Сквозная рана: Тайны катынского леса 67 лет спустя

С самого начала апреля, когда до Дня Победы оставалось немногим более месяца, средства массовой информации России стали уделять все больше и больше внимания единственному событию, связанному с Великой Отечественной войной, — гибели польских офицеров в Катынском лесу. Впервые сообщения об этом поступили из гитлеровской Германии 13 апреля 1943 г. В них утверждалось, будто польские офицеры были убиты советскими властями.

2 апреля по телеканалу «Россия К» был показан фильм Анд­жея Вайды «Катынь», в котором вина за расстрелы поляков была возложена на советские власти. В обсуждении фильма приняли участие представители столичной интеллигенции (кинорежиссер Н.Михалков, историк А.Чубарьян, руководитель Федерального архивного агентства А.Артизов), которые дружно солидаризировались с содержанием фильма и его выводами.

Через пять дней, 7 апреля, на кладбище в Катынском лесу состоялась траурная церемония, для участия в которой прибыл премьер-министр Польши Д.Туск. В этой церемонии принял участие глава правительства РФ В.В.Путин, который в своем выступлении возложил ответственность на Советское правительство за гибель поляков. Гибель 10 апреля другой польской делегации во главе с президентом Польши Лехом Качиньским, также направлявшейся в Катынский лес, стала поводом для новых акций в связи с событиями многолетней давности. В них также повторялись утверждения, впервые прозвучавшие в гитлеровской пропаганде.

Через неделю тему Катыни подхватил президент РФ Д.А.Медведев. Прибыв 18 апреля в Краков на похороны Качиньского, президент обвинил лично Сталина в организации массовых казней в Катынском лесу. Медведев вернулся к вопросу о Катыни в ходе своей поездки по Скандинавским странам. Повторяя свои обвинения в адрес советских властей с эмоциональным накалом, Д.А.Медведев объявил 28 апреля на пресс-конференции в Копенгагене о своем распоряжении разместить на правительственном сайте материалы, относящиеся к катынскому делу. Прибегнув к любимому им способу распространения информации через интернет, президент России продемонстрировал высокую степень значимости для него вопроса, который стал предметом гласности 67 лет назад, и фактическое согласие с утверждениями гитлеровской пропаганды того времени по поводу захоронений в Катынском лесу.

Как скрыть убийство миллионов с помощью трупов в Катынском лесу

Почти ровно за 67 лет до гибели президента Польши Леха Качиньского и его спутников под Смоленском Йозеф Геббельс записал 9 апреля 1943 г. в своем дневнике: «Вблизи Смоленска были найдены массовые захоронения поляков». Геббельс утверждал: «Большевики просто расстреляли и затем закопали в общие могилы около 10 тысяч польских пленных, среди которых были граж­данские лица, священники, представители интеллигенции, художники и т. д.».

Не пояснив, как была доказана ответственность «большевиков» и как были установлены профессиональные занятия покойников, Геббельс поспешил записать, как он решил использовать трупы, обнаруженные в могилах. В том же абзаце сказано: «Я принял меры для того, чтобы журналисты из нейтральных стран посетили польские массовые захоронения. Я также принял меры, чтобы туда привезли представителей польской интеллигенции. Они сами смогут увидеть, что их ждет, если осуществится их желание и немцы потерпят поражение от большевиков».

Цинизм Геббельса не имел границ. К этому времени Польша уже четвертый год была под пятой немецко-фашистских оккупантов. В памятной записке М.Бормана, предъявленной на Нюрнбергском процессе, излагались принципы германской политики в Польше, превращенной в генерал-губернаторство. Через год после начала оккупации, 2 октября 1940 г., А.Гитлер, по свидетельству М.Бормана, в своей беседе с генерал-губернатором Г.Франком «подчеркнул, что поляки, в противоположность нашим немецким рабочим, рождены специально для тяжелой работы; нашим немецким рабочим мы должны предоставлять все возможности выдвижения: по отношению к полякам об этом не может быть и речи. Даже нужно, чтобы жизненный уровень в Поль­ше был низким, и повышать его не следует… Если поляк будет работать 14 часов, то, несмотря на это, он должен зарабатывать меньше, чем немецкий рабочий».

