Все, что вы не хотели знать о Китае

Начну издалека — с цитаты.

«Ратники «в печали прощаются с родными местами», а чиновники забивают насмерть дезертиров. На учении китайский кавалерист с гордостью заявляет, что он «на полном скаку не держится за луку (седла). Это просто смешно не только для степняка, но и для нас. Вот уж действительно достижение!»

Заглянув в любую книгу Льва Гумилева, вы легко обнаружите с полсотни пассажей вроде этого. Между тем, общеизвестный стих Ду Фу («В поход за Великую стену») звучит так:

Я бросаю поводья на полном скаку,
Конь несется с холма на зеленый лужок,
Но у всех на виду, не держась за луку,
Я сгибаюсь в седле — и хватаю флажок.

Проще говоря, герой хвастается вовсе не тем, что не цепляется за седло при обычной скачке. Речь идет о сложном трюке — всадник должен свеситься из седла и на внушительной скорости цапнуть небольшой предмет, при этом продолжая удерживать поводья. Все еще смешно?

Увы, но творчество Гумилева кишит подобными передержками. А ведь его мифы о Китае весьма популярны. К тому же массы осваивают творчество Гумилева очень избирательно — скажем, сомнительный тезис о нерасторжимой связи китайцев и субтропиков всплывает постоянно, а вот эффектное описание китайской экспансии в эпоху династии Хань — начисто игнорируется. В совокупности все это сильно отдает эскапизмом.

Попробуем разобрать пару любимых в народе мифов о Китае.

Итак, миф №1 — китайцы небоеспособны. В поддержку этого тезиса обычно упоминают Чингисхана и его многочисленных последователей, а также позорные провалы китайских милитаристов в XIX веке и первой половине XX века.

Вообще говоря, те же монголы быстрее всего разобрались как раз с Русью — китайцы сопротивлялись намного дольше. Впоследствии малочисленная крымская орда триста лет создавала Московской Руси гигантские проблемы (вплоть до сожжения Москвы) — и, увы, модель отношений с крымчаками по сути мало отличалась от взаимоотношений Китая с «северными варварами». Кремль посылал ханам «поминки», терпел откровенное вымогательство, выкупал пленных и с переменным успехом отбивался от набегов, прочно застряв на границе черноземной зоны. Дальше на запад дела обстояли еще хуже — авары и венгры, наголову разгромленные в степи, грабили Европу столетиями.

Между тем, западные кочевники исторически уступали номадам из Восточной части Великой степи во всех отношениях. Кочевые империи строились с востока на запад, и никогда — наоборот. Иными словами, в отличие от земледельцев запада, ханьцы имели дело с первоклассными ордами. Тот единственный случай, когда соседи китайцев добрались до Руси, оказался для нас столь же плачевным, как и для китайцев.

Впрочем, даже с поправкой на «качество» противников факт остается фактом: средневековые китайцы действительно не отличались боеспособностью. Это неудивительно. Уже под занавес античности военное дело в Китае стало презираемым, а на поле боя вышли армии, укомплектованные солдатами-уголовниками («молодые негодяи»). Подобное положение сохранялось почти на всем протяжении средних веков.

Однако почти тогда же аналогичная ситуация возникла и у римлян; и у индусов, в свое время остановивших победоносный марш Македонского; а также у некогда крайне драчливых среднеазиатов (согдийцев — предков таджиков). «Трусость» — обычное дело для «старых», чрезмерно развитых цивилизаций. Если все уже освоено, а технологический прогресс «тормозит», эффективность инвестиций чрезвычайно низка. Чтобы развиваться дальше, «старикам» приходится урезать «непроизводительные» расходы — и прежде всего военные. В итоге боеспособность теряют даже самые воинственные этносы — взять хотя бы «современную Европу».

Проблема в том, что эта схема работает и в обратную сторону. Приведу по этому случаю цитату из Гоголя: «что за честь для русского сразиться с добродушным немцем, если тот все равно побежит»? Итак, еще около 1846-го «бедный Михель» — за прусским исключением — вовсе не считался хорошим солдатом. Однако спустя поколение Михель стал Фрицем. Это произошло, заметим, сразу после вступления Германии в фазу быстрого роста.

Есть и примеры не столь близкие, но очень живописные. Заглянем, например, в Индию. Ее история в Средние века сводится к циклу: сначала Индию завоевывают мусульмане-афганцы, а затем они утрачивают боеспособность, и им на смену приходят следующие афганцы. Почти тысячу лет огромные массы индусского населения пассивно склонялись перед очередными завоевателями, как трава под ветром.

