Почему в России рентабельность угольного предприятия дороже человеческих жизней.
Одна из причин аварийности в нашей угольной отрасли — высокое содержание метана в пластах. Об этой и других особенностях угольного бизнеса в России «Труду» рассказал замглавы Института угля и углехимии СО РАН Олег Тайлаков.
— Почему наших шахтеров не спасает даже суперсовременное оборудование?
— Гарантий дать не может никто и никогда. Какую технологию мы бы ни применяли в будущем, если человеку придется спускаться под землю и добывать уголь, это всегда будет связано с жертвами.
— Почему гибнут шахтеры в России, на Украине, в КНР, а не в Великобритании или Австралии? В чем особенность российских шахт?
— Геологические условия на российских месторождениях угля существенно сложнее, чем в других странах. В наших пластах более высокое содержание метана. Наш уголь отдает метан тяжелее. Именно по этой причине стандартная дегазация угольных пластов в России менее эффективна, чем в США и Австралии. Совокупность этих факторов позволяет говорить, что наши угольщики работают в более тяжелых условиях, хотя и применяют современное оборудование.
— Насколько правила техники безопасности на российских шахтах отличаются от принятых на Западе?
— У нас, конечно, жестче. Но зарубежные угольные компании несут колоссальную ответственность за то, что происходит на предприятии. Владельцы крайне заинтересованы, чтобы выстраивать угледобычу максимально безопасно. Если что-то происходит с шахтерами, компании это обходится очень дорого — и медицинское обслуживание, и компенсация ущерба. Жизнь там стоит дороже, чем у нас.
— То есть, если отбросить вопросы обеспечения техники безопасности, в основе нынешнего положения дел лежат чисто экономические вопросы?
— Да! Если затраты на поддержание шахты высоки, а ее рентабельность низкая, то она работать не будет: ее либо вообще не откроют, либо законсервируют. Скажу так: те угольные предприятия, которые работают у нас, на Западе были бы закрыты.
— Как вы считаете, какова причина трагедии на «Распадской»?
— Мое частное мнение: здесь сыграла свою роль совокупность различных негативных факторов. В угольной промышленности всегда так происходит, хотя должна быть и основная причина.
— Существует мнение о том, что шахтеры нарушают работу датчиков безопасности, чтобы, несмотря на высокую концентрацию газа, продолжить работы в забое. У нас что, работают самоубийцы?
— Это тонкий вопрос. Конечно, каждого за руку не поймаешь. Конкретно об этой шахте я могу сказать, что она всегда отличалась жесткой дисциплиной. Она всегда была суперсовременной, на нее всегда ориентировались.
— То есть даже на сверхсовременной шахте аварию невозможно предотвратить?
— Выходит, что так. Как мы с вами, к сожалению, убедились.
— Некоторые специалисты говорят о том, что в России не умеют точно прогнозировать выход метана из пласта…
— Содержание газа в угольном пласте невозможно определить с точностью 100%. Единственный способ — извлечь весь уголь и замерить, сколько в нем метана. Но отмечу, что в России концентрацию газа определяют качественно.
— Часто ли угольные компании привлекают научных специалистов, проводят изыскания — словом, пользуются достижениями передовой теоретической и прикладной науки?
— Взаимоотношения бизнеса и науки — большая проблема. Бизнес готов покупать какие-то готовые вещи и наработки, оборудование или методики. И это понятно: никому не интересно финансировать то, что нужно доводить до совершенства и дорабатывать, какими бы перспективными эти наработки ни являлись. Хотелось бы, чтобы достижения и изыскания профильных угольных научных учреждений были бы востребованы. Их нужно приближать к производственной цепочке.