Борман писал: «Фюрер разъяснил, что… будет совершенно правильным, если в губернаторстве будет избыток рабочей силы, тогда необходимые рабочие будут действительно ежегодно поступать оттуда в империю. Непременно следует иметь в виду, что не должно существовать польских помещиков; там, где они будут — как бы жестоко это ни звучало, — их следует уничтожить… Фюрер подчеркнул еще раз, что для поляков должен существовать только один господин — немец; два господина, один возле другого, не могут и не должны существовать; поэтому должны быть уничтожены все представители польской интеллигенции. Это звучит жестоко, но таков жизненный закон».

Излагая программу действий по отношению к церкви в Поль­ше, Гитлер сказал: «Будет правильным, если поляки останутся католиками; польские священники будут получать от нас пищу, за это они станут направлять своих овечек по желательному для нас пути. Священники будут оплачиваться нами, и за это они будут проповедовать то, что мы захотим. Если найдется священник, который будет действовать иначе, то разговор с ним будет короткий. Задача священника заключается в том, чтобы держать поляков спокойными, глупыми и тупоумными. Это полностью в наших интересах».

Но и до получения этих указаний Гитлера, Франк уже начал проводить безжалостную политику по отношению к польскому народу. В первый же год после начала оккупации свыше 2 миллионов поляков были вывезены на принудительные работы в Германию. Польское население подвергалось жестоким репрессиям. В интервью Ганса Франка, данном корреспонденту газеты «Фёлькишер беобахтер» Клайссу 6 февраля 1940 г., генерал-губернатор объяснял, чем отличается жизнь в «протекторате Богемия и Моравия» от жизни в генерал-губернаторстве: «Образно я могу об этом сказать так: в Праге были, например, вывешены красные плакаты о том, что сегодня расстреляно 7 чехов. Тогда я сказал себе: «Если бы я захотел отдать приказ о каждых семи расстрелянных поляках, то в Польше не хватило бы лесов, чтобы изготовить бумагу для таких плакатов. Да, мы должны были поступать жестоко».

Однако вскоре Франк заявил, что до сих пор оккупанты не действовали в полную силу при проведении репрессий. 30 мая 1940 г. в своем выступлении перед руководителями полиции генерал-губернаторства Ганс Франк говорил: «10 мая началось наступление на западе, и в этот день во всем мире пропал интерес к событиям, которые происходят здесь, у нас». Франк жаловался на то, что до тех пор в мире публиковались сообщения о массовых репрессиях в Польше, и это, мол, заставляло оккупационные власти проявлять известную сдержанность. «С 10 мая, — объявлял Франк, — мы не придаем этой ужасной всемирной пропаганде никакого значения… Я признаюсь откровенно, что тысячи поляков поплатятся за это жизнью, и прежде всего это будут руководящие представители польской интеллигенции… Обергруппенфюрер СС Крюгер и я решили, что мероприятие по умиротворению будет проведено ускоренными темпами».

О том, что означало это «мероприятие по умиротворению», Ганс Франк пояснил в своем дневнике в 1940 г.: «Кто нам подозрителен, должен быть тотчас ликвидирован. Если в концентрационных лагерях рейха находятся заключенные из генерал-губернаторства, то они должны быть… уничтожены на месте».
Население польских земель, включенных в состав Германии, было полностью лишено прав. В официальном докладе правительства Польши, представленном для Нюрнбергского процесса, указывалось: «4 декабря 1941 г. Геринг, Фрик и Ламмерс подписали… декрет, который фактически ставил всех поляков и евреев на присоединенных территориях вне закона. Декрет делает из поляков и евреев особую, второсортную, группу граждан. По этому декрету поляки и евреи обязаны к безусловному послушанию по отношению к рейху… Введены были новые принципы права. Наказание могло быть наложено «по интуиции», обвиняемый был лишен права выбора защитника и права апелляции».

В докладе говорилось: «Одной из наиболее отвратительных черт гитлеровской оккупации в Польше было применение системы заложничества. Коллективная ответственность, уплата коллективной пени и торговля человеческой жизнью считались лучшим методом порабощения польского народа». В своем выступлении перед руководителями нацистских партийных организаций в Кракове Франк говорил: «Я не постеснялся заявить, что если будет убит один немец, то будет расстреляно до ста поляков».

