важных момента. Во-первых, критика нынешней российской внешней политики. Для аналитика важен именно критический подход к исследуемой теме. А во-вторых, попытка проанализировать такое явление в российской внешней политике, как «статусомания». Иногда создается впечатление, что достижение или сохранение какого-то статуса — это для внешней политики России самоцель. И не всегда присутствует прагматичное осознание: а зачем это нужно? Конечно, если исходить из концепции «realpolitik», что каждое государство стремится к увеличению своей мощи — то внешняя политика России вполне укладывается в традиционное русло. Но, на мой взгляд, это слишком узкое и непродуктивное осуществление внешней политики. И во второй части своей статьи я как раз и пытаюсь обрисовать контуры новой внешней политики, которые были подчинены решению важнейшей государственной задачи.

В.М.: И в чем же, по вашему мнению, состоит эта задача?

Д.Т.: В том, чтобы определиться в выборе пути: либо модернизация страны, либо ее маргинализация. Если удастся страну модернизировать, значит, у России будет не только место, но и роль в мире, которая станет соответствовать ее потенциалу и ее амбициям. Если не удастся модернизация, то тогда катастрофы, я надеюсь, не будет. Однако Россия будет превращаться в периферию Европы, Азии и вообще — всего мира. Эта будет страна, которая и дальше будет качать нефть и газ, наверное — продавать чистую воду или даже свежий воздух, предоставлять свое пространство для всяческих транзитных перелетов… Но о России, как о крупном факторе международной жизни придется окончательно забыть.

В.М.: И в чем же вы видите здесь роль внешней политики?

Д.Т.: Эта политика должна эффективно приносить ресурсы извне для модернизации страны. В виде технологии, рабочей силы, нормальных отношений с соседями. Наконец, в виде возможности для российского бизнеса нормально работать за рубежом, а гражданам России комфортно чувствовать себя в любой точке планеты.

В.М.: В своей статье вы пишите, что у постсоветской России были две попытки интегрироваться с Западом. Обе они оказались неудачными. Но сейчас некоторые эксперты склоняются, что по-иному просто и быть не могло, что постсоветская Россия была не готова к такой интеграции.

Д.Т.: Трудно говорить о том, что могло быть, а чего не могло… Но я исхожу из того, что жизнь многовариантна. Поэтому тот вариант развития России, который сегодня проложил себе дорогу, конечно, был не единственно возможным. Другое дело, что ожидания, которые были у Запада и у России во времена Ельцина и Путина, были нереалистичны. Многое тут зависело от внутренних российских факторов, но кое-что и от внешних. И уже здесь, я считаю, ответственность за то, что такая стыковка интересов Запада и России не произошла, несут в первую очередь Соединенные Штаты, как главный игрок на мировой арене. Ни у Джорджа Буша-старшего, ни у его сына — Буша-младшего, не было попыток сделать этот важный шаг навстречу России.

В.М.: A сегодня, у президента Барака Обамы есть, на ваш взгляд, стремление сделать такой шаг навстречу Москве?

Д.Т.: Сегодня, я думаю, мы уже просто «проехали эту развилку». И говорить об интеграции России, как мы говорили в 1992-м или 2002-м году, сейчас трудно. Однако это не значит, что история американо-российских отношений закончилась. Вот в своей статье я говорю о модернизации. Абсолютно ясно, что в одиночку это задача для России не подъемная. Ориентироваться при проведении модернизации России следует, прежде всего, на Евросоюз. Но таким мощным стратегическим партнером для Москвы ЕС не станет, пока не будет достигнут прогресс в американо-российских отношениях. Европа не пойдет на открытое и широкомасштабное партнерство с Россией, пока не будет преодолена враждебность между Москвой и Вашингтоном. В свою очередь, условием для этого должно стать стратегическое оборонное сотрудничество США и России. Прежде всего — в области ПРО. Сегодня немало скептиков, которые по многим объективным причинам считают такое сотрудничество нереальным. Но мне вспоминается 1986-й год, когда я впервые приехал на советско-американские переговоры по сокращению стратегических вооружений. Тогда советская сторона и слышать ничего не хотела ни о каких инспекциях ядерных объектов, но уже через пять лет такие двухсторонние инспекции стали реальностью. И сегодня широкомасштабное сотрудничество США и России возможно, но для этого требуется проявить политическую волю и, если хотите — мужество. Я полагаю, что президент Барак Обама проявил именно такой подход, когда отказался от планов создания позиционного района ПРО в Польше и Чехии.

