Статью премьер-министра Владимира Путина «Страницы истории — повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнёрства?», опубликованную в польской «Газете выборчей» накануне его визита в Гданьск на мемориальные мероприятия по поводу начала Второй мировой войны, продолжают комментировать. В этом тексте премьер-министр называет пакт Молотова — Риббентропа аморальным и зовёт Польшу и Россию к взаимному прощению и примирению.
1.
Видный американский эксперт по Восточной Европе Збигнев Бжезинский, известный жёсткой позицией в отношении СССР, а затем и России, советник по национальной безопасности нескольких президентов США, назвал статью «важным шагом к российско-польскому примирению», подчеркнув, что её «тональность очень хороша».
Знаменитый историк из Оксфорда и критик России Норман Дэвис также отозвался о статье очень позитивно: «Путин сделал шаг вперёд в отношении того, что было в России объектом умолчания. Он запустил стиральную машину, которая … смоет много грязи».
Польская газета «Трибуна» в рубрике «100 слов» отмечает, что «у русских своё видение довоенной и военной истории. Во многом оно противоречит нашему. Однако, как показывает статья Владимира Путина … у наших точек зрения также много общего. Стоит чаще подчёркивать это общее».
За то же ратует и Адам Михник — главный редактор «Газеты выборчей». И хотя идейный вдохновитель и стратег «Солидарности» полагает, что ряд аналогий, сделанных российским премьером (например, сравнение Мюнхенского сговора и пакта Молотова — Риббентропа), не оправдан, он подчёркивает, что «российско-польский диалог остаётся одним из главных завоеваний последних 20 лет», а «слова Путина выделяются на фоне риторики «националистов-великороссов» с их неосталинизмом».
Был ряд и резко критических выступлений, замешанных на застарелом недоверии и злопамятности. Но, в основном, политики, эксперты и публицисты Запада расценили статью Владимира Путина как указание на возможный отход России от советского пропагандистского стиля, а то и на дальнейшее потепление курса.
Впрочем, статью государственного деятеля такого масштаба, опубликованную за рубежом, наивно считать текстом, обращённым исключительно к тамошним аудиториям. И важен он далеко не только для них.
2.
В России отношение к роли и месту СССР во Второй мировой войне остаётся темой горячих дискуссий. Чем был пакт 1939 года — сделкой агрессоров или попыткой Советов выиграть время для укрепления обороноспособности? Чем был приход Красной армии в Восточную Европу в 1945 году — освобождением или оккупацией? По этим и другим вопросам единства в обществе нет. И хотя, как указал в статье Владимир Путин, в России пакт Молотова — Риббентропа официально осуждён, это осуждение разделяют не все.
Ряд представителей политического и экспертного сообщества всё ещё идентифицируют себя сегодняшних со страной прошлого — СССР, возлагая на Россию (а значит, и на себя) ответственность за деяния советского режима.
Увы, эта позиция говорит не столько о последовательности, сколько о склонности принимать правила игры, которые скорее навязаны извне, чем приняты самостоятельно. Создаётся впечатление, что многие годы российские интеллектуалы остаются объектом успешных кампаний по управлению выбором. Задача одной из них — побудить их «склеивать» своё «сегодня» с советским «вчера», вновь и вновь страдать от травм советского периода, переживать фантомные боли в давно отрезанной руке. Ведь свободная от этих хворей, сильная и идущая вперёд Россия — опасный конкурент. А Россия, отягощённая недугами прошлого, мятущаяся в сети полуправд и полупониманий, не способна к высокоэффективному соперничеству.
Задумаемся: не это ли имеет в виду Владимир Путин, когда пишет: «Былые трагедии — недоосмысленные либо осмысленные фальшиво и лицемерно … ведут к появлению … историко-политических фобий … Влияют на сознание общества, искажая его в угоду недобросовестным политикам».
Одна из этих непростых, драматических истин состоит в том, что вот уже скоро 20 лет, как СССР и Россия — разные страны.
При этом, несомненно, наша страна и сегодня несёт ответственность международных соглашений и обязательств СССР, хранит гарантированную ими территориальную целостность. Мы высоко ценим подвиги, победы и достижения братских народов, рождённые их талантом, творческой энергией и неукротимым жизнелюбием. Кто посмеет отвергнуть такое наследие, как Великая Победа или полёт Гагарина? Но кто может заставить нас наследовать злодеяния «красного проекта»? Кто убедит разделить его цели?