Заложников захватывали и расстреливали даже в тех случаях, когда преступление носило явно уголовный характер. После ограбления и убийства семьи немецких колонистов в деревне Юзефув 300 жителей этой деревни были расстреляны. За убийство бандитом полицейского было схвачено около 170 заложников в селении Вавер, а 107 из них расстреляны.

Уже к концу 1939 года в Польше было уничтожено свыше 100 тысяч человек. На территории Польши были созданы лагеря смерти: Освенцим (или Аушвиц), Майданек, Треблинка и другие. В своем выступлении Франк говорил: «Если бы я пришел к фюреру и сказал ему: «Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил 150 000 поляков», — то он бы сказал: «Прекрасно, если это необходимо». К концу своего хозяйничанья немцами было уничтожено около 6 миллионов поляков — 22% населения страны. Конечная цель политики геноцида состояла в ликвидации всего польского народа к 1950 году.

Совершенно очевидно, что геббельсовская пропагандистская кампания вокруг захоронений под Смоленском была организована с тем, чтобы скрыть преступления оккупантов в Польше и создать впечатление, будто самые страшные злодеяния по отношению к польскому народу были совершены в Советской стране и ее властями.
Ныне создается впечатление, что эти усилия гитлеровцев увенчались успехом. В последние недели в польских средствах массовой информации постоянно повторялось, что «Катынь — это главная рана польского народа». В эти дни в Польше не говорили о целенаправленном уничтожении интеллигенции и планомерном геноциде всего польского народа в годы немецкой оккупации, но зато постоянно твердили о чудовищных массовых расстрелах и об уничтожении «польской элиты» советскими властями в Катынском лесу. (Никаких доказательств, что в катынских могилах на самом деле была погребена польская элита, не приводилось. Потом с таким же пафосом и также бездоказательно стали говорить, что в самолете вместе с Лехом Качиньским погибла значительная часть «польской элиты».)

Можно возмущаться тем, что канун празднования 65-летия Победы над гитлеровской Германией был избран для проведения мероприятий, в которых главным виновником горя поляков была избрана наша страна. Можно поражаться беспамятству людей, забывших, что в сражениях 1939 года против германской армии, которые увенчались утратой Польшей независимости, польская армия потеряла 66 тысяч человек, а наша страна отдала 600 тысяч жизней своих сыновей только в боях на польской земле ради восстановления утраченной независимости польского государства. Хотя более 120 тысяч польских офицеров, солдат и партизан погибли в боях с немецко-фашистскими захватчиками, не следует забывать, что ради разгрома гитлеровской Германии и ее союзников погибло свыше 8 миллионов советских воинов. Но сколько бы ни сокрушались по поводу вопиющих искажений в восприятии исторических реалий в польском обществе, это дело поляков.

Удивительно другое: почему эту интерпретацию давних событий с гипертрофированной экспрессией повторяют нынешние руководители России. Ни слова не говоря об уничтожении польского народа гитлеровскими оккупантами и спасении польского народа Красной Армией от физического уничтожения, наши руководители вслед за польским обществом обвиняют своих советских предшественников по руководству страной в расстреле польских офицеров.

Как посеять вражду между славянскими народами

Совершенно очевидно, что гитлеровская пропагандистская кампания вокруг захоронений в Катынском лесу имела другой целью сорвать наметившееся в годы войны, но нелегко развивавшееся сотрудничество между польским и советским народами в совместной борьбе против гитлеровской Германии.

В течение всего предвоенного периода польско-советские отношения далеко не были дружественными. Однако годы фашистской оккупации в значительной степени ослабили враждебное отношение к нашей стране, которое так старательно культивировалось правящими кругами Польши перед войной. Многие поляки понимали, что освобождение от гнета и спасение от уничтожения принесет им лишь Красная Армия. С мая 1942 г. борьбу против захватчиков развернули партизаны из Гвардии людовы, последовательно выступавшие за союз с нашей страной. Развязывая провокационную кампанию вокруг захоронений в Катынском лесу, Геббельс не скрывал того, что собирался с ее помощью нейтрализовать просоветские настроения в Польше.

