Почему чехи опасаются россиян?

Нефть, шпионы, неизлечимый империализм и высокомерное бескультурье — так сегодня большинство чехов воспринимают наших русских соседей. Согласно социологическим исследованиям русских мы скорее относим к несимпатичным народам (вместе, например, с сербами и украинцами) и услышанная на улице русская речь рождает страхи в духе: «Они уже снова здесь!»

За последние три года число русских, желающих остаться у нас на больший срок, а не на 90 «туристических» дней, возросло на треть.

У русских есть интересные особенности. В отличие от людей из Вьетнама или Украины они к нам приходят не зарабатывать деньги, а вкладывать уже заработанный капитал. С точки зрения миграционных процессов русские представляют абсолютно беспроблемную общину. У подавляющего большинства в порядке документы, есть финансовое обеспечение и, по сравнению с другими приезжими с востока, русские редко конфликтуют с законом. Очень часто они приезжают к нам учиться.

При этом представление о том, что Мекка русских — это Карловы Вары, уже давно неверно. Русские открыли для себя и Прагу — город, где дешево (по сравнению с Москвой, Лондоном и Парижем), где по российским меркам высокий уровень жизни и где можно прекрасно жить в случае каких-либо неприятностей на родине.

Из статьи «Россия в Чехии»,Адам Шура

Страсти по Толстому

За что на Западе любят нашего писателя?

Guardian, Великобритания, Люк Хардинг

Для поклонников Толстого 2010 год обещает быть прекрасным. В Германии и США вышли новые переводы «Анны Карениной»; на Кубе и в Мексике проходят книжные ярмарки, посвященные Толстому; во всем мире идет показ нового черно-белого документального фильма. На оригинальных кадрах, найденных в российских архивах и реставрированных, можно видеть, как старый Толстой играет с пуделями и с энергичным видом вольтижирует на лошади.

В феврале премьерный показ «Последнего воскресенья» пройдет в Великобритании. Этот фильм искусно и в драматической форме повествует о последних днях Толстого; в главных ролях — Хелен Миррен, Кристофер Пламмер и Джеймс МакЭвой.

И только одна страна не участвует в охватившей весь мир «толстомании» — Россия… Мало того, авторы «Последнего воскресенья» снимали фильм не среди берез под северным небом толстовской России, а в несколько более уютной обстановке сельской местности на востоке Германии.

«Мы очень хотели работать в России, очень, — с некоторой печалью признался один из продюсеров фильма Андрей Дерябин. — Но там же нет нормальных туалетов. Нет инфраструктуры. Гостиницы отвратительные. Оказалось, что снимать в России будет слишком дорого».

На Западе Толстого считают одним из величайших прозаиков. В июле прошлого года в журнале Newsweek был опубликован рейтинг ста лучших романов мира, и на первом месте оказалась именно «Война и мир» (на втором — «1982» Оруэлла (George Orwell), на третьем — «Улисс» Джойса (James Joyce).

Дерябин признает, что для большинства россиян прошедшее столетие было ужасным, то есть больше соответствовало духу Достоевского, чем Толстого.

Праправнук писателя Владимир Ильич Толстой согласен с тем, что в болезненном ходе истории XX столетия чувствуется явная достоевщина. Владимир… сумел превратить Ясную Поляну в одну из главных культурных достопримечательностей России… Как рассказал Владимир, за последние пятнадцать лет число туристов, посещающих Ясную Поляну, выросло. Многие из приезжающих — иностранцы. Возрастает интерес к биографии и дневникам Софьи Андреевны, служившей Толстому литературным душеприказчиком.

Как Дерябин, так и Владимир Толстой признают, что на Западе его предок пользуется лучшей репутацией, чем в России. Это, по его словам, объясняется политическими неурядицами, начавшимися в России после распада Советского Союза, а также присущим современной культуре акцентом на визуальность, а не на интеллектуальность.

Многие полагают, что Толстой вышел из моды в России именно потому, что каждого русского ребенка заставляют читать его книги в школе. Сейчас в России пятнадцатилетние дети изучают «Войну и мир» как часть общеобразовательной программы. Предполагается, что девочкам должны понравиться любовные сцены, а мальчикам — боевые.

Из статьи «Лев Толстой — забытый гений?»

Все только начинается

Как изменилась Россия за последние 30 лет?

The New York Times, США, Алисон Смейл

Москва. Когда я жила в этом городе в середине 1980-х годов, я каждый день ехала на работу вдоль Москвы-реки мимо электростанции, расположенной напротив гостиницы «Россия» недалеко от Кремля. На крыше электростанции гигантскими буквами было написано: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны».

Электростанция сохранилась, однако располагавшийся на ней лозунг давно исчез. То же самое можно сказать и о гостинице «Россия» — чудовищном продукте советской архитектуры. Это громоздкое и неказистое сооружение тогда превозносилось как символ прогресса, а теперь его просто разрушили.

Зияющее пространство, где когда-то была «Россия», теперь закрыто огромным рекламным холстом. И пока я медленно продвигалась в предновогоднем и заснеженном потоке автомобилей, у меня было достаточно времени, чтобы изучить размещенную на этом месте рекламу: крупное изображение ноутбука ThinkPad с российским лозунгом «Это победа!» и подписью фирмы внизу — Lenovo.

Вот это и есть воплощение глобализации, подумала я. Американская торговая марка, типично победоносный российский лозунг, и все это преподносит тебе китайская компания. Какой прогресс, если сравнивать с серыми и зашоренными советскими временами!

Спустя несколько минут я уже двигаюсь по Новому Арбату, вдоль квартала возведенных еще в советское время высотных домов и казино, недавно закрытых на основании загадочного распоряжения. Машины проносятся здесь под многочисленными новогодними поздравлениями. Власти всегда поздравляли граждан страны в этот считающийся семейным праздник. На этот раз особенно часто можно встретить такое приветствие: «С новым 2010 годом — Все только начинается!».

И все же эти призывы к тому, чтобы что-то начать, не лишены определенного смысла. Дело в том, что в России, помимо ее протяженности, сурового климата, падающей рождаемости и отсутствия экономических реформ, в результате чего сотни «моногородов» — отсталых территорий с предприятиями одной компании, отчаянно надеющихся получить государственные субсидии, — помимо всего этого в России существует особый разрыв между поколениями.

Я иду по Кутузовскому проспекту, расположенному в западной части центра города, и я вижу магазин Escada, рестораны суши — все это реалии сегодняшнего дня. Но в моей памяти сохранились воспоминания о магазинах советской эпохи и о том месте на тротуаре, на котором люди в штатском — вероятно, связанные с КГБ — схватили меня (и быстро отпустили) в начале 1985 года во время встречи с советским гражданином.

Теперь мимо меня проходит молодая девушка, она модно одета и болтает по сотовому телефону. Она родилась после всех этих уличных инцидентов. Она не видит того, что вижу я. А я не могу смотреть на происходящее ее глазами.