В такой вот Индии жила-была секта, проповедовавшая, разумеется, непротивление злу вообще и мусульманским шахам в частности. Однако в середине XVII века эти сектанты внезапно развязали длительную и кровавую партизанскую войну против Великих Моголов. В следующем столетии — успешно блокировали очередную волну афганского вторжения и подчинили мусульман Пенджаба. В XIX веке — создали армию европейского образца и загнали афганцев за Хайберский проход; примерно поэтому населенный пуштунами Вазиристан сейчас принадлежит Пакистану. Проиграв англичанам — увы, но против этого лома не было приема, — они составили один из важнейших компонентов англо-индийских войск и успешно участвовали в обеих мировых войнах. Эта секта продолжает создавать проблемы родному правительству и сейчас. Речь, конечно, идет о сикхах.

Даже ограниченного и локального роста зачастую бывает достаточно для радикальной «мутации» менталитета. При вступлении же в фазу полноценного роста «трусость» испаряется практически повсеместно и почти мгновенно.

Уже в 1950-53 годах «небоеспособные» китайцы пережили в Корее напалм, артобстрелы по 160 снарядов на гектар и бомбежки по 100-120 тонн на квадратный километр. При этом американские ВВС абсолютно господствовали в воздухе — советская авиация прикрывала только самые северные районы КНДР. Тем не менее, НОАК сыграла с американцами вничью, причем дело отнюдь не только в заваливании противника трупами — одной лишь этой стратегией много не навоюешь. Разумеется, у китайцев еще были и будут провалы. Однако эпоха «молодых негодяев» — закончилась.

Теперь займёмся мифом №2 — Китай исторически не склонен к экспансии. Вот, примера ради, донельзя показательный пассаж:

«Китай пять тысяч лет существует примерно в одних и тех же границах, в пределах своих территорий — у них нет желания начинать экспансию. У них эта Сибирь постоянно под боком находилась, а покорили ее русские. Если тебе чего не хватает, отбери у соседа — это европейский подход. Но это не способ мышления Китая, который всегда был перенаселен» (Павел Быков «Эксперт»). Как и большинство околокитайских мифов, миф о «неэкспансивности» Поднебесной стоит на двух столпах.

Во-первых, на незнании географии. Между Великой Стеной и Сибирью лежали полторы тысячи километров земель с сомнительным климатом и крайне боеспособными варварами. Гораздо более слабые крымцы столетиями не пускали нас на степные черноземы.

Во-вторых, на незнании истории. Действительно, средневековый Китай существовал почти в одних и тех же границах. Однако, во-первых, в этих границах существовало почти одно и то же население. Во-вторых, в этих границах были абсолютно все ресурсы, необходимые для развитой доиндустриальной экономики. Как замечал один осведомленный англичанин во второй половине ХIX века: «Китайцы имеют лучшую на свете еду — рис; лучший на свете напиток — чай; лучшие одежды — хлопок, шелк, меха. Даже на пенни им не нужно покупать где бы то ни было. Поскольку империя их столь велика, а народ многочислен, их торговля между собой делает ненужными всякую значительную торговлю и экспорт в зарубежные государства». Нетрудно заметить, что нынешняя китайская экономика несколько отличается от тогдашней.

Так или иначе, внешняя экспансия была для средневекового Китая чем-то вроде программы по заселению Марса. Тем не менее, на протяжении всего средневековья продолжалась колоссальная по масштабам колонизация Центрального и Южного Китая. Около 500 года там жила лишь малая толика аборигенов и еще меньшее количество китайских переселенцев. Через шестьсот лет (XII век) там уже сосредоточилось 2/3 китайского населения. Одновременно военная экспансия средневекового Китая временами охватывала огромные «внешние» территории от Кореи до нынешнего Узбекистана и от Байкала до Центрального Вьетнама. Подчеркну — речь идет о «национальных» династиях.

А теперь заглянем на средневековый Запад. Надо полагать, он вовсю расширял жизненное пространство? Отнюдь нет. Захваты крестоносцев в Прибалтике были ничтожны, а в Средиземноморье — еще и эфемерны. Испанцы наступали на мавров со средним темпом километр в год. Горсть викингов доплыла до Америки — но последователей у этой горсти почему-то не нашлось. Напротив, турки захватили громадный кусок Европы.