К тому времени необходимость объединить усилия в борьбе против гитлеризма, вознамерившегося поработить и уничтожить славянские народы, осознали даже в кругах польской эмиграции, занимавших ранее злобно антисоветскую позицию. Это осознание привело к подписанию 30 июля 1941 г. соглашения между эмигрантским правительством Польши и правительством СССР о восстановлении дипломатических отношений. Соглашение также предусматривало «создание на территории СССР польской армии под командованием, назначенным Польским правительством с согласия Советского правительства». В ряды армии должны были войти польские солдаты и офицеры, оказавшиеся в советском плену после освобождения Красной Армией Западной Украины и Западной Белоруссии в сентябре 1939 г.

Советское руководство также придавало большое значение улучшению советско-польских отношений. Это продемонстрировал прием 3 декабря 1941 г. И.В.Сталиным в Кремле главы эмигрантского правительства генерала В.Сикорского. Несмотря на тяжелейшее положение на фронте в тот день, Сталин беседовал с польским премьером в течение двух часов. На другой день в присутствии Сталина была подписана «декларация правительства Советского Союза и правительства Польской Республики о дружбе и взаимопомощи». Декларация объявляла о том, что «оба правительства окажут друг другу во время войны помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками. В мирное время основой их взаимоотношений будут доброе соседское сотрудничество, дружба и обоюдное честное выполнение принятых обязательств». При подписании декларации присутствовал также генерал Андерс, возглавивший формируемые на советской земле польские войска.

25 декабря 1941 г. в разгар битвы под Москвой ГКО СССР принял постановление «О польской армии на территории СССР», в котором говорилось о том, что в ее рядах уже находится 96 тысяч человек.

Однако вскоре стали возникать проблемы в отношениях между руководством формируемой армии и советскими властями. Поляки были недовольны недостаточным, по их мнению, снабжением и вооружением. Возможно, для жалоб были основания, но они не учитывали тяжелое положение со снабжением и вооружением всех вооруженных сил нашей страны в то время. НКВД сообщал об антисоветских настроениях в армии Андерса, которые проявлялись и в нежелании идти сражаться на фронт. Эти проблемы стали предметом беседы Сталина с Андерсом 18 марта 1942 г. По словам Андерса, Сталин говорил ему: «Мы не торопим поляков к выступлению на фронт. Поляки могут выступить и тогда, когда Красная Армия подойдет к польским границам».

Однако Андерс стал настаивать на вывозе его армии из СССР и передислокации на фронт, где сражались западные союзники. Его просьба была удовлетворена. В ходе эвакуации, осуществленной двумя партиями в марте и в августе 1942 г. через Иран к началу сентября, Советский Союз покинуло около 80 тысяч польских солдат и офицеров, а также более 37 тысяч членов их семей. Вместо сражений на советско-германском фронте офицеры и солдаты Андерса долго охраняли британские нефтепромыслы в Ираке. Лишь в последующем они приняли участие в боях в Северной Африке и в боях под Монтекассино в Италии в 1944 г.

На территории СССР остались те польские солдаты и офицеры, которые пожелали сражаться вместе с Красной Армией. Созданный в марте 1943 г. Союз польских патриотов во главе с В.Василевской, А.Лямпе и А.Завадовским при поддержке Советского правительства сформировал дивизию имени Костюшко во главе с генералом З.Берлингом. Эта дивизия приняла боевое крещение в боях под Ленино 12-13 октября 1943 г. В последующем дивизия превратилась в корпус и, наконец, стала Войском польским. Роль этого формирования в боевых действиях была высоко оценена Советским правительством. Единственная иностранная часть, участвовавшая в параде

Победы 24 июня 1945 г., представляла Войско польское.

Между тем после эвакуации армии Андерса по мере приближения Красной Армии к польской территории отношения с эмигрантским правительством стали ухудшаться. 25 февраля 1943 г. правительство Сикорского опубликовало заявление о непризнании воссоединения западных областей Украины и Белоруссии с соответствующими республиками СССР. В нем говорилось, что «в вопросе о границах между Польшей и Советской Россией сохраняется статус-кво, существовавший до 1 сентября 1939 г.». Эмигрантское правительство, гласила декларация, «считает, что подрыв этой позиции, соответствующей Атлантической хартии, вредит единству Объединенных Наций». В то же время в заявлении утверждалось, что «ни до начала войны, ни во время войны польский народ не соглашался на какое-либо сотрудничество с немцами против Советского Союза».