Правда, которой важно посмотреть в глаза, состоит в том, что мы больше не строим коммунизм. Не несём факел пролетарской революции во все концы света. Не ищем лидерства в борьбе социальных систем. Отвергаем авторитаризм и тоталитаризм. Всё это — не наше наследство.
Да, это было в истории империи, на части территории которой строится новая Россия. И, как пишет Владимир Путин, «это наша общая история, и она неотделима от нас».
Но история и наследство — не одно и тоже.
3.
Наследник принимает не только материальные ценности семьи, не только связанные с ней правовые положения, традиции и память, но и её цели.
Для одних это продление рода в новых поколениях. Для кого-то — преумножение капиталов, развитие дела. Для других — изменение социальных систем, а то и мира… Масштабы могут разниться, но цели (пусть и не осознанные) есть всегда. И только их принятие как своих в полной мере делает новые поколения наследниками предыдущих.
А изменение их содержания и масштабов ставит полноту наследования под сомнение. Но кто заставит новые поколения принимать старые цели, не отвечающие их интересам?
Советская Россия (хотя и избирательно) приняла историю России имперской и доимперской. Но — не её цели. Она отвергла это наследство. Так и Россия сегодняшняя ставит свои задачи отнюдь не на основе идей, двигавших СССР. Мы не крушим мир капитала. Напротив — включаемся в него как деятельная, успешная и сильная сторона.
Родины, в которой росло большинство из нас, уже нет. Прошлое прошло. Родилось поколение, не знавшее коммунизма. И ему полезно знать о «чёрных» моментах истории, как назвал Владимир Путин Вторую мировую войну и как мы можем назвать тоталитарный режим, «исковеркавший судьбу нашего народа». Чтобы не допустить их повторения или пародирования. Да, «нет такого судьи, который мог бы вынести прошлому абсолютно беспристрастный вердикт. Мы обязаны извлекать уроки из истории, если хотим иметь мирное и счастливое будущее…», пишет Владимир Путин, говоря именно об уроках, а не о примерах для подражания.
Этот важный момент статьи звучит особенно значимо на фоне уже упомянутой дискуссии о Второй мировой войне. Ведь в ней, похоже, обсуждается не столько политика СССР в отношении Польши и балтийских стран, сколько маршрут российского общества, наши цели. Будущее страны. И разве помогают созданию этого будущего попытки «переписать историю под нужды сиюминутной политической конъюнктуры», которые критикует премьер-министр в своей статье?
«Можно с полным основанием осудить пакт Молотова — Риббентропа…» — заявляет Путин. И далее: «Сегодня мы понимаем, что любая форма сговора с нацистским режимом была неприемлема с моральной точки зрения…»
В этой фразе важны слова «сегодня» и «мораль». Именно с точки зрения сегодняшней морали, разделяемой Путиным, может быть осуждён договор с нацистами. Но в 1939-м в СССР моральным считалось то, что было в интересах советской власти. Путин отказывается наследовать такую мораль. «Не может быть, — пишет премьер-министр, — разумной, ответственной политики вне нравственных и правовых рамок». Отчего бы нашим политикам и креативному классу не принять это обращение на свой счёт? Почему бы не услышать этот призыв к идейному самоопределению?
«Нравственный аспект проводимой политики особенно важен», — заявляет Путин. Следует ли из этого, что нравственная позиция столь же важна в политике, как и искусство возможного — умение успешно действовать из позиции конъюнктурной? А разве всегда одно мешает другому? Чем было создание Антигитлеровской коалиции, как не единением виртуозного владения «искусством возможного» и нравственным актом?
Союз борцов с нацизмом стал доказательством того, что «страны и народы, при всех их различиях … способны объединяться во имя будущего. И сегодня, когда нас скрепляют единые ценности — мы … обязаны … расширять глобальное пространство сотрудничества…» Здесь — указание на другую важную часть коммунистического наследства, которую Россия не принимает. Это — ценности. Те, что отнюдь не совпадали с ценностями «свободного мира». Но Путин говорит: Россия — часть этого мира, скреплённая с ним «едиными ценностями».
И это даёт ему неоспоримое право заявлять и об аморальности пакта Молотова — Риббентропа, и о том, что наш народ, «судьбу которого исковеркал тоталитарный режим», понимает чувства поляков, связанные с Катынью, и о горькой судьбе солдат, страдавших в «лагерях Пилсудского» в ходе войны 1920 года…
Владимир Путин заявил Европе: у нас — общие ценности. Но в этом заявлении можно услышать и вопросительную интонацию: что побуждает вас отказываться это признать? Почему вы навязываете нам наследство «красного проекта»? Думается, этот вопрос задан не только Западу.