В.М.: Кстати, как раз сегодня в Праге находится вице-президент Джо Байден. А двумя днями раньше он посещал Варшаву и заверил поляков, что Соединенные Штаты никогда не оставят без защиты своих восточноевропейских союзников. В качестве компенсации вместо района ПРО планируется размещение, например, в Польше зенитно-ракетных комплексов «Пэтриот». Как, по-вашему, Москва должна реагировать на эти известия?

Д.Т.: Я полагаю — очень спокойно. Пока это не угрожает стратегическому ядерному потенциалу России, не стоит делать на это акцент. Я думаю, что сейчас Кремль это понимает и, кстати, реагирует адекватно. Москва сейчас тоже заинтересована в том, чтобы Вашингтон успокоил своих восточноевропейских союзников. Знаете, в Европе есть две паранойи, которые продолжают оказывать влияние на вопросы безопасности. Первая паранойя — это российская по отношению к Соединенным Штатам. За ней стоит страх, что Америка создаст потенциал безответного первого ядерного удара и, в конце концов, уничтожит Россию. Или загонит ее в такой угол, из которого она никогда не сможет выбраться. Вторая паранойя — восточноевропейская — уже по отношению к России. Ближайшие соседи до сих пор опасаются угрозы военной экспансии России и сдачи интересов малых стран Вашингтоном в большой игре с Москвой. И сегодня Соединенные Штаты и Россия должны сделать все, чтобы преодолеть самим, и помочь преодолеть восточноевропейцам эти опасения, которые сформировались под воздействием исторического опыта. Если нынешнее турне Джо Байдена в регион послужит такой цели, то это можно будет только приветствовать и это послужит как раз развитию американо-российского оборонного сотрудничества.

В.М.: Вот вы говорите о совместной обороне двух держав. А против кого они будет объединяться, создавая глобальную ПРО? Неужели только против иранской ядерной угрозы?

Д.Т.: Не только. Сегодня трудно представить, с какими новыми вызовами столкнется Ближний и Средний Восток, допустим, лет через десять? В чьих руках может оказаться ядерное оружие в Пакистане? Чем ответят на создание иранского ядерного потенциала Саудовская Аравия и Египет? Лично я желаю всем этим и другим странам региона стабильности и процветания. Но ведь никто из нас сегодня не может дать гарантии, какие тенденции в этом неспокойном регионе могут возобладать в обозримом будущем, какие угрозы могут появиться…

Я уже не говорю о политике откровенного ядерного шантажа со стороны Северной Кореи. В общем, обоснований для американо-российского стратегического партнерства, к которому, кстати, в будущем мог бы присоединиться и Китай, более чем достаточно. Это уже стратегические планы на весь 21-й век.

Кстати, меня очень обнадеживает то, как проходят сегодня в Вене переговоры группы шести стран с Ираном. Я полагаю, что именно сближение российской и американской позиций по иранской ядерной программе заставляет сегодня Тегеран идти на компромисс. Это позитивный пример и для других сфер международного сотрудничества.

В.М.: И последний вопрос. Основной посыл вашей публикации в Foreign Affairs о необходимости модернизации в какой-то степени перекликается с главной идеей недавней программной статьи российского президента Дмитрия Медведева «Россия, вперед!». В какой степени вы разделяете оптимизм российского лидера о возможности больших перемен в стране?

Д.Т.: Я думаю, что Россия уже меняется и будет меняться, хотя это не значит, что процесс пойдет линейно и быстро. Россия будет меняться, как и любая страна, у которой были колонии, были имперские амбиции. Все это всегда трудно и долго преодолевается. Я полагаю, что в будущем именно Россия может стать аналогом Соединенных Штатов на евразийском пространстве. Ведь у обеих стран общие европейские корни. И это то, что их способно объединять. А что касается статьи президента Медведева, то, я надеюсь, что президент России будет действовать в рамках своей статьи. Дмитрий Медведев — в отличие от Дмитрия Тренина — не аналитик, а глава большого государства. А значит, следует ожидать, что за каждым написанным президентским словом последуют дела. Иначе эффект этой статьи опускается ниже нуля. Кстати, и времени у российского президента не так уж и много — он отработал на своем посту треть срока. Поэтому, если за оставшееся время Дмитрий Медведев попытается реально воплотить в жизнь те вещи, о которых он пишет, то это будет достойно большого уважения.