3 марта в «Правде» было опубликовано заявление ТАСС, в котором констатировалось, что «польское правительство не хочет признать прав украинского и белорусского народов быть объединенными в своих национальных государствах» и «таким образом выступает за раздел украинских и белорусских земель, за продолжение политики раздробления украинского и белорусского народов». ТАСС в своем заявлении также напоминал о «профашистской политике сближения с гитлеровской Германией польского правительства и его министра Бека, стремившихся противопоставить Польшу Советскому Союзу».

Совершенно очевидно, что ни создание на территории СССР Союза польских патриотов в марте 1943 г., ни первый публичный обмен резкими заявлениями между Советским правительством и эмигрантским правительством в Лондоне не прошли мимо внимания руководства Третьего рейха, решившего подлить масла в огонь растущих польско-советских разногласий. Вряд ли можно признать случайным, что через месяц с небольшим после этих событий фашисты «обнаружили» захоронения в Катынском лесу. Вероятно, им потребовался месяц для того, чтобы соответствующим образом подготовить могилы и трупы.

На другой день после сообщений по германскому радио о находках в Катынском лесу Геббельс записал 14 апреля в своем дневнике: «Мы самым широким образом используем обнаружение 12 тысяч польских офицеров, убитых ГПУ, для антибольшевистской пропаганды. Мы направили нейтральных журналистов и представителей польской интеллигенции на место, где были найдены захоронения… Фюрер дал нам разрешение подготовить драматичный пресс-релиз для германской прессы. Я дал инструкции, чтобы максимально использовать этот пропагандистский материал. Мы будем обыгрывать его в течение пары недель».

Хотя Геббельс ошибся и его пропагандистский материал оказался поразительно живучим, просуществовав значительно более двух недель, расчеты гитлеровцев на провоцирование разрыва между СССР и польским правительством оправдались. Сразу же после сообщений в германской печати о захоронениях под Смоленском министр национальной обороны эмигрантского правительства опубликовал коммюнике, в котором фактически поддерживалась гитлеровская версия об ответственности советских властей за расстрел 10 тысяч польских офицеров. 18 апреля со сходным заявлением выступило эмигрантское правительство, которое, кроме того, солидаризировалось с предложением гитлеровской Германии о проведении расследования в Катынском лесу комиссией Международного Красного Креста.
17 апреля Геббельс с удовлетворением писал в дневнике: «Катынский эпизод превращается в гигантское политическое дело с далеко идущими последствиями. Мы используем его всяким возможным способом». Имитируя в своих пропагандистских материалах деланное возмущение «зверствами большевиков», Геббельс не скрывал в дневнике ни своей ненависти к полякам, ни своего стремления запугать Польшу и весь мир возможными последствиями победы Красной Армии. Он писал: «Хотя от 10 до 12 тысяч поляков стали жертвами, это отчасти их собственная вина, так как они были подлинными инициаторами этой войны. Но теперь пусть они помогут открыть глаза народам Европы относительно того, что собой представляет большевизм».

19 апреля 1943 г. «Правда» опубликовала статью «Польские сотрудники Гитлера». В ней приводились примеры того, как немецко-фашистские оккупанты уже не раз выдавали свидетельства о совершенных ими массовых убийствах за следы «большевистского террора». В статье говорилось: «Как теперь стало совершенно ясным, немцы захватили бывших польских военнопленных, находившихся в 1941 году в районах западнее Смоленска на строительных работах и попавших вместе со многими советскими людьми, жителями Смоленской области, в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года, после отхода советских войск из района Смоленска. Немцы зверски убили бывших польских военнопленных и многих советских людей, а теперь хотят замести следы своих преступлений и, надеясь, что найдутся легковерные люди, которые этому поверят, пытаются прикрыть свои чудовищные злодеяния новой очередной порцией гнусных измышлений».

