Социологическая зависимость и социологический фетишизм — прямое следствие отказа от свободных выборов
Любое социологическое исследование требует соотнесения с реальностью. Применительно к данному опросу реальностью является то, что октябрь уж наступил. В прямом пока смысле: в том, что роща отряхает последние листы, а не в том, что юный октябрь впереди. А вот о вероятности прихода некалендарного октября, конечно, можно порассуждать, рассматривая результаты ФОМа. Принимая во внимание то, что этим опросом не может быть зафиксировано.
Нет здесь объективных экономических показателей. Речь идет об оценке людьми своего положения, что, конечно, существенно, но является совсем другим предметом исследования. Однако в итоговом тексте происходит подмена. Две рядом стоящие фразы: «За второй квартал 2009 положение людей не ухудшилось. В среднем по России на два процентных пункта снизилась доля тех, кто считает свое положение плохим или очень плохим», – между собой никак не связаны. Одна повествует о ягоде, растущей возле дачи, а другая содержит информацию о том, что близкий родственник живет в столице Украины.
И это касается исследования в целом. Появляющиеся в тексте фразы об улучшении или ухудшении экономического положения населения лишены содержания и читательскому расположению не способствуют. И это тем более досадно, что зафиксированная исследованием оценка людьми собственного положения гораздо более существенна при ответе на главный вопрос – о вероятности повышения политической активности. Хотя, конечно, делать на основе этих данных прямые политические прогнозы не стоит.
Это, вообще, особенность, а говоря откровенно, ограниченность, социологических методов при изучении текущей политической ситуации. В данном случае заказчику (администрации президента России), очевидно, требовался охват всей страны. Но чем масштабнее исследование, тем дольше надо ждать его результатов – об этом уже говорилось. Очевидно и другое: за пределами исследования остался вопрос о мотивации возможных политических выступлений. Такое впечатление, что заказчик исходил из того, что где тонко, там и рвется. Где хуже экономическое положение (данных о котором, повторю, в исследовании нет), там и следует ждать проявлений недовольства.
А эти проявления – суть главные критерии оценки деятельности губернаторов. Они, а не реальное положение дел. Авторы исследования прекрасно это понимают: «При определении эффективности губернаторов, лучше всего смотреть на уровень недовольства властью, – то есть на то, как оценивают ее сами люди в этих регионах».
Но для изучения оценки людьми региональной власти существует очень простой способ – свободные выборы. И ждать результатов с июня по октябрь не надо. Федеральная власть полагает, что социологи справятся с этим лучше. Дело хозяйское.
Собственно, весь опрос – подмена реальной обратной связи власти с населением набором весьма интересных и заслуживающих внимания сведений, интерпретация которых требует проведения дальнейших исследований. Так, ни историка, ни политолога, ни конфликтолога не убедят данные о низкой степени готовности к участию в акциях протеста в Москве и Питере. И рекомендация власти обратить внимание на ситуацию, прежде всего, в депрессивных регионах ни от одного из этих специалистов не поступит. А вот почему – вопрос существенный, в ответе не него и содержится разъяснение того, что такое социологическая ограниченность.
Дело в том, что подобные опросы не фиксируют мотивацию поведения людей, особенно мотивацию ситуативную. Классические примеры из отечественной истории – реакция на увольнение четырех рабочих Путиловского завода в январе 1905 года или недовольство перебоями в хлебной торговле в Петрограде в феврале 1917-го. Понятно, что июньское исследование не может зафиксировать нынешнюю активность в Питере в связи со строительством «газоскреба» или развитие конфликта в Москве вокруг статьи Александра Подрабинека.
Кроме того, вербальная готовность выйти на улицы в депрессивных регионах не значит ничего без организационных структур. Данный опрос эту тему обходит.
Ну и, наконец, социология не в состоянии установить непрямые связи и зависимости. Пример из совсем недавнего прошлого – взаимосвязь между лоббированием «АвтоВАЗа» и положением среднего класса в Приморье. Может быть, специальный, узконаправленный опрос на Дальнем Востоке эту связь бы выявил, но вряд ли бы ее зафиксировало исследование общественных настроений в Тольятти.
Из всего этого не следует, будто я пытаюсь умалить значение социологии. Это великая наука, ФОМ – бесспорный авторитет и лидер, а данный опрос весьма ценен и полезен. Причем по нему можно судить не только о ситуации в российских регионах, но и о российской власти, попавшей – это очевидно – в социологическую зависимость и страдающую социологическим фетишизмом.
Как говорят историки-медиевисты, поддельных грамот не бывает. Если таковые обнаружены, то по ним можно судить о мотивации и устремлениях тех, кто их подделывал. Разумеется, данный опрос – не подделка, не фальсификация, не мистификация. Но это исследование, сделанное под определенного заказчика, с учетом его уровня и его понимания реальности. Что есть, то есть, и отрицать это бессмысленно.
А про заказчика я уже все сказал.