Странно, что никто не пытается рассуждать об исторической неспособности Запада к экспансии, опираясь на эти вопиющие факты. Возможно, дело в том, что при переходе в фазу быстрого экономического роста ничтожная по размерам и численности населения Западная Европа оккупировала больше половины планеты, а европейские переселенцы прибрали к рукам целое полушарие, не считая всяких Австралий. Та же картина наблюдалась и в предыдущей «быстрой фазе» — античная цивилизация Запада захватила огромный кусок известного ей мира.

Может быть, «быстрый» — античный — Китай вел себя иначе? Если бы. В течение предыдущей фазы быстрого развития Поднебесная увеличила свою «коренную» территорию вчетверо — не считая внешних владений. Именно так образовались «неизменные границы», столь импонирующие экспертам по эскапизму. Возможно, иначе все будет сейчас? Едва ли — первых же признаков нового роста оказалось достаточно для нового всплеска экспансии. Еще 150 лет назад Маньчжурия и Внутренняя Монголия почти не имели ханьского населения, а теперь оно там преобладает.

Кстати, посмотрим на Маньчжурию (кит. Дунбэй) повнимательнее — ибо она сильно кого-то напоминает. Первое, что бросается в глаза — климат. Из-за «стыка» холодного и теплого течений в Тихом океане «краснодарский» климат окрестностей Пекина на протяжении пары сотен километров сменяется температурным режимом, практически равноценным тому, что господствует на населенном юге Сибири. Правда, влажность в муссонной Маньчжурии намного выше, и это не добавляет ей привлекательности — море грязи осенью и гниющие на корню посевы мало кому нравятся. В итоге, при движении на север от китайцев требовалось «скачкообразное» приспособление к принципиально новым для них и неблагоприятным условиям. Между тем, на юге лежали бескрайние неосвоенные земли.

Однако, как только возможности для колонизации юга были исчерпаны, миграционные потоки направились на север и наткнулись на «ивовый занавес». Захватившие к тому времени Китай маньчжуры полностью запретили переселение китайцев на свои исконные земли. «Занавес» рухнул лишь во второй половине ХIX века — но уже к 1905-му Маньчжурия выглядела как типично китайская область.

В дальнейшем Дунбэй пережил три войны и японскую оккупацию. В начале 60-х в поссорившемся с Москвой Пекине привели в действие план «Угроза с Севера». Один из пунктов плана предусматривал массовый вывод из Дунбэя стратегически важных промышленных предприятий. В дальнейшем центральные власти принципиально не вкладывались в «обреченную» Маньчжурию, сосредоточившись на развитии Юга. По итогам всех этих неурядиц население Дунбэя за последние сто лет выросло всего в двадцать раз.

При этом следует учитывать, что вплоть до 1990-х Китай развивался весьма неустойчиво. О том, чем оборачивается полноценный рост, можно судить по ближайшему соседу Поднебесной. В отличие от китайцев японцы — это действительно клинический пример «колонизационного идиотизма». Полистав Мураками, можно найти живописный рассказ о том, как во второй половине XIX века японские крестьяне-колонисты блуждают в безлюдных дебрях… Хоккайдо. Это не фантастика, а суровый исторический факт. Японцы не смогли за полторы тысячи лет полностью освоить острова размером с Финляндию — и это несмотря на перенаселенность.

Тем не менее, в ХХ веке их военная активность простерлась от Бирмы до Мидуэя. Что же касается активности колонизационной, то вот только один пример. «В августе 1914-го японцы захватили первые микронезийские острова, а в конце октября уже над всей Микронезией развивался флаг Страны Восходящего солнца… С характерным для них упорством японцы превратили заросли кустарников и джунгли Тихоокеанских островов в плодородные поля… Прошло полтора десятилетия, и микронезийские острова превратились в предместье Японии. Уже в 1930-м в Микронезии жило больше японцев, чем коренных жителей. На Сайпане, например, население увеличилось на тысячу процентов. Во время американского вторжения из тридцати тысяч жителей Сайпана лишь трое были микронезийцами, а остальные, все без исключения, японцами. Микронезия оставалась Микронезией лишь географически. По составу же населения, укладу жизни она постепенно(?) превращалась в новую Японию Южных морей» (Милослав Стингл).

Впрочем, Микронезия — это мелочи. Маньчжурия, захваченная японцами в 1931-м, к 1945-му уже успела изрядно японизироваться — несмотря на размеры и малоприятный климат. И сделал это народ, органически не способный к эффективной экспансии. О китайцах такого не скажешь.