В статье обращалось особое внимание на характерную для нацистов антисемитскую направленность сообщений о катынском деле. Статья гласила: «Чувствуя величайший гнев всего прогрессивного человечества против расправ с беззащитным мирным населением и, в частности, с евреями, гитлеровцы изо всех сил стараются натравить легковерных и наивных людей на евреев. С этой целью гитлеровцы изобретают каких-то мифических еврейских «комиссаров», якобы участвовавших в убийстве 10 тысяч польских офицеров. Опытным мастерам провокаций нетрудно придумать несколько фамилий никогда не существовавших людей. Таких «комиссаров» — Льва Рыбака, Авраама Борисовича, Павла Броднинского и Хаима Финберга, названных германским информационным бюро, немецко-фашистские жулики просто выдумали, так как таких «комиссаров» ни в «Смоленском отделении ГПУ», ни вообще в органах НКВД не было и нет. Все это сфабриковано слишком грубо и топорно, чтобы можно было такие сказки принять хотя бы за тень действительности, и слишком чудовищно, чтобы можно было в какой бы то ни было мере и в какой бы то ни было форме солидаризироваться с этим гнусным делом».

21 апреля Сталин направил Черчиллю послание, в котором «поведение польского правительства в отношении СССР» было объявлено «совершенно ненормальным, нарушающим все правила и нормы во взаимоотношениях двух союзных держав». В послании выражалось возмущение тем, что «враждебная Советскому Союзу клеветническая кампания, начатая немецкими фашистами по поводу ими же убитых польских офицеров в районе Смоленска, на оккупированной германскими войсками территории, была сразу же подхвачена правительством г. Сикорского и всячески разжигается польской официальной печатью. Правительство г. Сикорского не только не дало отпора подлой фашистской клевете на СССР, но даже не сочло нужным обратиться к Советскому правительству за какими-либо вопросами или разъяснениями по этому поводу».

В послании отмечалось, что немецко-фашистские организаторы кампании «использовали некоторые подобранные ими же самими польские профашистские элементы из оккупированной Поль­ши, где все находится под пятой Гитлера и где честный поляк не может открыто сказать своего слова». В послании указывалось, что «для «расследования» привлечен как польским правительством, так и гитлеровским правительством Международный Красный Крест, который вынужден в обстановке террористического режима с его виселицами и массовым истреблением мирного населения принять участие в этой следственной комедии, режиссером которой является Гитлер. Понятно, что такое «расследование», осуществляемое к тому же за спиной Советского правительства, не может вызвать доверия у сколько-нибудь честных людей».

В послании говорилось: «В то время, как народы Советского Союза, обливаясь кровью в тяжелой борьбе с гитлеровской Германией, напрягают все свои силы для разгрома общего врага русского и польского народов и всех свободолюбивых демократических стран, правительство г. Сикорского в угоду тирании Гитлера наносит вероломный удар Советскому Союзу».

Сталин предупреждал Черчилля о намерении Советского правительства прервать отношения с правительством Сикорского.

В своем ответе от 24 апреля Черчилль пытался оправдывать Сикорского. Он писал, что тот «находится под угрозой свержения его поляками, которые считают, что он недостаточно защищал свой народ от Советов». Черчилль пугал, что «мы получим кого-либо похуже» и просил Сталина повременить с разрывом отношений.
Однако в своем ответе на другой день Сталин сообщил Черчиллю, что нота о разрыве отношений уже вручена. Нота, которую 25 апреля 1943 г. народный комиссар иностранных дел В.М.Молотов вручил послу Польши Ромеру, почти дословно повторяла приведенные выше положения из послания Сталина к Черчиллю, и это позволяет понять, кто был ее автором. В то же время в ноте было примечательное добавление: «Советскому Союзу известно, что эта враждебная кампания против Советского Союза предпринята польским правительством, для того чтобы путем использования гитлеровской клеветнической фальшивки произвести нажим на Советское правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счет интересов Советской Украины, Советской Белоруссии и Советской Литвы». На основании вышеизложенного Советское правительство объявляло о разрыве дипломатических отношений с эмигрантским правительством в Лондоне.
29 апреля Геббельс в своем дневнике не скрывал своей радости:

«Польский конфликт все еще находится на авансцене. Редко с начала этой войны какое-либо дело вызывало бы так много публичных дискуссий… Признают, что я сумел вбить глубокий клин в стан врагов, спровоцировав гораздо более значительный кризис, чем тот, что возник между Дарланом и де Голлем некоторое время назад».

Вновь восторгаясь собственным успехом, Геббельс записал 1 мая: «Англо-американский лагерь в ужасе от успеха пропаганды, сумевшей так глубоко вбить клин во вражескую коалицию».

