Православная церковь первой придумала концлагеря

В нашем православном предании, как и в нашей истории, есть много черных страниц. Вот одна из них.
КАЗАНСКИЙ СЪЕЗД 1897 ГОДА. Страшное знамение последнего времени – концентрационные лагеря смерти – плод миссионерского творчества «святителя Мелетия» и других православных иерархов злополучного Казанского съезда

Особ
нной отличительной чертой этого Съезда была ярко выраженная «антиштундистская», антиевангельская направленность, т.к. главным образом все решения Съезда были направлены против проповедников Евангелия из простого народа и против всякого духовного пробуждения. Если Первый и Второй Миссионерские Съезды разрабатывали методики преследований старообрядческих христиан, то на Третьем велся разговор главным образом о необходимости широкомасштабных общероссийских гонениях на евангельских верующих.

С.Маргаритов пишет: «На настоящем съезде больше внимания было обращено не на раскол, а на сектантство. Первый съезд (1887г.) мы назвали бы противораскольническим, второй (1891г.) – противораскольническим главным образом и отчасти противосектантским, а третий главным образом противосектантским и только отчасти противораскольническим». (Маргаритов С. Третий Всероссийский миссионерский съезд, стр. 2.)

Одним из главных докладчиков на Третьем Съезде был митрополит Мелетий, управляющий Рязанской епархией. Именно он предложил вниманию участников Съезда свой чудовищный проект создания специальных концлагерей за полярным кругом для евангельских штундо-баптистов.
Мелетием Рязанским были продуманы условия содержания евангельских христиан в специальных бараках. Был им продуман и минимальный рацион питания, позволяющий с одной стороны верующему не умереть от голода, но с другой не жить нормальной жизнью. Этот убеленный сединой «святитель» позаботился и о пулеметных вышках и о рядах колючей проволоки вокруг деревянных бараков для мужчин и женщин. Христиан евангельских общин разных деноминаций предполагалось в этих местах заключения загружать непосильным трудом.

К великому ужасу и к позору для нас, православных священнослужителей и мирян, этот чудовищный проект фашиствующего митрополита, лет на тридцать-сорок опередившего время коммунистических и фашистских застенков, был не только внимательно рассмотрен тогдашними священнослужителями, элитой тогдашней Российской Церкви, но и ЕДИНОГЛАСНО одобрен. Не нашлось НИ ОДНОГО порядочного человека на том «совете нечестивых», прячущемся за ширмой казенного, «казарменного православия».

Князь Мещерский, издатель довольно консервативного журнала «Гражданин», так и писал в те дни: «неужели не нашлось ни единого православного человека на казанском съезде, чтобы во имя Христа протестовать против предложения, столь полного отрицания Его заветов любви и милосердия?»

Трагические события того инквизиторского Третьего Миссионерского Съезда 1897 года явились увертюрой общероссийской трагедии XX века. Они также были логичным завершением более чем четырехсотлетней отступнической политики Российского Православия, отвергнувшей Христов призыв евангельской чистоты.

В 1490 и 1504 годах Российская Церковь избрала путь апостасии, на которой ее толкал «главный инквизитор» православной Церкви «святой» Иосиф Волоцкий и ему подобные изверги в рясах.

Среди 196-и епископов, священников и церковнослужителей, участвовавших в работе Казанского Съезда, не нашлось даже одного голоса воздержавшегося. Это наш общеправославный российский позор, продолжающийся до сего дня.

Этот страшный Съезд, при выработке соответствующих предложений о широкомасштабных гонениях на Евангельское движение, перешел всякие границы здравого смысла. Причем это была вынуждена констатировать даже официальная православная печать по всей Российской Империи, забившая тревогу после того, как мировая общественность подняла голос в защиту русских и украинских евангельских верующих. В «Богословском Вестнике» было помещено письмо, посвященное итогам съезда, в котором говорилось: «До чего мы дожили, о россияне! До предложения преосвященного Мелетия рязанского посадить сектантов в сибирскую тундру; до предложения отбирать детей и сажать их в приюты, т.е. до второго вифлеемского избиения младенцев…» (Мельгунов С. Церковь и государство в России в переходное время, с. 136).

Третий Миссионерский Съезд стал одной из самых грязных страниц истории нашей Православной Матери-Церкви. Грязь эта, к великому стыду и сожалению, до сих пор не омыта слезами покаяния всей полнотой Российской Церкви.

Проект митрополита Мелетия не был воплощен в жизнь при царе. Николай II не поставил свою «высочайшую» подпись на нем не потому, что сочувствовал гонимым братьям, христианам евангельских общин, но потому, что баптисты Франции и США забросали телеграммами протеста весь официальный Петербург. На самом высоком уровне было заявлено русскому императору, что в случае подписания этого проекта, Россия окажется в полной экономической блокаде и должна будет выйти из военно-политического блока Антанты.

Последний российский царь, император Николай II понимал, что в таком случае Россия окажется в самом не выгодном для нее положении. Он пошел на конфликт со своими епископами, «миссионерами» и не подписал этот православно-фашистский проект.
Николай II больше всего боялся в своей стране даже не революционеров и анархистов, за которыми, как он наивно полагал, народ не пойдет, а евангельских христиан. За время своего бесславного царствования этот последний русский император объявлял несколько больших амнистий, по которым на свободу выпускались даже опаснейшие для общества уголовные и политические преступники-террористы, но не по одной из этих амнистий не выпустили на свободу ни одного евангельского проповедника.

«Все эти преступления, – писал Лев Толстой, -превышающие в сотни раз то, что делается простыми ворами, разбойниками и всеми революционерами вместе, совершается под видом чего-то нужного, хорошего, необходимого, не только оправдываемого, но поддерживаемого разными, нераздельными в понятиях народа со справедливостью учреждениями: сенат, синод, дума, церковь, царь».