У Леонида Парфенова дрожали руки, срывался голос. За все 5 минут речи он ни разу не оторвал взгляд от текста, видимо, боясь посмотреть в глаза тем, для кого произносил свою речь. Хотелось добавить клише «пламенную», но она была совсем не такой. Скорее, жалкой и какой-то извиняющейся. Форма подачи как-то уж слишком диссонировала самому тексту, его, казалось бы, нет, не революционному, а бунтарскому смыслу. Странно было смотреть на этого Профессионала с большой буквы в таком незавидном состоянии. Сразу вспомнился август 91-го, пресс-конференция ГКЧП и вице-президент Янаев с трясущимися руками.
При всей разнице в ситуации и самой сути происходящего, и тот и другой понимали безнадежность затеянного, полный и безоговорочный провал того, что они задумали.
Сейчас очень много споров в блогосфере, в журналистском сообществе. Одни, как и положено, восхищаются, другие недоумевают — что это было? Зачем? Чего он хотел добиться? Третьи видят в произошедшем какой-то потаенный смысл и теряются в нервических догадках: то ли Парфенов уловил новый тренд, озвученный на днях президентом в своем блоге, то ли, наоборот, попытался использовать премию как удобный повод для превращения в новомученика, вслед за чем последуют его громкое увольнение, скорый отъезд в загранку и капитализация своего нового тандемоборческого имиджа в безбедную старость на просторах какого-нибудь Лазурного берега.
Но есть во всем этом — и в самом выступлении, и в последовавших за ним обсуждениях — какая-то фальшь. Что-то, что не дает поверить в искренность как самого «бунтаря», так и равно его хулителей и защитников.
Несколько простых мыслей.
Вот, скажите, многоуважаемый Леонид Геннадьевич, а был ли шанс у нашей отечественной журналистики оказаться в другом положении и состоянии, нежели сейчас? Не вы ли, многомудрые мэтры отечественного медиа, довели ее до сегодняшнего состояния?
И дело тут не только в многократно вспоминаемом 96-м годе, когда все как один на выборах президента встали во фрунт, поддерживая и занося на своих руках уже больного ЕБНа на трон. Все началось намного раньше.
Да, был короткий период перед кончиной СССР, когда слабая власть кормила тех, кто плевал ей вслед, платила зарплату тем, кто выпускал в телеэфир не те репортажи, которые хотелось чиновникам, а которые казались правильными самим журналистам. Наверное, это и был, по-вашему, период НАСТОЯЩЕГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ. Не спорю, вполне возможно, многие, и сам Леонид Геннадьевич, тогда говорили и делали свои программы искренне, рассказывая о том, что сами считали важным и значимым.
Но вы помните, что последовало вслед за этим? Когда в стране объявили рынок и полную либерализацию всего и вся?
Да, скажите Вы, поначалу, когда у слабого государства не было денег не то, чтобы на ТВ, а на зарплаты своим бюджетникам, «четвертой власти» приходилось выживать так, как она могла. А могла она зарабатывать только одним — своим словом. Когда вместо оплаты работникам того же ГТРК «Останкино» (было такое, еще до ОРТ) за работу платили рекламным временем и закрывали глаза на заказные материалы, «джинсу» и откровенный черный PR.
И очень быстро телеэкран превратился в телепомойку, нет, в телебазар, заказных репортажей и проплаченных расследований. Помните, как свою честность и искренность каждый стремился продать подороже? Как экранное слово капитализировали в машины, дачи, квартиры? И развращенные легкими деньгами телевизионщики еще до середины 2000-х не могли избавиться от этой привычки продавать себя за бабло?
Это на бытовом уровне. А на более глобальном — помните, как новообразованные российские магнаты не очень-то стремились вкладывать деньги в бесперспективный на их взгляд бизнес? Это же не нефть, не газ, не ценные металлы, которые можно легко продать за границу и навариться по-быстрому. Нашлись только двое — тех самых, знаменитых олигархов, которые поняли, что на ТВ заработать нельзя, но можно заработать с его помощью, точно также как вы на бытовом уровне — капитализировать экранное слово в политическую власть и большие долларовые нули. И как радостно все побежали к ним. С каким удовольствием служили Березовскому и Гусинскому (не забывая по ходу продавать себя и всем остальным — всем, кто заплатит). А те неплохо платили своим «цепным псам и пёсикам», раздаривая халявные кредиты, платя баснословные по тем временам зарплаты. И никого почему-то не смущало, что, выполняя заказы своих хозяев, кто-то вынужден кривить душой и делить журналистские темы на — пользуясь вашей же, Леонид Геннадьевич, терминологией — «проходимые и непроходимые на ТВ»?