Через два с половиной месяца после разрыва советско-поль­ских отношений 4 июля 1943 г. глава эмигрантского правительства Польши генерал Сикорский погиб в авиакатастрофе над Гибралтаром в ходе инспекционной проверки польских войск, участвовавших в боях на Средиземноморье. Его преемники, возглавлявшие затем эмигрантское правительство, продолжили преж­ний антисоветский курс.

Претензии польского эмигрантского правительства на западные области Украины, Белоруссии, а также Вильнюс и прилегающие к нему земли и поддержка их западными державами, прежде всего Великобританией, серьезно отравляли отношения между тремя великими державами антигитлеровской коалиции на протяжении всей войны.

Совершенно очевидно, что ни развязывание в Германии кампании вокруг катынских захоронений, ни быструю поддержку эмигрантским правительством геббельсовской версии нельзя объяснить, если не учитывать истории непростых польско-советских отношений. Не случайно в своей ноте и других заявлениях Советское правительство напоминало про антисоветскую политику довоенного польского правительства. Эта политика привела к агрессивному нападению на Советскую страну в 1920 году, безжалостному уничтожению советских военнопленных после окончания войны 1920 г., созданию так называемого «санитарного кордона», направленного против СССР в 20-30-х гг., подготовку совместного с гитлеровской Германией похода на Украину в 1938 г., срыву мер по коллективной безопасности в 1939 г. Эта злобная и близорукая политика в конечном счете привела Польшу к гибели в сентябре 1939 года.

Казалось бы, летом 1941 года этой политике был положен конец. Однако последующая реанимация довоенного антисоветского курса Варшавы способствовала разжиганию вражды между поль­ским народом и народами СССР, расколу союза славянских народов в борьбе против гитлеризма.

Лишь создание 21 июля 1944 г. Польского комитета национального освобождения, который затем превратился в правительство Польши, позволило поставить советско-польские отношения на новую основу дружеского сотрудничества.

С конца 80-х гг. в Польше восторжествовал антисоветизм, характерный для довоенной политики страны. Восстановлен культ антисоветского диктатора Польши Пилсудского. Разжигается откровенная русофобия и ненависть к другим народам восточных славян. Эти стороны в общественной жизни Польши особенно сильно отразились на политическом курсе правых партий страны, во главе которых стояли братья-близнецы Качиньские.

Вероятно, многие видные политические и военные деятели Поль­ши, погибшие 10 апреля с. г., были бы ныне живы, если бы они не стали участниками поездки в Катынь, которой придавалось общегосударственное значение. Вероятно, что гибели их и Леха Качиньского можно было бы избежать, если бы для президента этой страны не было бы характерным недружественное отношение к России и Беларуси. Ведь из покрытого туманом аэродрома Смоленска президентскому самолету предлагали сесть в Минске и Москве. Видимо, эти разумные предложения были отвергнуты по политическим соображениям. Опять-таки не нам судить, правильно или неправильно распоряжаются своими жизнями и судьбой своей страны представители другого народа.

Однако удивительно, почему нынешние руководители России полностью игнорируют историческую подоплеку событий весны 1943 г. Дневник Геббельса — не тайна за семью печатями. А ведь достаточно прочесть соответствующие записи в нем, чтобы понять, кто и почему создавал пропагандистскую кампанию вокруг захоронений в Катынском лесу.

Игнорируется и враждебная по отношению к нашей стране политика Польши с момента обретения ею независимости, дискриминация населения Западной Украины и Западной Белоруссии в 20-30-х гг., нежелание эмигрантского польского правительства предоставить право украинцам и белорусам на национальное самоопределение после войны.

Руководители нашей страны словно не желают вспоминать о том, что довоенная и нынешняя политика верхов Польши находила и находит источник вдохновения в многовековых конфликтах между нашими народами, сопровождавшихся кровопролитными войнами и трагедиями в судьбах польского народа и соседних с ним народов.

Руководители России фактически закрывают глаза на гибель советских военнопленных в Польше. Ведь еще 9 сентября 1921 г. нарком иностранных дел РСФСР Г.Чичерин в ноте польскому поверенному в делах писал: «В течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч». Никому из руководителей нашей страны, видимо, и в голову не приходит потребовать от польских властей организовать посещение российскими правительственными делегациями мест захоронений наших соотечественников, замученных в концентрационных лагерях. Никто из руководителей России не решается осуждать нынешнего кумира Польши Пилсудского, ответственного за уничтожение советских людей.

Почему-то руководители нашей страны решили, что достаточно России безоговорочно принять вину за гибель поляков в Катынском лесу, как тут же откроется новая, необыкновенная эра в отношениях между нашими странами. Между тем дружеские отношения между социалистической Польшей и СССР существовали в течение сорока с лишним лет, в течение которых в обеих странах старались не бередить старые раны и думать о решении общих задач. Однако этот период в развитии двух стран и их плодотворное сотрудничество были прерваны и подвергнуты поношению как в Варшаве, так и в Москве.

Что может служить неопровержимыми доказательствами

Ныне некоторые телекомментаторы с торжеством провозглашают, что после размещения на правительственном сайте неких бумаг, сомнений в ответственности советских властей за гибель поляков в Катынском лесу не может быть. Между тем эти бумаги не являются открытием последних дней. Еще в 1990 г. по распоряжению М.С.Горбачёва их копии были переданы тогдашнему президенту Польши Леху Валенсе. В 1992 году правительство Ельцина пыталось безуспешно с помощью их добиться запрета Коммунистической партии.

Сейчас на всеобщее обозрение пользователей интернета предъявлено отпечатанное на двух разных пишущих машинках письмо, в котором изложены предложения о том, как поступить с рядом польских заключенных. Предложения необычные даже для того сурового времени. К заключенным предлагают применить высшую меру наказания, но при этом не знакомить их с действиями правоохранительных органов, проводивших расследование и выносивших приговоры. Под письмом написана фамилия Берии. В углу обозначены фамилии Сталина, Молотова, Ворошилова, Калинина, Кагановича, Микояна.

О том, что с помощью современной множительной техники можно воспроизводить любые подписи на любом тексте, стало широко известно еще летом 1993 года, когда некий предприниматель Бирштейн показал тележурналистам, как с помощью сканера были подделаны подписи вице-президента РФ А.Руцкого под сомнительными документами. О том, что с тех пор техника продвинулась далеко вперед, свидетельствуют многочисленные уголовные дела о подделке всевозможных документов.
Давно известны многочисленные подделки картин различных художников разных времен и народов, старинных автографов и древних рукописей. За продажу этих фальшивок мошенники выручают немалые деньги. Успешно подделывают даже древнеегипетские папирусы. Трудно ли подделать бумагу 70-летней давности?
Но даже если не подвергать сомнению подлинность этого письма, оно не может являться документом для вынесения приговора тем или иным лицам. Выступая на пресс-конференции 28 апреля, историк Юрий Жуков подчеркивал: «Нет главного — решения Политбюро с указанием: расстрелять! Его никто не может предъявить, так как его не существует. А значит, нет никаких оснований — ни научных, ни юридических — говорить о том, что расстрел был проведен с санкции Политбюро».
Кроме того, всякому, знакомому с тем, как расследовались дела и проводились суды в довоенное время, ясно, что на каждого обвиняемого заводились дела. Видимо, такие сомнения должно развеять так называемое «письмо Шелепина».

В письме, адресованном Н.С.Хрущёву, председатель КГБ А.Н.Шелепин просит у него разрешения уничтожить дела расстрелянных поляков. Однако сразу возникают вопросы. Почему Шелепин вдруг в 1962 году захотел избавиться от этих дел? Было бы понятным, если бы он держал эти дела у себя дома на балконе и они ему мешали греться на солнышке. Однако подобные дела содержались в специальных помещениях архивов. Почему яростный борец против «культа личности Сталина» Хрущёв беспрекословно поддержал просьбу Шелепина? Почему Шелепин, который в конце 1961 г. на XXII съезде КПСС энергично поддержал предложение Хрущёва о выносе тела Сталина из Мавзолея, вдруг в 1962 г. предложил уничтожить эти дела?

Можно задать и такой вопрос: «С каких пор бумага стала служить единственным доказательством при расследовании преступления?» Ведь известно, что даже для обвинения кого-либо в нанесении тебе телесных повреждений следует сначала показаться врачу, который после тщательного осмотра должен удостоверить факт наличия синяков, царапин или шишек. Нет сомнений, что материальные свидетельства служат главными доказательства вины в случае многих преступлений, особенно такого тяжкого, как убийство. Но, может быть, пр