Но вот незадача. Ведь и Гусинский, и Березовский играли в свои телевизионные игры чаще не на свои деньги. Набрав кредиты у госбанков, Гусинский запросто хаял ЕБН, а потом и ВВП, также, как и БАБ — сам особо не любил платить из своего кармана, предпочитая залезать в государственный.
Тогда, в 90-е, власть была слаба, а олигархи сильны. Но времена изменились. И когда власть стала наводить порядок, она вдруг удивилась — а как это так получилось, что нас же хаят за наши же деньги?
И случилось то, что случилось. И, помнится, вы же сами, Леонид Геннадьевич, когда произошел так называемый «раскол НТВ» (о котором даже сами «раскольники», в большинстве своем вновь пригретые госканалами, сегодня предпочитают не вспоминать), не ушли с «захваченного» злобным «Газпромом» канала, а предпочли работать на власть. Нет, конечно, потом случился конфуз, вас уволили. Но мне интересно, у вас лично хоть раз были сомнения в том, что как-то вот неэтично, что ли, плевать в того, кто вас кормит и поит? Что нельзя одной рукой брать, а другой — давать оплеухи дающему? Ведь в итоге можно и самому по роже получить?
Да, телевидение первым попало под каток власти просто потому, что это самое массовое средство информации. Да, у нас в стране не может появиться ни одного крупного бизнесмена, который рискнет вложиться в общественно-политическое телевидение по своей воле, просто потому, что знает — его бизнес делался далеко не самыми законными методами, а значит, его, если что, тоже быстро «закатают». А честное телевидение возможно только тогда, когда его владельцы сами будут честными и чистыми.
Впрочем, и тогда, когда (чисто теоретически) такой «белый» медиамагнат появится, нельзя будет говорить об абсолютно свободной прессе — потому что у этого медиамагната будут свои друзья во власти, которые обязательно станут неприкасаемыми.
И вот ведь парадокс, я бы даже сказал Парадокс Парфенова. Вы ведь, Леонид Геннадьевич, тоже не на каком-нибудь оппозиционном РЕН-ТВ или RTVI сегодня работаете, а на вполне государственном Первом? И ваши «робкие» сторонники, пардон, маститые мэтры как-то не очень спешат расстаться со своими тепленькими местечками на гос или около гос каналах? Тогда, собственно, о чем мы еще говорим?
Когда при мне коллеги начинают ругать всех и вся, у меня один ответ. Будьте последовательны — уходите в глухую оппозицию, ругайте власть, создавайте настоящие честные оппозиционные силы — не проплаченные западом или ненавистной вами админкой, а по-настоящему честные и неподкупные. Но нет ведь. Проще, как и подавляющему большинству таких же либерально настроенных «кухонных» революционеров, вечерами за рюмкой чая ругать власть, систему, злобных чинуш, а по утрам вставать к «станку» и служить ненавистному режиму.
Самым смелым хватает иногда сил немного подгадить. Именно подгадить, по-мелкому, нелепо и дурацки. Неужели Парфенов не понимал, что его речь не покажут по ТВ, что она по большому счету никого не взволнует, просто потому, что большинство жителей страны ее просто не увидит? Думаю, понимал. Но с другой стороны, это ведь и гарантия того, что, вполне возможно, учитывая минимальный ущерб для власти от произошедшего, тебя немного пожурят, но все-таки оставят в покое, что называется при своих?
У Леонида Парфенова дрожали руки, срывался голос. За все 5 минут речи он ни разу не оторвал взгляд от текста, видимо, боясь посмотреть в глаза тем, для кого произносил свою речь….
И вы знаете, что мне обидно — что блистательный Леонид Парфенов теперь войдет в историю отечественной журналистики не своим отточенным стилем, высококлассными программами и фильмами, а подобно вице-президенту Янаеву, этими дрожащими руками и срывающимся голосом.
